У любви не всегда красивое лицо
Шрифт:
Наконец она отворилась. На пороге стоял перс, которого я уже и не думал увидеть, и удивленно смотрел на меня. Видимо, я сейчас ужасно выгляжу – это мне сказали его глаза.
– Эрик? – недоуменно спросил он, и я вдруг осознал, что не могу больше держаться, что еще чуть – и я зарыдаю вслух. В моем горле образовался ком, а на глаза навернулись слезы. Как же надеялся и уже почти свыкся с мыслью, что этот ребенок - мой. Что у меня есть хоть один человек на свете, который действительно мой: и душой, и телом.
Я, не сумев сдержаться, горько всхлипнул, но тут же умолк, судорожно
– У меня много дел, - глухим голосом сказал я, очень стараясь, чтобы он звучал как можно жестче, - ты обещал присмотреть за Густавом.
– Да, конечно… - пробормотал Надир и уже что-то хотел сказать, но не успел, так как я резко отвернулся от него и, даже не взглянув на Густава, развернулся и пошел прочь от их дома. За своей спиной я слышал, как Надир передал ребенка в руки Алиши, а затем послышался топот ног, с чего я сделал вывод, что он бросился вслед за мной. Зачем он это делает?.. Я еле слышно застонал. Ради всего святого, я хочу побыть один и попробовать понять все то, что сейчас происходит в моей жизни, попробовать справиться с этим!
– Эрик, что случилось? – Надир все-таки догнал меня и остановил, схватив за рукав и повернув к себе. Он был очень взволнован и озадачен.
– Всё! Всё случилось, Надир! – почти закричал я.
– Мальчик! Я думал, что он мой сын! У него потрясающий слух, у нас одинаковые глаза, а еще у него такая же родинка, что и у меня. Ох, Надир, какой же я дурак! – я застонал от бессилия и схватился за голову.
– Я пришел к Кристин и спросил напрямую об этом, а она посчитала меня сумасшедшим. Это не мой сын, Надир… Не мой!
– Эрик, Эрик, успокойся! – он попытался схватить меня, взволновано расхаживающего по улице, за локоть, однако я увернулся.
– Да остановись же ты! – но я только подальше отошел от него и замахал головой.
– Уходи, Надир, мне не нужна жалость.
С этими словами я отвернулся от него, потрясенно взирающего на меня, и пошел к ресторану, каждую минуту ускоряя шаг. Опять эта безумная попытка сбежать, уйти от себя и от своей боли… Но ничего не получалось, безумие настигало меня и я изо всех сил сжимал пульсирующие дикой болью виски.
В таком состоянии я заявился на работу. Это была худшая смена в моей жизни. Я терялся, путал ноты, играл совсем не то, что написано, а мои мысли вились только вокруг того момента, когда я лежал и умирал дома после нападения Рауля. Я так хотел умереть тогда, но выжил лишь потому, что подумал, что должен жить ради Кристин и Густава. Но теперь смысла в этом не было… Теперь ни в чем больше не было смысла. Лучше бы я тогда умер, лучше бы не знал той боли, которая приходит, когда рушатся все надежды…
– Эрик, что на тебя нашло?
Я поднял глаза на доктора Гангла, который стоял передо мной, и понял, что не играю. Я так задумался, что мои пальцы неподвижно лежали на клавишах, чего раньше никогда не случалось. Как бы я ни был обижен, оскорблен или ранен, я всегда садился за пианино и изливал свою боль… Теперь же мне даже играть не
– Что с тобой?
– директор внимательно меня осмотрел, и я уже подумал, что сейчас он начнет ругаться, но ничего подобного не случилось. Он только как-то сочувственно поглядел на меня, а потом, видимо, прочитав что-то такое в моих глазах, что его сильно обеспокоило, успокаивающе положил руку мне на плечо.
– Ты что-то очень
бледный и довольно плохо выглядишь… Ты не болен?
– Может быть, - все так же задумчиво ответил я, не желая ничего и никому рассказывать.
– Я себя не очень хорошо чувствую.
Доктор Гангл нахмурился, а затем сказал:
– Возьми себя в руки, Эрик. Я даю тебе три выходных подряд: сегодня, завтра и послезавтра. Отдохни и возвращайся полным сил. Мне не нужен такой работник, который вечно болен.
Конечно, не нужен! А кому я вообще нужен? Никому. И никого у меня нет… Нет, и не будет, потому что никто никогда не сможет полюбить монстра.
Я встал из-за рояля и, немного пошатываясь, вышел из ресторана. Всю дорогу домой в моем воспаленном мозгу билась всего одна мысль: «Всегда один, всегда всеми презираем, всегда ищущий любовь и всегда получающий в ответ только презрение и безразличие…»
Добравшись до дома, я медленно вошел в свою комнату и прикрыл за собой дверь. И снова подумал о том, о чем думал уже не раз за свою долгую и заполненную страданиями жизнь, но всегда находился повод для того, чтобы выбросить ее, повод для того, чтобы суметь выкарабкаться из отчаяния… Но теперь такого повода не было. Пора воплотить в жизнь эту мысль. Давно пора. Хватит быть слабовольным человеком, надо, в конце концов, принять решение и избавиться от всего этого: от этой боли, от этого отчаяния, от этих страданий, от этой жизни.
Я сел на кровать и глубоко вздохнул. Пути назад уже не было. Надо просто взять себя в руки и сделать это. Я еще раз вздохнул, пытаясь успокоиться, а потом открыл тумбочку, стоящую возле моей кровати. И увидел там то, за чем и шел сюда. Нож, с длинным, блестящим и очень острым лезвием. Оно так красиво блестело, и было таким холодным и безразличным… Таким же, как все люди, которые когда-либо появлялись в моей жизни. Им всем было плевать на меня, на то, что я чувствую, на все. Теперь настал мой черед сделать что-то: или нанести судьбе ответный удар, или покориться.
Так что же выбрать? Все мое естество Призрака оперы кричало о том, что нужно продолжать жить, жить и бороться, но этот внутренний голос глушило мое сердце, уже давно израненное, и моя душа, уже давно сломанная. Да, я сломался, я больше не мог так жить, да и не хотел. Пора покончить со всем этим, пока наконец-то обрести свободу… Пора, пора!..
Я прижал нож к запястью и слегка надавил. Тут же на руке выступили небольшие капли крови. Я понимал, что должен был остановиться, но я не хотел. Я хотел умереть и закончить все это раз и навсегда. За всю свою жизнь я никому не был нужен, я лишь слепо искал любви, но взамен ничего не получал, лишь презрение и отвращение… Какой же я жалкий и ничтожный! Даже мальчик, которого я считал сыном, и тот оказался отпрыском виконта…