У подножия Саян
Шрифт:
Коля! Каким смелым и благородным был твой отец! Он мог бы остаться в живых. Если бы прибежала собака, люди могли бы догадаться, в чем дело, спасли бы его. Врача бы вызвали. Но он думал о нас с тобой, только о нас, не захотел причинить нам боль. Зачем он меня щадил? Зачем?.. Я ведь сильная. А теперь я одна.
Любимый сын! Тебя я назвала Колей — так хотел твой отец. Он мечтал видеть тебя таким, каким был русский богатырь, сын крестьянина. Я выращу тебя таким. Это будет лучшей памятью моего сердца о твоем отце.
Коля! Ты вырастешь и, конечно, прочтешь эти строки. Люби
Эрес думал, смотрел в окно не мигая. «Почему я вчера у тополей с ней так обошелся! Даже не поинтересовался ее жизнью. Полез целоваться». Он злился, обзывал себя самыми последними словами. Потом встал с койки, вышел в коридор — одному в комнате было невыносимо.
По коридору шел парень, дымя папиросой.
— Не найдется закурить? — хрипло спросил Эрес. — Я, правда, некурящий...
— Ничего, бывает, — отозвался незнакомец и подал пачку «Беломора». — Бери в запас.
Эрес поблагодарил, вернулся в комнату, дочитал тетрадь.
Из последних записей Долааны он понял, что ее мать вместе с внуком переехала в районный центр.
У Эреса было такое чувство, что Долаана — близкий ему человек, а ее сын Коля — родной ему. И уже теперь-то он постарается заслужить ее уважение. Он постарается!
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Мастерские МТС размещались в длинном одноэтажном корпусе с большими окнами. Под самым потолком по монорельсовому маршруту двигалась конвейерная цепь — гали. На тросах, чуть раскачиваясь, плыли моторы. Во всем чувствовался особый, однажды заведенный порядок — все делалось без суеты и спешки. Вдоль стен поблескивали различные узлы машин.
У стеллажа, склонясь над чертежами, о чем-то спорили двое слесарей.
Эрес еще не знал, где будет работать после того, как закончится ремонт. Разговор об этом директор обещал возобновить после того, как новичок докажет свое умение «чувствовать» технику. И Эрес старался показать себя: с утра до поздней ночи пропадал в мастерской, комплектовал тракторы, работал на токарном станке. Чуть где заминка — он тут как тут. Помощь и умение здесь ценили, и Эрес был рад хорошей практике.
В те дни по аалам обсуждалось решение Пленума ЦК о передаче техники колхозам. В общежитии механизаторов каждый вечер затевались жаркие споры.
— В других республиках, может, и есть такие хозяйства, которым по карману техника, а у нас, в Туве, вряд ли. Слабоваты мы еще, — доказывал сосед Эреса Шойдак, молодой тракторист в ладно подогнанном комбинезоне.
Эрес тронул его за рукав.
— Пожалуйста, не загибай. Назови мне в нашем Улуг-Хеме такой слабенький колхоз.
— Ну, например... — Шойдак почесал затылок. — Чем может похвастаться тот же «Чодураа»?
—«Чодураа»... — Голос Эреса прозвучал неожиданно вызывающе. — Он сможет купить технику. И управиться с ней. Механизаторы там тоже есть.
— Не спорь, — отмахнулся тракторист. — Я там работал. Новая техника! Два года не могут со мной рассчитаться. Нет уж, я туда не ходок — за одни обещанки работать!
Эрес был задет за живое. Конечно, в какой-то
— Государство — не старые китайские купцы, — отрезал он. — И в кредит верит, и помогает. Если «Чодураа» сразу не поднимет технику, возьмет ссуду. — Он говорил все более запальчиво, не замечая удивленных взглядов ребят. — Технику, между прочим, для того и передают колхозам, чтобы избавить их от рвачей, которые думают не об урожае, а о том, как побольше записать на свои счет пахоты. Понял?
— Кто же туда пойдет, в этот разнесчастный «Чодураа»? А без людей техника, знаешь, через год — металлолом.
Эрес внимательно посмотрел на тракториста. Тот улыбнулся: «Доходит, значит!»
— Я пойду, — сказал Эрес. — И ты тоже. Земля-то наша, общая. Не бросать же ее.
Кто-то из присутствующих фыркнул.
— У него в Агылыге не иначе невеста осталась. Вот его и тянет туда.
Эрес, чувствуя, как горит лицо, настойчиво продолжал:
— По-вашему, на слабые колхозы начхать, а самим за длинным рублем?
— Кто же так говорит, парень? — смягчился тракторист. — Нашего решения пока не было.
Эрес быстро привык к новой работе. Дело казалось ему легким, дни — короткими.
После того, как он прочитал дневник Долааны, узнал о гибели Сенди, ему не давали покоя степи Агылыга. Они еще распахнут перед ним свое приволье. Нужно только убедить правление, Кончука в том, как важно сейчас взяться за целину — с умом, по-хозяйски. Он сможет это сделать. Этот Сенди тысячу раз прав.
Ему хотелось увидеть Долаану. Она просто нужна ему, необходима. И еще он должен узнать, что же собою представляет Мыйыс-Кулак. Все совпадало: и то, что говорил отец Эреса о кривых страшных зубах бандитского главаря, и то, что пишет Долаана в своем дневнике. Надо точно установить, кто убил комсомольца Сенди. Почему револьвер был спрятан именно у обвала? И куда он исчез? Нет, не случайно в тот день у Шырбан-Коков была попойка. Вот уж действительно: свои зубы опаснее чужих.
На другой день, когда Эрес стоял у станка, к нему подошел Шойдак — тот самый спорщик-тракторист, и, подмигнув, сообщил:
— Там тебя дожидаются на улице... Девушка...
Эрес как можно спокойнее спросил:
— Что за девушка? Не помню, чтобы в этом городе у меня были знакомые, — сказал он не очень уверенно, не желая выдавать радости. Не спеша вытер ветошью ладони, медленно пошел к выходу. К Эресу закралось сомнение: нет, это не она, не Долаана.
— Росточком невелика, стройненькая. В глаза смотреть не стал, раз тебя спрашивает. Дело такое.
— Тогда вот что... я без тебя найду.
Парень вздохнул и отстал.
Еще издали Эрес увидел в дверях проходной ту, которую вовсе не ждал, — Бичииней.
— Па, как ты здесь оказалась?! — он постарался улыбнуться и протянул ей руку. — Ну, что там нового у вас?
Бичииней смотрела на него. Ресницы ее вздрагивали.
— Когда приехала?
— Утром, — и облизнула пересохшие губы. — Я на семинар.
— Какой семинар?
— Библиотечных работников.
Только сейчас он увидел у нее подмышкой книгу.