У подножия Саян
Шрифт:
— Когда обратно в Агылыг?
— Там есть человек. В другое место, наверное, направят.
Казалось, больше говорить не о чем. Эреса ждала работа. Мучительно смущаясь, Бичииней спросила:
— Вечером встретимся?
— Зачем?
— Просто так. Кино посмотрим. Приходи обязательно.
Вечером в клубе показывали иностранный фильм о любви. Сплошные поцелуи и ревность. Бичииней сидела сосредоточенная, притихшая и счастливая. И столько непосредственности было в ее лице с широко раскрытыми глазами, что Эрес невольно улыбнулся. Он пошел
Вдруг она остановилась и повисла у него на шее, прильнув щекой к щеке. И так же внезапно отпрянула, рассмеявшись. Но этот смех лишь усилил чувство неловкости. Неожиданно для себя Эрес спокойно сказал:
— Слушай, никому это не нужно. Поняла?
Она молча кивнула.
— Хочешь, будем друзьями? Я не могу тебя обманывать, притворяться.
Она резко повернулась, пошла. Остановилась.
— А в гости к тебе можно? Как к другу.
— Можно, можно...
«Вот напасть. Что я скажу ребятам?»
...С этого дня Бичииней стала постоянной гостьей в общежитии. Товарищи Эреса уже привыкли к ней. И называли «наша невестка». Бичииней, казалось, была довольна, радовалась этому признанию, как награде. Иногда она брала у парней в стирку рубахи и приносила выглаженными.
Теперь, если шли в кино, то все вместе, и сосед Эреса Шойдак смешно ухаживал за Бичииней. Провожать себя она никому не разрешала, но однажды, после сеанса, улучив момент, спросила Эреса:
— Ты не сердишься, что я с ним, с Шойдаком?
— Что ты! — вырвалось у Эреса. — Я рад... то есть... он хороший парень. Очень хороший.
— Пусть он меня сегодня проводит?
— Пусть.
На этот раз глаза ее не были грустными, и он почувствовал облегчение: «Гора с плеч».
Однажды, возвращаясь с работы, Эрес столкнулся с парторгом Дажысаном. Издалека завидев Эреса, тот заспешил к нему, схватил за руку и долго тряс.
— Ну, пропащий! Решение Пленума знаешь? Куда думаешь податься?
— В Агылыг.
— Молодец! А я думал тебе длинную мораль прочесть.
— Я уже сам себе прочел.
— Хорошо, хорошо! — повторил Дажысан, потирая ладони. Они пошли рядом. — А теперь новости: закупаем столько техники, сколько нужно. Кредит неограничен. Есть предложение поставить тебя бригадиром тракторной. Как на это смотришь?
Эрес покраснел, как рак после горячей купели: «Я ведь удрал, а меня— бригадиром...» Тяжело сглотнул:
— Если доверите...
— Надо подобрать людей, таких, чтобы работали с желанием. Ведь на первых порах будет туго с деньгами, жильем... — Взглянул на часы, заторопился. — Ну, пока, Эрес! Мне еще в райком. Значит, договорились!
Эрес уже повернулся идти, но Дажысан остановил его.
— Забыл сказать тебе... Слышал о твоем предложении насчет целины. Если не передумал, поддержу. Теперь-то с машинами —
— Спасибо, тарга!
Они еще раз пожали друг другу руки, и Дажысан, удержав ладонь Эреса, сказал, прищурясь:
— Как это ты из колхоза... Не сказав ни слова, не посоветовавшись — раз-два и уметелил?
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Начало весны. Тает снег. В полях голосят первые грачи. Улуг-Хем, разрывая свой голубой панцирь, несется в тесных берегах, громоздя глыбы льдин, не зная ни удержу, ни преград.
Эресу казалось, весна его жизни тоже начинается с марта. Пять тракторов, закупленных колхозом «Чодураа», стали базой бригады, которую возглавил Эрес, отправляясь в Агылыг.
Снова обвал Чазарадыр. Высокие вершины. Отсюда уже видны дальние поля Агылыга. Теперь он уже не был тихим уголком, как когда-то. Эрес еще издали различил маячившую у обочины дороги грозную фигуру тетушки Тос-Танмы, ветер трепал цветастое платье. Эрес остановил трактор. Тос-Танма, уцепившись за поручень, ввалилась в кабину. Усевшись рядом, утерла вспотевший лоб, сказала с усмешкой, словно они никогда не расставались:
— Вот так, тьма-тьмущая. Не провожала, а встретила первой.
Трактор взревел и тронулся с места.
— Как живете, тетушка? — прокричал Эрес.
— Хорошо живем. Не на чужом, а на своем тракторе вот еду. И — мягко, тьма-тьмущая!
— Только шумит здорово.
— Ничего. Одно плохо, садиться неловко. Не то, что на коня.
Трактористов встречали все. Высыпали на улицу и стар и млад. Тетушка, высунувшись из кабины, горделиво помахивала рукой.
Трибуна возле колхозной конторы была разукрашена красными флагами, лозунгами. Толпа окружила машины. Конечно, тракторы не были диковинкой, но ведь это свои, колхозные, и, значит, интерес к ним особый.
Дажысан, Кончук и трактористы поднялись на трибуну. Тут же очутилась тетушка Тос-Танма.
Председатель зорко оглядел собравшихся, бросил руки на перила.
— Товарищи! Сегодня в истории нашего колхоза торжественный день. Отныне мы сами распоряжаемся землей. Земля, правда, давно наша, но в уходе за ней до сих пор не было единого хозяина. Урожай, если можно так сказать, выращивали два хлебороба: колхоз и МТС. Теперь мы и сеятели, и жнецы.
Теперь мы за все в ответе. Так решила партия. Спасибо ей! Ура!
Собравшиеся хором подхватили, захлопали в ладоши. Кончук сиял, словно ли аплодисменты предназначались ему. Затем его место занял Дажысан. Говорил он негромко, спокойно. О том, что делается для того, чтобы поднять сельское хозяйство, как важно сейчас бережно относиться к технике, ведь она — основа успехов. Все теперь зависит от нас самих. За новым конем, как говорится, — и новый уход.
Когда волнение улеглось, Кончук поднял руку, требуя тишины. Лицо его было серьезно, но губы тронула улыбка, когда он объявил: