У подножия Саян
Шрифт:
— Верно, — поддержала сестру Манмаа. — Собралась тут вся твоя родня. Пожалей своих отца и мать. Посмотри на них, измучились, состарились, а все для твоего счастья стараются.
— Не нужно мне такое счастье. Родных я не собирала и слова не давала. Я пожалуюсь таргаларам...
— Ха-ха! Таргаларам! Председателю, что ли? — Опять голос Дозур-оола.
Его перебил другой мужской голос:
— Зря наша невестка артачится. То, что мы съели и выпили, не вернешь назад. Ха-ха! Что мы как осенние вороны шумим. Тут свадьба, мне сказали;
— Вот и пробуйте жизнь на вкус! А я сама найду свое счастье!
Из юрты выскочила Анай-кыс и побежала по дороге. «Сама найду, — стояло в ушах Лапчара. — Куда же она? Ночь кругом». Лапчар — за ней. Услышав шаги, девушка побежала еще быстрее.
— Анай-кыс!
Она продолжала бежать.
— Анай-кыс! Подожди!
Повернула голову, остановилась, но, увидев приближающегося человека, отпрянула и снова хотела побежать.
— Это я, я! Лапчар...
Она медленно, настороженно сделала к нему несколько шагов, мгновение стояли друг против друга. Вдруг она уронила голову ему на грудь, дала волю слезам. Плечи ее содрогались от рыданий.
— Успокойся, Анай-кыс. Все хорошо. Успокойся.
— Увези меня куда-нибудь, — сквозь слезы проговорила она.
Он молчал.
— Куда-нибудь, подальше отсюда...
Лапчар не знал, что ей ответить, тем более не знал, что предпринять в данный момент. Совсем близко он чувствовал мокрое от слез лицо Анай-кыс и стоял как вкопанный, боясь пошевелиться.
— Дочка, Анай, иди сюда! — Послышалось издали. — Хватит тебе злиться, иди к нам! — Видимо, мать вышла из юрты, желая вернуть виновницу торжества.
Анай-кыс будто очнулась, перестала плакать и отстранилась от Лапчара. Перед ней стоял не брат, не родственник, а посторонний взрослый мужчина. Она уже сожалела о своих словах, стыдилась своей слабости.
— Ладно, хватит... — сказала она и пошла вперед.
— Я с тобой, — сказал Лапчар.
— Куда? — Снова вздохнула она.
— Я никому не позволю издеваться над тобой, — голос его неожиданно стал твердым, уверенным. — Если хочешь — выходи замуж за Эреса... он скоро вернется... или за кого другого, кого сама выберешь, Достак-оолу я тебя не отдам!
Теперь Анай-кыс стояла, не шелохнувшись, и смотрела на Лапчара широко раскрытыми глазами. Действительно, перед ней был мужчина, который умеет не только махать топором и валить деревья, а — что самое главное — умеет постоять за себя.
— Поехали, — сказал он, беря ее за руку.
— Куда? — Удивилась Анай-кыс.
— По дороге я тебе все расскажу, — и, видя, что она сомневается, добавил: — Здесь-то тебе нечего делать.
— А конь у тебя есть?
— На одном поедем.
Анай-кыс указала в сторону, где стояли лошади:
— В белых чулках наш. Отвяжи его.
— Отец не станет разыскивать?
— Пусть ищут.
Лапчар посадил Анай-кыс на своего коня. Ход у него мягкий, на нем легче ехать. Стараясь не шуметь,
— Куда дальше поедем, брат? — спросила Анай-кыс, когда подъезжали к селу. Не знала она, что тот же вопрос задавал себе и Лапчар, стараясь держаться спокойно, не выдавая своего смятения. — Мы как загнанные в валенок мыши, — словно угадав его мысли, сказала Анай-кыс спокойно.
Ей действительно было с ним спокойно, хотя она не знала, куда они едут, что с ней будет, вообще ничего не знала. Но рядом был этот парень, такой искренний и надежный, как брат. Она и не заметила, как стала называть его так.
— В Хендерге! — выпалил Лапчар.
— В Хендерге? — удивилась она. Анай-кыс только слышала об этом далеком аале за перевалом. — Это же очень далеко, за перевалом?
— Нет такого перевала, Анай, который не одолел бы человек.
— Когда же поедем? — неуверенно спросила она.
— Сейчас, немедленно, — он старался говорить бодрым голосом. — Если ехать всю ночь, к утру доберемся. У меня там сестры. К ним и поедем.
— Странно все... Вдруг приедешь с девушкой. Что они подумают?
— Почему? Если с девушкой, не обязательно еще... — он запнулся, — не обязательно сразу думать, — отшутился он. — Не уснуть бы вот на перевале.
— Летняя ночь, как верблюжий хвост.
— Ну, тогда все в порядке! А дня через три, когда вся эта заваруха кончится, вернемся. Опять будешь доить коров.
— А девушки подумают, я замуж выхожу. Жена председателя, оказывается, сообщила Сергею Тарасовичу, что меня не будет эти дни.
Всадники въехали в лес. Дорогу эту Лапчар знал хорошо. Раньше по ней ездили только верхом. Потом близлежащие колхозы совместными усилиями очистили ее, так как в Хендерге жило много чабанов и скотоводов. С ними нужна была связь, им подвозили продукты, строительные материалы. Но дорога в глубокой тайге долго не держится. Буреломы, дожди, весенние потоки заваливают и размывают ее. Поэтому машины и сейчас здесь не часто увидишь, проходит только вездеход.
Местами можно было срезать дорогу, ехать напрямик, но Лапчар не хотел рисковать: с ним была Анай-кыс. Она впервые ехала на такое расстояние. Он боялся, что она выбьется из сил, заснет, и тогда волей-неволей надо будет думать о ночлеге здесь, в тайге. Лапчар и сам думал об этом не без страха. Чтобы как-то отвлечь ее, он рассказывал какие-то истории.
А вот начинается подъем. Стали слышны голоса птиц, ночной мрак постепенно рассеивался, будто тайга вздремнула немного и теперь просыпалась. Она устала за целый день, накормить столько зверей, птиц, деревьев, каждую травку, каждую ягодку! Поэтому сон ее так глубок, тьма-тьмущая. И вот сейчас снова начинается ее трудовой день.