У подножия Саян
Шрифт:
Воцарилась тишина, больше никто не спорил, не задавал вопросов. Предложение было принято с условием, что Сергей Тарасович представит правлению бумагу с экономическими подсчетами. Этого потребовал парторг Илюшкин.
Лапчар перестал даже заглядывать домой. Только что он вернулся с полива кукурузы. «К концу лета еще раз польем как следует, и вытянется во какая», — говорил довольный Петренко, касаясь рукой затылка Лапчара.
— Теперь куда меня поставите? — спросил Лапчар.
— Сам знаешь, с доярками плохо у нас. Предлагал ребятам — они ни в какую, таращат на меня глаза. Сейчас, правда, вернулась одна, отправляли ее на учебу в Кызыл.
— На доярок
— А ты как думал. В наше время, брат, без учебы ни одно дело не спорится. В прошлом году я ездил на Украину, перенимал опыт... Ладно, потом...
Около них остановилась машина с бидонами. Кивнул Лапчару на шофера Петренко:
— Будешь с ним возить молоко, по нескольку ездок в день. А сейчас отвезете фляги побыстрее на чайлаг, скоро дойка, да дорогу смотри, шофер-то знает.
Запели бидоны на стареньком грузовике, из-под колес поднялась пыль. А кругом все было одето в зеленое. Упругие волны теплого встречного воздуха врывались в кабину. Тело чувствовало бодрость, силу. На душе было хорошо. Не прошло и часа, как шофер затормозил возле палаток. Неподалеку, выпуская синий дым, работал движок, под открытым небом стоял доильный агрегат.
— Тарга наш молодец, — говорил шофер, молодой парень по имени Шавар-оол. — В прошлые годы с дальних точек пока едешь, не то что молоко, сам прокиснешь. Теперь — другое дело.
Коров только что подоили, они уходили с гордым видом, независимым, как сытые гусыни. Машина остановилась у большой белой палатки, в которой теснились бидоны. Шофер и Лапчар вышли из машины.
— Ух, милашки, видите, как быстро соскучились по вас парни нашего аала! Жена на меня косится, а я все равно к вам еду. Не прокисло ли у вас молоко?
— Девушки нашего аала не допустят этого, — в тон ему отвечала девушка-учетчица, продолжая делать карандашом какие-то пометки в блокноте.
«Хорошо то как, — набрав полную грудь воздуха, Лапчар оглянулся вокруг. — Цветов, цветов, художника бы сюда!» У одной из палаток, у телеги, нагруженной дровами, возилась девушка, она никак не могла освободить край зацепившегося за сучок халата. Лапчар подошел к ней: «Я сейчас помогу». Не глядя на него, она проговорила: «Хотела вот дров наколоть и застряла...» Он отцепил подол халата, девушка выпрямилась и посмотрела ему в лицо. Сначала в ее глазах было удивление, потом она заулыбалась, глаза, губы и родника на левой щеке. Сердце Лапчара екнуло и полетело вниз. Он ясно увидел сайзанак из камешков на берегу реки и беззубую девочку с косичками. Услышал звон серебряного колокольчика: «Завтра мы снова будем играть вместе, да?» Его рука потянулась к шраму над бровью — жест, свидетельствовавший о его сильном волнении.
До конца дня Лапчар молчал. Не слышно его было, когда разгружали бидоны и грузили обратно с молоком, будто язык проглотил. Во время обеденного перерыва он один направился домой вдоль реки, стараясь ни с кем не встречаться и не разговаривать.
Вечером, когда Шавар-оол торопился в последний рейс за доярками, Лапчар не заметил, как уселся в кабину.
— Парни нашего аала замечают, загрустил ты, — безобидно пошутил Шавар.
— Много они видят, парни вашего аала, — ответил Лапчар, стараясь взять себя в руки.
— Все нормально, так и должно быть.
— Что — нормально?
— Я давно здесь езжу. Несколько парней уже поженил, не раз сватом был.
— Доброе дело делаешь, — усмехнулся Лапчар.
— Правда, меня с женой все приглашают в сваты, — сказал он, поправляя на голове промасленную кепочку. — Теперь не то, что раньше.
— Что, женить больше
— Не в этом дело. И парни есть, и половина девчат на ферме не замужем. Дело в моей половине. — Шавар-оол сбавил газ, достал папиросу, закурил. — Такая история получилась... Чайлаг наш тогда бог знает где был, доярки там жили все лето, а мой дом — известно — в селе. Только один рейс делал, не то, что сейчас, раз-два и там. Выехал как-то после обеда, ко мне подсела доярка одна — дела у нее были в селе, — имя неважно. Недавно она вышла замуж. Да будет ей счастье! Едем мы, понимаешь, с ней, и на тебе — шина спустила! Достал запаску, поставил, девушка тем временем ягоды собирает. Ладно, едем дальше. Километров через десять — вторая лопнула! Что делать? Не было у меня с собой ни резины, ни клея. Осталось только ждать попутку. А когда она будет?! Бидоны с молоком спустил в речку. Вечер уже, машин нет. Пешком идти далеко и до села и до чайлага, сидим. На ночь пора устраиваться, кругом тайга, прохладой потянуло. Боюсь за нее, не замерзла бы. Закрыл ее в кабине, сам в кузове.
На следующий день выручила нас санитарная машина, к обеду были дома. Рассказал жене, что пришлось ночевать на дороге. Она не обратила внимания, я уж и забыл про это. Прихожу как-то с работы — жену не узнаю, на меня не смотрит.
— Заболела, что ли? — спросил Лапчар.
— Да, заболела... от сплетен бабских. Есть тут одна в селе... до сих пор прячется, как меня увидит. Нагородила ей с короб, что и машина у меня не сломалась, заночевали нарочно, что же? — девушка молодая, симпатичная. Насилу уговорил свою.
— Поверила? — сочувственно спросил Лапчар.
— Надо обязательно верить друг другу. У нас дети, все хорошо. — Шавар-оол сделал последнюю затяжку. — А вот девушке той не повезло. Жених ее, пустоголовый, начал ко мне ревновать. Ходил к нему, разговаривал — все напрасно. Так и не сложилась у них жизнь. Этим летом за другого парня вышла. Лучше иметь короткую жизнь, чем длинный язык. Парни нашего аала не задерживаются, вот и приехали, — подытожил шофер, нажав на тормоз.
Коров поблизости не было. Лапчар взглянул на телегу с дровами. Возле нее — тоже никого. Услышав шум машины, из палаток выбежали девушки, веселые, разговорчивые, совсем не такие, как днем. Отдыхают после трудного дня.
— Парни нашего аала не задерживаются, — сказал Шавар, выпрыгнув из кабины.
— Девушки нашего аала тоже готовы! — Был ответ, и одна за другой легко прыгали в кузов. Лапчар тоже прыгнул.
— Вы разве не в кабине? — спросила старшая из доярок.
— Садитесь вы, а я здесь.
Как только машина тронулась, девушки запели.
Песни стебель не засох, Засохла прутика верхушка. Пусть засохла, ну и что ж? Еще вырастет, красивей.Лапчар смотрел на девушек, которые так красиво и слаженно пели. Прав Сергей Тарасович: замечательные у него девушки, и работать умеют, и петь.
А потом — здесь была Анай-кыс. От этой мысли ему становилось тревожно и радостно. Она сидела сейчас у переднего борта, Лапчар мог видеть только ее платок. А частушки, точно воды Шивилига после проливного дождя, лились и лились без конца.
Руки сильны потому, Что трудом они заняты. Двое хороши потому, Что любят друг друга.