У стен Анакопии
Шрифт:
5
Ночи Федор проводил в помещении, под которым находился колодец с тайным ходом. В нем никто не жил, хотя в дни осады цитадель была переполнена. Хибла намеревалась занять его — она не хотела стеснять ни себя, ни Гурандухт, с которой разделила свою комнату, но Федор решительно воспротивился ее намерению. Она догадалась: с этим помещением связана какая-то тайна; то, что ее муж проводит в нем ночи, лишь укрепило ее в этом мнении. Она часто бывала здесь. И однажды заметила, что муж иногда к чему-то прислушивается, при этом нетерпеливо посматривая на нее и желая, видимо, чтобы она ушла. Хибла не была бы женщиной, если бы ее не терзало любопытство. В эту ночь она засиделась у него допоздна. Федор подсчитывал запасы продовольствия.
— Что тебя тревожит, мой повелитель?
Федор досадливо бросил свинцовую палочку, которой вел запись.
— Приезд правителя Картли с воинами спутал наши расчеты на запасы продовольствия, — сказал он. — Если не сократить выдачу мяса и зерна, то через две недели гарнизон начнет голодать; если же сократить, — воины ослабнут, и тогда мы не сможем отбиться от врагов в случае нового штурма...
В этот миг Федор уловил в подземелье шорох.
— Ты оставила царевну Гурандухт одну, это неучтиво, пойди к ней, — требовательно сказал он.
Но у дочери хазарских степей слух не хуже. Она тоже уловила какое-то движение под полом, а потом — явственные шаги. «Кто-то ходит под нами. Не женщина ли? Не затем ли муж отсылает меня, чтобы встретиться с ней?» Хиблу охватила ревность. Злой желтый огонек блеснул в ее глазах. Федор догадался: она тоже слышала шум в подземелье, и понял, что происходит в душе жены, и несколько мягче сказал:
— Иди, потом все узнаешь.
Хибла недоверчиво взглянула на него и вышла. Но разве женщина может не подслушивать, когда дело касается ее мужа? Она приникла ухом к стене. До нее донесся разговор двух мужчин: один голос принадлежал ее мужу, второй — она сначала даже не поверила себе — Леону. Хибла торжествующе улыбнулась. Значит, из цитадели есть тайный выход! Это полезно знать — когда-нибудь пригодится. Она отошла успокоенная. Гурандухт была уже в постели, когда вошла Хибла. Женщины еще некоторое время посплетничали по поводу Хрисулы и Богумила, романтическая история которых стала достоянием всей Анакопии. Хибла осуждала Хрисулу за поведение, недостойное, по ее мнению, порядочной женщины. Гурандухт же, лучше воспитанная, защищала гречанку и ее право на любовь, о которой втайне мечтает каждая женщина.
— Я ее видела, она красива, а ее смелость меня восхищает, — говорила Гурандухт. — Не знаю, смогла бы я так же, как она, сражаться рядом со своим любимым и охранять его в бою.
Хибла внимательно посмотрела на Гурандухт. Она вспомнила, как царевна пырнула араба отравленным кинжалом, и тут же спросила себя: «А я смогла бы?» Она любила Федора по-своему — дико и необузданно, и ни с кем не смогла бы его делить, но сражаться с врагом рядом с ним? Нет, не женское это дело. Ее дело — родить ему наследника, которому ее бабка Парсбит пророчит большое будущее. Хибла пожала плечами, давая понять Гурандухт, что та ее не убедила. Вслух же, как бы между прочим, заметила:
— Пора бы архонту Леону вернуться.
Она увидела устремленный на нее взгляд глубоких, как утренний рассвет, глаз Гурандухт и догадалась, что та думала о нем.
— Но как он проникнет в крепость?
— Захочет, по воздуху прилетит, под землей пройдет, — сказала Хибла и дунула на свою свечу.
— Захочет ли? — задумчиво проговорила Гурандухт. Она закинула за голову красивые белые руки. Неровный свет оплывающей свечи четко выделял из сумрака ее строгий профиль и девичью грудь. Да, она думала о Леоне. Хибла проболталась ей о гибели его невесты. Теперь Гурандухт стала понятной сдержанность Леона в первую их встречу в Цихе-Годжи — тогда он любил свою Амзу. Сначала ей была нестерпима мысль о том, что ей, картлийской царевне; он предпочел какую-то абазгку простого рода, но потом поняла: это любовь. А может ли знатность рода заменить пламень настоящей любви? Счастливы ли царицы?..
Хибла смотрела на Гурандухт из темноты: «Красивая у правителя Картли дочь. Если он отдаст ее Леону, тогда осуществление замысла бабки Парсбит станет затруднительным». Об этом замысле Хибла боялась даже думать. Не ее это дело. Оно поручено врачевателю Шан-Биби. Сама она ничего не имеет против союза Леона с Гурандухт, но она должна заботиться о будущем своего сына. Никто не должен
Гурандухт тоже потушила свою свечу. Хибла услышала ее тяжкий вздох. Ей стало жаль царевну.
6
Леон встретился с аланским правителем Бакатаром у перевала в небольшой крепости Собгиси, издавна стоявшей на страже мисимийского пути. Бакатар уже немолод, но, как истинный сын гор, он в талии узок, в плечах широк, поступь его легка; шрам, рассекающий левую половину лица от высокого лба через бровь до подбородка, скрытого густой полуседой бородой, и великолепное оружие выдавали в нем бывалого воина. Леон оказал ему как старшему подобающие тому знаки внимания и уважения, чем расположил к себе гордого правителя воинственных аланов. Встреча была короткой. Негоже заставлять старшего спрашивать у младшего, зачем он зван в Собгиси. Не затем же он проделал трехдневный путь, чтобы полюбоваться на молодого правителя соседней Абазгии. Леон заметил в темных глазах Бакатара нетерпение и настороженность. Дабы не дать повода для ссоры, он решил не упоминать о давнишнем походе аланов на Абазгию и тех мелких стычках, которые время от времени возникали между абазгами и аланами из-за скота и горных пастбищ. Много ли надо, чтобы легко вспыхивающие аланы, сопровождающие своего владыку, схватились за рукояти мечей? Они и так с сумрачной завистью посматривают на отменное оружие спутников Леона. Горючего материала с той и другой стороны накопилось много — маленькая искра, и зазвенят мечи. Леон начал осторожно, издалека:
— Господь бог поселил наши народы по обе стороны гор Кавказских, наделил землей и наказал добывать хлеб насущный в поте лица своего, — говорил он. — Абазги и аланы издревле жили в мире, а когда враги приходили в наши горы, то и помогали друг другу мечами. Мы чтим память твоего славного пращура царя Сароэ и его воинов, которые более чем полтора века назад вместе с абазгами, картлийцами и армянами сражались против персов за нашу общую родину. Теперь нашим народам снова грозит враг — агаряне. Они уже разоряют Картли, не минуют и нас. Кланяются тебе правители Картли Мириан и его брат Арчил, а с ними и я, — Леон отвесил Бакатару поясной поклон: — Помоги своими воинами отстоять Анакопию.
Бакатар учтиво принял поклон, но с ответом не торопился. Он оценил сдержанность молодого абазгского архонта, но понимал, что абазги не забыли о том, не принесшем его народу славы, походе на Абазгию, ибо по законам гор пролитая кровь взывает о мщении.
— Известно мне, твой народ не простил нам кровь абазгов, но и мой народ помнит, что абазги в отместку показали воинам Джахара дорогу через горы в нашу страну. Агаряне тогда много крови аланской пролили. — Бакатар осуждающе покачал головой. — Пусть же за эту кровь аланов и абазгов, напрасно пролитую, ответ держат перед Всевышним наши отцы. Нам же с тобой делить нечего: у меня своя земля, у тебя — своя. Забудем ссору наших отцов, и все, что до этого между нами плохое было, тоже предадим забвению. Будем жить в мире, как допрежь нас предки наши жили. Ты молод, но в твоих словах — мудрость убеленного сединами воина и правителя. Одно скажу: ни мне, ни тебе агарянский полководец не сказал, какой путь он избрал. Порешим так; если агаряне с севера прийдут в нашу страну, мой народ укроется в Абазгии, а если мусульмане вторгнутся в твою страну, то пусть абазги идут к нам. В том и другом случае нам с тобой стоять на перевалах, и либо мы повернем врага вспять, либо погибнем со славой. Я своим скажу, а ты — своим, чтобы не чинили зла друг другу, а кто нарушит этот наш уговор, того не щадить.
Ответ Бакатара означал отказ дать своих воинов для усиления гарнизона Анакопии, но этот отказ был сдобрен мирными заверениями и обещаниями помощи яруг другу в защите перевалов. Леону ничего не оставалось, как согласиться на условия Бакатара.
— Если агаряне придут, Анакопию будешь оборонять? — спросил Бакатар, осматривая отлично вооруженных и вымуштрованных спутников Леона.
— Если агаряне войдут в Анакопию, то только по нашим костям, — непримиримо оказал Леон.
Бакатар приказал троим своим воинам идти с Леоном и быть при нем гонцами для связи с ним. Расстались они дружелюбно. Обо всем этом по возвращению из Собгиси Леон рассказал Мириану и Арчилу.