У времени в плену. Колос мечты

Лесня Санда

Мастер Маня тоненько присвистнул.

— Уж попирую я тогда при твоей милости! Если только не прогонит хозяюшка Лина...

— Не скаль зубы, Маня. Лина, коль станет мне хозяюшкой, не забудет моих друзей...

— Эге ж, твоя милость, немало времени до того еще пройдет. Взбаламутились народы и земли, и будет чудом, ежели до лета не случится война. Только и до лета еще далеко. Выскочит из того вон оврага голодный зверь и разорвет нас на части, и придет нашему имени конец...

2

Небо

укуталось тяжкими тучами. Вечерело. На вершине холма показался ветряк, машущий крыльями. Всадники с радостью свернули бы туда, к жилью, чтобы поспать в тепле и дать отдых коням. Но было не до того. Надо было еще до ночи добраться до Красноуса, того местечка, где, по слухам, остановился царь.

Взлохмаченные тучи заволокли небо. Они ожали друг друга в объятиях, и из их насупленных очей полетели к земле семена редкого дождя. Вершины холмов скрылись в густом тумане; путники развернули бурки, притороченные к седлам, и укрылись под ними. Оба были привычны к непогоде и невозмутимо продолжали путь. Выковырнув из торб по куску жареной зайчатины и по краюхе ржаного хлеба, стали неспешно пережевывать нехитрую снедь.

— Эй, Маня! Не пришла ли наша дорога к концу?

Их мрачный спутник — степной овраг — расширился вдруг, превратившись в болото с островками камыша и осоки; такие места обычно только кажутся надежными. За болотом виднелся уступ леса, пересеченный надвое тропою. По их расчетам, как раз по этой тропке и следовало выезжать к Красноусу. Объехали осторожно болото. Когда пробирались под ветвями дубов, — пригнувшись, чтобы сучья не оцарапали, — стемнело совсем. Моросило. Еще через четверть часа завязалась густая тьма. Копыта коней шлепали по грязи.

Ветви, под которыми проезжали путники, вдруг затрещали. Кони испугались и прянули в сторону. Но было поздно. На всадников обрушились сверху два устрашающего вида верзилы. Не успев икнуть, оба оказались в грязи, с заломленными за спину руками.

— Кто такие? Что вам здесь надо? — спросил хриплый голос.

Капитан Георгицэ, стиснутый, как клещами, в могучих лапах незнакомна, отвечал:

— Из Ахтырки мы... К царю едем с жалобой...

Незнакомец обратился к приятелю, державшему мастера Маню:

— Как по-твоему? Что за птицы?

— Не из Ахтырки они вовсе, Иван. Тамошние по-иному брешут. Не турки ли случаем или татары?

Путников поволокли к землянке, сгорбившейся в уголке поляны. Связав им руки, прислонили их к лежанке и стали совещаться.

— Что с ними делать? — спросил невысокий незнакомец. — Отвести к генералу, что ли?

— К лешему! Генерал давно спит. И куда тащиться по этой темени? Запрем их лучше здесь до утра.

— А не окочурятся?

— Велика беда! Алексей, небось, тоже дрыхнет, пьяный... Куда тащиться? И что приказал нам генерал? Разве ты забыл приказ — не двигаться с места до смены?

Мастер Маня шепнул тут Георгицэ:

— Я высвободил руки. Их только двое.

— Есть еще третий, только он спит, — ответил капитан. — Развязывай меня осторожненько...

— Давай, тащи их! — решил старший из стражей.

Но, едва те приблизились, раздался короткий возглас Георгицэ:

— Головой!

Оба взметнулись в тот

же миг, ударив головами. Потом навалились на упавших, схватили их за горло. Обмотали веревками, из которых только что высвободили сами руки. Тяжело дыша, вытащили их в сени, подперли дверь колом и вскочили в седло.

Путники мчались во весь опор до окраины городка. Чтобы не нарваться на еще какую-нибудь оказию, остановились возле скирды. Вырыли себе мягкие берлоги и уснули мертвым сном.

Проснувшись и выйдя из своих убежищ, капитан и его спутник отряхнулись от приставшей к одежде соломы, огляделись и пришли в изумление. Небо прояснилось. Туман ушел в низины, рассеиваемый ветерком. На востоке гордо восходило солнце. Начинался погожий день.

Кривые и грязные улочки городка были полны народу. Отовсюду прибывали в городок крестьяне и паны. Одни — чтобы поглазеть на особу царя. Другие — дабы ударить ему челом с жалобой. Шли к середке местечка слуги, двигался цыганский табор.

На большой площади в центре собралось такое множество людей и телег, что некуда было ступить. Мужики надевали на конские морды торбы, из которых сразу доносился хруст овса и глухой храп, и принимались с жаром точить лясы. Женщины поправляли шерстяные платки, старательно прикрывая щеки и глаза, чтобы не краснеть среди чужого люда. Тут и там появлялись бочонки вина и фляги горилки, и православные поднимали чарки во здравие его величества. Проголодавшиеся вынимали из сум харчи и спешно подкреплялись чем бог послал. Невесть откуда взявшиеся шайки оборванцев окружали приезжих, выпрашивая подачки и таща, что можно было стащить. Толкотня и шум стояли, словно на великой ярмарке. Было грязно и бедно, в нос лез навозный дух.

— Эй, ты, добрый молодец, — крикнул кто-то капитану Георгицэ. То был здоровенный крестьянин в расстегнутом кожухе и сбитой на ухо шапке. Здоровяк сидел в телеге, на куче скошенного бурьяна, сапогами на облучке; на его правой щеке виднелся глубокий посиневший шрам. — Эй, молодец! — повторил он, — иди-ка сюда. Выпей глоток!

Капитан Георгицэ отдал Мане повод и приблизился. Опрокинул стопку горилки, поморщился.

— Ха-ха-ха! Закуси-ка огурчиком! — продолжал угощать его крестьянин, накачавшийся, видимо, со всем старанием еще с утра.

— Спаси тебя бог, добрый человек. Я уже согрелся. Время-то больно обманчивое. Вроде потеплело, да ноги мерзнут.

— А ты не из Ахтырки?

— Чуток подальше мои места...

— Хе-хе, матке твоей в бок, от самого края земли народ валит валом, на царя чертова поглазеть хочет... Прости, господи, проклятый мой язык...

— Придержи его, человече. Услышат — схватят.

Раскуражившийся крестьянин налил опять горилки в стаканчик и, выпив, отряхнулся.

— Пусть даже голову срубят, молчать не стану. А кто он, в самом деле, такой? Воюет? Пускай воюет себе на здоровье! Бьет шведов и турок? Пусть лупит, на то они и поганые. Только я теми заварухами по горло сыт. Турок он бьет, только на чьи денежки? С нас они и содрали до полушки. Не так ли, добрый человек? Нет такого божьего дня, чтобы не говорили нам: давай и давай! Только откуда? Чем кормить ребятишек? Эге ж, родится еще один Стенька Разин, отыграемся и мы!