У времени в плену. Колос мечты
Шрифт:
— Кто вы такие? — спросил их разгневанный ворник.
— Агафья я, няня твоей милости, молоком своим кормила тебя, когда младенцем был. А это Пэтракий, не знаю, помнишь ли его еще, потому как тьма времени утекла с тех пор, как мы не видали тебя. Был ты еще мальчиком, когда госпожа Ирина отдала тебя в Тырговиште в учение дьяку.
Время изменило их до неузнаваемости. Агафья постарела, а Пэтракий превратился в видного из себя мужчину. Ворнику вспомнился и день их расставания. Из-за какой-то ерунды был поднят шум, разделивший дороги их детства.
А было это на пороге осени. Лупу
— Саблями рубиться будем или испытаемся в честной борьбе? — спросил товарища Пэтракий.
— В честной борьбе, — ответил Лупаш.
Туго обхватившись руками, мальчишки, пыхтя, кружились, пытаясь свалить один другого на землю.
В окно, время от времени, отрывая глаза от часослова, поглядывала госпожа Ирина.
Пэтракий вдруг рванул своего противника и свалил на траву. Упершись ему коленом в грудь, он крикнул:
— Сдавайся, басурман, или голову долой!
— Не сдамся! — пыхтел красный от натуги и злости Лупаш.
Госпожа вскочила, как ужаленная, увидав отпрыска боярских кровей прижатым к земле невольником.
— Встань немедленно, Лупаш! — крикнула она в гневе. Мальчики поднялись и недоуменно смотрели на нее.
— Иди в дом! — приказала она своему сыну. А ты сейчас же ступай на птичий двор и мать свою пришли ко мне! Как смеешь ты, гаденыш, поднимать руку на своего хозяина?! Ноги твоей тут чтоб больше не было! Знай свое место!
Пэтракий ушел пристыженный и перепуганный. Никак не мог мальчик понять, почему так взъелась на него хозяйка. Что он такого сделал?
Агафья во весь дух примчалась к госпоже.
— Горе мне, горе! Что натворил мой Пэтракий?! — ломала она в волнении и страхе руки.
Еще молодой осталась она вдовой. Муж ее, Михня, погиб на охоте, защищая хозяина своего агу Николая, отца Лупаша, от разъяренного медведя. В благодарность боярин хотел дать ей вольную и клочок земли, но воспротивилась госпожа Ирина. И, быть может, наделил бы ее боярин землей, но вскоре он скончался, и обе женщины остались вдовами, с грудными детьми на руках. От великого горя у боярыни пропало молоко и взяла она Агафью, тогда молодую и здоровую, вскармливать ей сына. Боярское дитя было слабым и плаксивым. Много ночей не спала Агафья, баюкая его. И так малыши росли, а она в равной мере одаривала их и своим молоком, и своей любовью...
— Что он натворил? — с дрожью в голосе спросила несчастная женщина.
— Если сегодня по малолетству еще не натворил, то натворит завтра! Дурные у него наклонности у сынка твоего, Агафья. Стал входить в силу. Завтра же отведешь его в кузню. Пусть хотя бы мехи раздувает, чтоб отплатить за тот хлеб, что ест в моем доме.
— Какие могут быть силы у ребенка? — попыталась Агафья спасти сына своего от тяжкого ярма.
— Быть посему! — нахмурилась хозяйка.
Куда было Агафье деться?! На заре следующего дня подняла она мальчика и повела в кузню.
Кузнец Варнав, великан, с медным, заросшим по самые глаза лицом, был больше похож на медведя, чем на человека.
— Бог в помощь, бадя [18] Варнав! — поклонилась Агафья. —
Кузнец зыркнул на нее угольными глазами, протянул руку и хвать Пэтракия за волосы.
— Чего ждешь? Приглашения? Раздувай мехи, коли пришел!
— Бадя Варнав! — взмолилась Агафья. — Прошу тебя, не бей его! Он мал еще годами и сирота горемычная.
18
Дядя (молд.).
— А если и побью, так что? — цыкнул на нее кузнец. — Железо, женщина, только если его бьют, чего-то стоит. Иди и займись своим куриным делом. Из этого мальчишки я человека сделаю.
Множество затрещин нахватал Пэтракий от кузнеца. И ненавидел его, и проклинал в душе, желая самой лютой смерти. А когда, много лет спустя, кузнец помер, Пэтракий оплакивал его, как родного отца. Многому научился он от кузнеца.
Сына же хозяйки увезли в Тырговиште. Перед отъездом, вспоминал теперь ворник, они сидели на поваленном дереве и разговаривали.
— Трудно раздувать мехи, Пэтракий?
— Привыкаю помаленьку. Вот только, если бы не таскал меня за волосы дьявол Варнав, лопни его глаза! Кучу волос выдрал, сатана! Боюсь, если так будет и дальше, совсем лысым останусь.
Лупаш рассмеялся, однако Пэтракий обиделся:
— Тебе-то смешно, а мне — каково?
— И меня тоже наказали. Целый вечер сидел в темном чулане. Теперь отправляют к учителю в Тырговиште.
— Ну да?!
— Готовы уже и рыдван и подвода…
— Теперь, значит, один останусь! — тяжело вздохнул Пэтракий.
— Не грусти, Пэтракий, когда я вырасту, при мне будешь. Большой чин получишь. Вот-те крест!
Прибежала служанка и позвала Лупаша.
— Беги скорее барчук, матушка зовет. Рыдван у ворот, и ждет тебя.
И должно было пройти более пятнадцати лет, имение в Рукарях обменять на Медвежий лог, пока наступило им время снова встретиться.
Ворник с удивлением смотрел на мать и сына.
— Встаньте и скажите, что вам от меня надобно? — приказал он.
— Прошу твою милость за сына моего, — несмело заговорила Агафья, — потому как мастер он искусный в кузнечном деле. Дай ему, твоя милость, вольную, очень уж много нужды терпит он тут, в имении. Смилостивься, боярин, освободи его! Много пользы будет тебе от него. Пэтракий, подай его милости саблю!
Кузнец достал из-под сермяги саблю с красиво инкрустированными ножнами и рукоятью.
— Ты так здорово умеешь работать? — удивился ворник.
— Я и другие вещи делаю и даже в стрельном оружии разбираюсь.
— Весьма похвально, весьма! Постараюсь освободить тебя и помочь поступить в ясский цех кузнецов.
Так пообещал он тогда матери и сыну, долго еще кланявшихся вслед удаляющемуся рыдвану... Именно то, что он нарушил свое слово, угнетало его. И все произошло из-за этого ненавистного Барновского, о котором Лупу написал силистринскому паше, что он слуга ляхов и ежели вступит на престол, то Молдову продаст королю Владиславу.