У времени в плену. Колос мечты

Лесня Санда

— Будем, ежели надобно, — весело согласился Барновский.

— Значит, все-таки решился в Царьград?

— Как видишь! — ответил Барновский.

— А не поспешна ли эта поездка твоей милости? Может, следовало бы погодить? Не так давно я возвратился из Царьграда, и многое мне удалось услышать из того, что говорилось там о твоей милости. Считаю, что поездка твоя в Шарьград опасна для жизни. Обвиняют тебя в тяжких грехах, а изменчивый нрав Мурада тебе хорошо знаком.

— Все происки золотом рассею! — самоуверенно заявил Барновский. — Червонцами заткну

рты клеветников и устраню подозрения, что надо мной нависли.

— Поелику злобится на тебя султан, может статься, что даже не будешь допущен зреть лик его.

— Мне бояться нечего. Вся Земля Молдавская за меня стоит. Бояре для того и едут, чтоб кликнуть меня на княжение.

— И все же, не советую ехать. Мурад скор на расправу. Сперва велит отрубить голову, а потом уж спрашивает, был ли убиенный виноват.

— Однако известно также, что и султанский гнев погасить возможно, ежели много золота положить к его ногам.

Воевода Матей опустил глаза долу и задумался. Потом спросил:

— А ворник Лупу едет среди твоих бояр?

— Доехал ворник только до Бырлада, а там попросился отпустить его. Хворый он...

Матей вскочил с кресла:

— Что ты натворил! Как поверил этому врагу своему, что очернил тебя перед всеми стамбульскими чиновниками! Он нашептал визирю, что твоя милость польский ставленник и как только взойдешь на престол, сразу же отдашь Молдавию в их руки.

— Ежели ворник совершил сию подлость, то я сумею наказать его.

— Как бы не было слишком поздно! Стража! — крикнул он.

У входа в шатер, словно из-под земли, вырос капитан стражников.

— Отправить отряд конников на Бырладскую дорогу. И где бы они не настигли ворника Лупу, сразу же повернуть его и доставит к нам.

— Может, не следует... — молвил Барновский.

— Не жалей его, твоя милость, — и он не колебался и все сделал, чтобы погубить тебя. Если приведут его, еще нынче вечером обо всем узнаешь.

Однако вернулись конники к вечеру без ворника.

— Проскакали до Гожешт, но на след так и не напали. — доложил капитан. — Видать, иной дорогой поехал.

— Его счастье! — сказал воевода Матей.

До глубокой ночи обсуждали князья предстоящую поездку Барновского в Стамбул.

— Было у меня при Порте много неприятностей с тем негодяем Куртом Челиби, — рассказывал Матей. — Он готов был костьми лечь гречина, только б мне не дали господарства. Нашептывал вельможам, что, мол, все господари, на нашей земле рожденные, коварные предатели. Собрал перед сералем толпу женщин, чтобы те кричали, будто я поубивал их мужей. И сколько еще других подлостей! Но оправдался я перед султаном. Слава богу, чистым из этой грязи вышел! Благоприятствовал мне силихтар, человек справедливый и близкий советник султана. Через этого влиятельного вельможу я бы мог отвести от тебя злодейские намерения Мурада. Но для этого нужно время.

— Премного тебе, брат мой, благодарен за заботу! На то, однако, уповаю, что сумею и сам оправдаться, если не словом, то кошельком, но всё равно сумею.

— Да поможет тебе отец

небесный! — грустно молвил Матей. — Бог свидетель: я сделал все, что в силах моих, дабы отвести от тебя подстерегающую опасность. Теперь — что суждено, то и свершится!..

Наутро воеводы распрощались на берегу Дуная и расстались навсегда. Долго провожал глазами воевода Матей баркас, что уносил Барновского в мир неведомый и опасный.

— Ох, бедняга, бедняга! — вздохнул он. — Ничего хорошего не ждет тебя впереди!

Барновский же со своей боярской свитой беспечно двигался к Царьграду. Узнав о предстоящем его прибытии, султан приказал начальнику янычар остановить сопровождавшее Барновского войско у въезда в город, а воеводу с боярами запереть в Семибашенной тюрьме — Едикуле. В версте от Царьграда вышли им навстречу янычары, взяли под стражу воеводу и всех его бояр. Поначалу Барновский подумал, что турки встречают его с почестями, но когда они свернули к Едикуле, он понял, что прав был воевода Матей Басараб. Лупу коварно перехитрил его...

Спустя несколько дней Барновского вывели из тюрьмы и отвезли в султанский сераль. Великий кадий прочитал приговор:

— За вероломство и коварство, за неподчинение и происки против блистательной Порты и всесильного султана Мурада IV, владыки мира, предать нарушителя закона смерти через отсечение головы!

Барновский, одетый во все белое, скрестив руки, достойно встретил смерть.

Султан Мурад вместе со своим силихтаром наблюдал за ним с большой башни сераля [19] .

19

Европейское название султанского дворца и его внутренних покоев в Оттоманской империи.

— Этот спесивый гяур вырядился, как на пир. Жаль одежд, он обагрит их кровью... — сказал силихтар.

Мурад не ответил. Жестокими тигриными глазами следил он, как палач ударил топором по белой шее Барновского, как содрогалось его тело, орошая кровью покрывающий площадь золотистый песок. Когда палач поднял за волосы отсеченную голову, толпа принялась галдеть и гикать.

— Оставить эту дохлую собаку до вечера у ворот сераля! — приказал султан.

До самых сумерек лежало на площади тело казненного, а поднятая на пику голова незрячими глазами взирала на султанский дворец. Только к ночи пришли из патриархии монахи и убрали тело убиенного и предали его земле.

Сопровождавшие Барновского бояре остались в темнице. Позднее, когда султан однажды вместе с силихтаром проходил мимо Едикуле, он спросил:

— Кого послали на молдавский престол?

— Молдавия пока без господаря, — ответил силихтар.

— А бояре, что с казненным гяуром были, — они где?

— Как раз в этой темнице, о великолепный!

— Выпустить! Пусть сами выбирают себе господаря!

Великого страха натерпелись бояре, когда пришли за ними в узилище тюремщики и велели выходить во двор.