У времени в плену. Колос мечты
Шрифт:
К вечеру обессиленные и отчаявшиеся женщины обступили Поликалу:
— Что с ней такое?!
Врач беспомощно развел руками и промолчал.
Ночью княжна Мария родила мертвого мальчика.
— Раньше город наш назывался не Дербентом, но Темир-Капи. Турки и сегодня зовут его Темир-Капи, что означает Железные ворота. Прошу тебя, князь, прислушиваться к моим словам с вниманием. Вот вздымаются за нашей спиной, словно сказочные великаны, Кавказские горы. Перед нами — Каспийское море. От гор до самого моря предки воздвигли каменную стену. Создали рядом человеческое поселение и поставили еще одну стену, закрывшись ею с другой стороны, ради надежной защиты. Вот так. Как утверждают наши летописи, Дербент был основан шахом Кубадом и его сыном Ноуширваном. Но мы не верим до конца тем
Дмитрий Кантемир благожелательно опустил ресницы, готовясь, в свою очередь, ответить новому приятелю, дербентскому коменданту по имени Юзбаши. Оба неторопливо прогуливались по вершине крепостной стены, любуясь из-за зубцов окрестностями города. Юзбаши давал объяснения. Это был стройный лезгин с хитрым взглядом. Он с удовольствием рассказывал о том и о сем, а сам в это время искоса посматривал на царского советника, пытаясь проникнуть в его мысли. Юзбаши щеголял в косматой папахе, дорогом черном кафтане с расшитыми нагрудными карманами, в увешанном оружием кушаке, в синих шальварах и сапогах с высокими голенищами. У коменданта был уверенный и в то же время вкрадчивый голос человека, умеющего одолевать жизненные преграды и располагать собеседника к себе, он все время придавал себе, к тому же, вид бывалого знатока света.
С этого места, с высоты над большими воротами, вид сквозь бойницу открывался, словно огромный разлом местности, словно пропасть. Полоски ступеней волнистыми изгибами спускались вниз, как каменные хвосты, теряясь в узких улочках города. Дербент представал перед смотрящими на него сверху, словно рисунок на бумаге. Море лениво дымило вдали, близ берега качались корабли. С правой стороны города раскинулась обитель вечного покоя с могильными плитами, на которых в разные годы были выбиты надписи арабскими, турецкими, персидскими и куфическими буквами. Слева к северу уходила широкая дорога, добиравшаяся вскорости до долины. При первом понижении долины она разветвлялась; там и устроило свой стан русское войско. Император Петр Великий незадолго до того начал осматривать лагерь, и было видно, как царская свита переходит от шатра к шатру.
— Слушаю, друг мой, со всем вниманием, — подбодрил своего спутника Кантемир.
— Вот так. Благодарствую и склоняюсь. Если твоя милость изволит зваться Кантемиром, не тем ли ты являешься человеком, коего турки назначили господарем Земли Молдавской?
— Именно так, друг мой.
— Значит, ты и есть тот князь, коий с превеликой храбростью сражался в войне с турками, вместе с царем Петром? И после этого удалился в изгнание в Москву?
— Твоя правда, почтеннейший.
— До сей поры ты наш человек.
— Почему же до сей поры?
— Потому, что вольность — первейший и исконнейший закон у нас, горцев. Вот так. В чем состоит наивысшая кара для человека? В утрате жизни. За утратой жизни на следующем месте стоит утрата чести. Кто же не волен в голове своей, у того честь ущемлена. Наши горцы скорее зарежут себя, чем преклонят колени и сдадутся на чью-то милость. Посему и поступок твоей милости — дело, достойное похвалы, слава о нем дошла и до нас. Ибо наши люди не помнят такого, чтобы кто-то попрал нас ногами, чтобы мы склонили перед кем-либо головы. За всю свою историю крепость Дербент была покорена только один раз, во время турецкого султана Амурата, владевшего ею до тех пор, пока ему не выбил зубы наш Аббас. Но та победа султана стала возможной лишь благодаря предательству. Хотелось бы твоей милости услышать, как это произошло?
— Прошу тебя, почтенный Юзбаши.
— Вот как это случилось. Амурат разрушил ворота и проник в город. Подступил к цитадели и охватил ее со всех сторон, словно клещами. Стал ждать — месяц, два, полгода. Цитадель не сдавалась. Осажденным, конечно, приходилось туго. Посоветовавшись, они решили послать к султану двух послов для переговоров, чтобы уговорить его возвратиться в свою страну. Только люди того султана, будучи более ворами, чем честными воинами, схватили послов и заковали их в цепи. К тому времени великая досада охватила турок: никак не могли враги понять, как могут терпеть осажденные так долго без воды? Ибо без еды человек может вытерпеть немало,
— Я, почтенный Юзбаши, лишь недавно ступил на эту землю. Но глубоко убедился, что народ Дербента — люди великой стойкости и чистой души. Не гневайся, однако, скажи мне: откуда тебе известны в таких подробностях дела минувших дней?
— Как откуда? Старые люди рассказали, древние книги поведали.
— В крепости, значит, хранятся древние книги?
— Конечно, князь. Слышал этим утром, как муэдзин с вершины минарета сзывал правоверных на молитву?
— Слышал. Прекрасный голос у этого человека.
— У него твоя милость и может увидеть пергамены и рукописи, которые тебя манят. Ты скажешь, может быть, что подступал уже к муэдзину с таким вопросом в обход и напрямик, и он поклялся, что, кроме корана, иной книги в жизни в руки не брал?
— Именно так, почтеннейший.
— Не гневайся, прошу тебя, на него за это. Ибо так ему велено поступать всегда. Что бы ни случилось и ни произошло, наши летописи должны оставаться под крепкими запорами в тайниках, и он один может о месте их ведать. Вот так. Но попроси хорошенько меня, и я решусь уговорить его показать их тебе.
— Буду хранить в сердце вечную благодарность за это, почтенный Юзбаши. И если мне дозволят, прикажу ваши хроники переписать. Отныне я твой должник. Но ты не объяснил мне, почему я по нраву твоей милости лишь до известного предела?
— Разве я такое сказал?
— Именно.
— Ну что ж. Если уж сказал, значит, на то была причина.
От Каспийского моря до них донесся всплеск громких криков, множество голосов, звон корабельных склянок. Из войскового лагеря царь перебрался на суда. Забегали матросы, поспешили отдать приказания офицеры и капитаны. Буря, утихшая лишь накануне вечером, потрепала флот. Несколько кораблей пошло ко дну. У некоторых пришлось обрубить мачты и подтащить их затем к берегу. Когда небо прояснилось и море уняло свое буйство, люди начали исправлять повреждения и перевязывать раны. С тем, что было сломано и разбито, можно еще было справиться — напрячь все силы и привести в порядок. Но случилась более серьезная неприятность: подмокли мешки с мукой. Муку выгрузили сразу после того, как стихия угомонилась, чтобы не потерять ее совсем, был отдан приказ приступить к выпечке хлеба. По всем расчетам, у войска оставалось провизии еще на месяц. На тайном совете единогласно решили: южная кампания будет прервана, то есть продолжение ее отложено до следующего года. Но Петр еще не принял окончательного решения. Свое слово царь должен был сказать после осмотра войска и флота. Однако Кантемир чувствовал уже, что его надежды на новую войну России с Портой рушатся. Надежды на возвращение в свою землю, взлелеянные им, согретые в душе с такой любовью в последние месяцы, теперь безжалостно покидали его, удаляясь в серость неизвестности, как та стая птиц — в прозрачные небеса Каспия.
В ненастную ночь погиб также фрегат «Святой Александр», унесший с собой в морскую глубь типографию и багаж князя, и главное сундук — с письмами, заметками, рукописями. Капитан Георгицэ Думбравэ и подпоручик Юшков бросились его спасать, но как погрузились в волны, так более и не появлялись. Ненасытная стихия мгновенно поглотила их. На заре их долго искали вдоль берегов, надеясь, что море выбросит хотя бы тела, но не нашли.
Правитель Дербента Юзбаши тоже поглядел на суету внизу, потом с некоторой таинственностью сказал: