У зла нет власти
Шрифт:
– Сейчас я снова выйду на изнанку. Буду шить каждого из вас. Если получится…
Ударил порыв ветра. Вскрикнула Эльвира; в узкое окно ворвался клубок бледного света. Все лица сделались зелеными, как у утопленников; над нашими головами кружился птичий скелет, окутанный изумрудным призрачным оперением.
Тяжелый пакет шлепнулся мне на голову.
– Ай!
Костяная птица вылетела в окно, не издав ни звука.
– Что это? – прошептала Эльвира. – Это…
Послышались быстрые шаги, грохнула о стену внешняя дверь; вбежал стражник, карауливший на стене:
– Над скалами
Он запнулся, разинув рот, впервые увидев седого Гарольда.
Я подобрала пакет, оставленный птицей. Лезвием Швеи разрезала бечевку, развернула, сорвала конверт. Внутри было письмо, написанное от руки угловатым, некрасивым, но очень разборчивым почерком.
«Они атакуют. Ты мне срочно нужна».
Без подписи.
Глава 16
Не верь некроманту
Дождь прекратился. Над восточным горизонтом вертикально стоял солнечный луч – единственный, вырвавшийся из прохудившегося небесного покрова. Над западным сгущался дым, заворачивался огромными смерчами: там будто бродили черные великаны на толстых ногах. Земля дрожала, но не мерно, как под шагами наступающего войска, а судорожно, как при землетрясении. Эта дрожь передавалась фундаменту крепостной стены, от камня к камню – все выше и выше, пока не достигала моих подошв; я дрожала, как земля, но не только от страха.
Сырой ветер бил в лицо. Белая тряпка, брошенная на дороге беженцами или мародерами, трепетала и надувалась, будто желая улететь отсюда, убраться, пока не поздно. Над городом и предместьем не поднималось ни одного дымка.
– Я только посмотрю, что там. Просто так он не стал бы писать.
– Швея слушается только тебя? – с надеждой спросил Гарольд.
– Ланс дал ее мне. Значит, я ее хозяйка.
– Может быть, все-таки сперва… Пусть все они вспомнят, принц, канцлер, Уйма…
– Гарольд, если Черный замок падет – все! Можно сушить весла, конец Королевству!
Гарольд промолчал. Он знал законы тонкого мира получше меня.
– К тому же я не очень уверена, – пробормотала я тоскливо. – Ты маг, и то… С тобой вот как получилось. А смогу ли я «прошить» их память…
– Полетишь?
Я кивнула. Гарольд облокотился о зубец стены и посмотрел вниз:
– Послушай. Вспомни слова этого мерзкого алхимика. «Можно призвать то, что находится внутри, другим магическим способом».
– И что?
– Был когда-то воин, завоевавший полмира, а под старость у него отнялись ноги. Он сел в своем замке и стал рассылать отряды. И они сражались его именем.
– Одним только именем? Или все-таки мечами?
– Если имя Оберона заперто, – он меня не слушал, – и мы не знаем, как его освободить… Это последний шанс. Мы должны заставить его сражаться. Мы будем сражаться именем короля.
– Как? Размахивать монеткой и кричать…
– Мы в Королевстве, Лена, – серьезно сказал Гарольд. – Этот мир создан именем Оберона. Если бы у нас нашлось хоть сколько-нибудь умелых воинов, которые бы помнили короля…
– Гарольд, прости меня. Там, в скалах, что-то происходит. Мне надо лететь немедленно. Потом я вернусь, и мы с тобой договорим.
– Я с тобой.
– Что?!
Его
– С-спасибо, – выдавила я. – Только… Там… Он поднимает трупы.
– Я знаю, чем занимаются некроманты.
– Но он… послушай. У него скелеты, и…
– Я догадываюсь.
– Не осуждай его… хотя бы сейчас.
– Я попробую.
Он отстегнул плащ и бросил на камни. Размял плечи, потрогал рукоятку меча на поясе, глубоко вздохнул:
– Полетели.
Я протянула ему железный череп на ржавой булавке.
– Приколи куда-нибудь. Это знак. Чтобы свои не подстрелили.
Тучи расходились.
Гарольд летел очень напряженно, неуверенно и все время норовил снизиться. Он боялся высоты, хоть виду не показывал; тем временем под нами появлялись уже дозорные отряды Саранчи.
– За облака! – Было трудно перекричать ветер. – Выше, Гарольд! Нас пристрелят!
В конце концов я взяла его за руку. Когда-то Оберон летал со мной вот так, и я чувствовала себя сверхзвуковым истребителем; сейчас, держа за руку взрослого, отважного седого мужчину, я вдруг поняла, что страхую его. Поддерживаю. Как меня поддерживал Оберон.
Мы поднялись над самым первым слоем облаков. Он был не очень высокий, рваный, и в прорехи нам открывалась равнина внизу; там не осталось ни рощи, ни кустика, но и Саранчи не осталось – вся ее масса прихлынула к скалам. Ревели, не замолкая, рога, их рев тонул в каменном грохоте: тряслись, обваливаясь, скалы. Над ними тучей стояла пыль – и черный дым.
– Что они делают?!
Саранча штурмовала хребет.
Многоноги карабкались по штабелям своих же сородичей. Всадникам не нужны были лестницы, веревки, альпинистское снаряжение – они просто перли, заваливая проломы и щели телами идущих первыми. Они шли по головам, по спинам, взбирались на неприступные камни и прыгали с них, разбиваясь, выстилали дорогу тем, кто шел следом.
А против них воевали скалы. Сдвигались, плевались огнем, кидались обломками камней. Стряхивали с себя, как огромное животное стряхивает насекомых с морщинистой шкуры. Скалы воевали, извергая из трещин пламя и дым, уничтожая сами себя, разваливаясь, а Саранча все перла и перла.
В долине между двумя хребтами ее напор немного ослабел. Как вода, прежде чем перемахнуть через плотину, собирается в большое озеро – так массы уцелевших всадников собрались в кучу, будто варево в котле, и с каждой минутой их становилось больше.
Я сжала руку Гарольда. Он ответил мне слабым пожатием; мы перелетели второй хребет, вдали показался замок, а прямо под нами открылось небольшое ущелье на подступах к воротам.
Ущелье не пустовало. У входа в пещеру, огромного, как Триумфальная Арка, неподвижно стояли десятки и сотни неживых существ – люди, звери, огромные пауки, явившиеся невесть откуда, клыкастые снежные чудовища, о которых я слышала только в легендах; глубоко в пещере горели костры и факелы, их свет отражался в тысячах мерцающих глаз. Все, до кого смог дотянуться некромант, выбрались из склепов и отправились на войну, и пещера служила им полевым лагерем.