У зла нет власти
Шрифт:
У человека в седле было непривычно яростное, жесткое лицо. Короткая борода стояла дыбом, низко на лбу сидела корона. Летающий конь замедлил движение, и всадник протянул мне руку.
Глава 18
У зла нет власти
Мы приземлились на крепостной стене и сразу же спустились по каменной лестнице во двор – подальше от стрел Саранчи. Со всех сторон набежали стражники с факелами. Все казались радостными и суетливыми, их лица расплывались у меня перед
Гарольд шел сам. Оберон догнал его, развернул к себе лицом, уставился в глаза; они были примерно одного роста. Гарольд слабо улыбался.
– Ранен? – отрывисто спросил Оберон.
– Лена помогла. Стакан вина, и я готов буду…
– Стой. Никуда ни шагу, пока я не скажу. Канцлер, накормите и напоите старшего королевского мага, – Оберон говорил суховато, очень официально. Я совсем не так представляла себе эту встречу.
Расталкивая стражников, к стене подбежал Уйма, схватил меня и сжал, так что кости затрещали:
– Ленка! Да ты же… Ленка!
– Ты меня задушишь, – я обняла его в ответ, сколько рук хватило. От людоеда пахло грозой, мокрыми шкурами и железом.
– Лена… – тихо сказал Оберон.
Уйма выпустил меня. Король развернул меня, как Гарольда, к себе лицом и уставился в глаза. Странный это был взгляд – напряженный и очень цепкий.
Его глаза, серо-голубые, совсем потемнели. Губы сжались в линию: он был очень жесткий. Очень чужой. И все равно это был он. Наш король вернулся.
– Ранена?
– Нет.
– Что с рукой?
– Запястье…
– Сломала?
– Вроде бы.
– Где Швея?
– Я ее… потеряла.
Он вскинул свой посох, смоляной, с навершием в виде древесного корня. Ощупал меня, будто сканером, от макушки до носков истрепавшихся кроссовок.
– Идем.
Снова взял меня за руку и куда-то повел; всадники с факелами суетились, освещая дорогу, хоть оба мы видели в темноте.
Мы не дошли до его кабинета. Король привел меня в обеденный зал для стражников, большое помещение, где валялся опрокинутый стол и горел огонь в очаге. Указал на деревянную скамейку:
– Становись.
Я сначала не поняла.
– Залезай на скамейку!
Я послушалась. Оберон говорил без раздражения, но ослушаться такого приказа было невозможно. Я знала, что король может быть суровым, но теперь…
На трясущихся ногах я забралась на скамейку. Оберон встал передо мной – теперь я была даже чуть выше его.
Он поднял ладони, будто собираясь поиграть в «ладушки». Я сделала то же самое, как в зеркале.
– Все имеет две стороны, – мрачно сообщил Оберон. – Все на свете.
И я увидела, как его лицо становится моим.
Меньше всего мне хотелось сейчас очутиться на изнанке.
Туман стоял очень высоко – мне по грудь. Вся комната подернута была изнаночными нитками, но я сразу
Король небрежно взмахнул посохом – туман разошелся, очистив пространство вокруг нас.
– Как долго ты пробыла на изнанке?
– Не помню.
– Час? Больше?
– Больше.
Он осторожно пробежался пальцами по оборванным и целым ниткам, висевшим у меня на груди, – будто я, шутки ради, намотала на себя обрывки цветной пряжи. Кивнул, будто с чем-то соглашаясь.
– Прошу тебя, просто стой здесь и ничего не делай. Положи посох. Не трогай его. Хорошо?
– Да, ваше величество, – я послушно оставила посох в углу.
Он снова кивнул, но не мне, а каким-то своим мыслям. Нащупал красную нитку у себя на шее. Поморщился, будто от боли или досады, и рванул нитку.
Послышался треск.
Оберон дернул еще и еще. Он отрывал от себя нить, как отрывают от древесного ствола лиану-паразита. Нитка извивалась как живая, и цвет ее перетекал от алого – к черному.
Последним сильным рывком Оберон освободился. В руках у него оказалась черная, упругая, даже какая-то блестящая нить.
И вдруг заколебался туман по всей комнате.
За спиной короля, в нескольких шагах, соткалась из бесформенных клубов уже знакомая мне фигура. Дыры вместо глаз, струящееся туманом тело, огромный ухмыляющийся рот; Королева тумана явилась собственной персоной. И ее появление сейчас, когда все, казалось бы, должно закончиться хорошо, показалось мне чудовищной несправедливостью.
Я хотела крикнуть – «Сзади!». Я потянулась за посохом, забыв свое обещание, но Оберон опередил меня.
Секунду назад он стоял к Туманной Бабище спиной, накручивая черную нитку на кулак. А в следующий миг развернулся; черная нитка метнулась через зал, свистнула в полете и захлестнула толстую серую шею Королевы Тумана.
– У зла нет власти, – сказал Оберон странно вибрирующим, металлическим голосом.
Он рванул нить на себя. Королева растеклась туманом, освободилась, тут же собралась снова – в другом углу зала. Оберон хлестнул черной нитью – она ударила, как тяжелый бич.
– У зла нет власти, – он подхватил свой посох левой рукой. – Особенно на моей земле.
Туманная Бабища начала расти, как дрожжевое тесто. Голова ее уперлась в высокий закопченный потолок. Глядя на нее снизу вверх, Оберон снова хлестнул черной ниткой – смоляная плеть вдруг сделалась страшно длинной, вытянулась на весь зал и рассекла туманную фигуру пополам.
Бабища зашипела, две ее половинки слились снова, как два шарика ртути. Она выросла еще, сгорбилась под потолком, а Оберон шел на нее, сжимая плеть в правой руке и посох в левой. Волосы у него на голове поднялись, будто наэлектризованные.