Убить Марко Поло (рассказы)
Шрифт:
– А я не страдал, - по-русски, с гладким польским акцентом сказал Вулодя.
– Я пел.
– Что?
– еще больше свесившись, спросил орденоносец.
– Пел? Как пел?
Медсестра в белоснежных кроссовках спустилась с лестницы под пальмы и остановилась посреди нижних стариков, как посреди пнистой лесной поляны.
– Вам прислали бонбоньерку, - объявила сестра, поднимая над головой и показывая картонную коробку, схваченную розовой ленточкой.
– Приятного аппетита!
– Это не нам прислали, - поправил сестру Вулодя Маркадер.
– Это им
– Я пострадал через трикотаж, - подкислив большое серое лицо, повторил орденоносец.
– Поверьте мне, я знаю Сибирь. А теперь я жарюсь тут на солнце, и мне хорошо.
– Жарьтесь, жарьтесь, - распутывая розовую ленточку, сказал Вулодя. Идите в армию, если вам так хорошо.
– Я хочу конфетку, - сказал орденоносец.
– Дайте.
– А я хочу, чтоб меня позвали наверх, - сказал Вулодя Маркадер, указывая на полукруглую террасу второго этажа.
– Но меня никто не зовет.
Обдав стариков теплой золотистой пылью, мотороллер остановился перед лестницей, ведущей наверх. Вулодя молча глядел на рассыльного, взбегающего по ступенькам, своими янтарными глазами. В огненном солнечном освещении рассыльный в красном комбинезоне сам казался языком театрального пламени.
– Цветы для господина Шауля Бен-Дора!
– выкрикнул рассыльный, вбежав в гостиную второго этажа. Тяжелый букет роз лежал в руках рассыльного, как толстый ребенок.
– Это мне!
– сказал кругленький толстячок и, складывая газету, зашуршал страницами.
– Давайте сюда. Где расписываться? Здесь? Давайте!
– Его голова, присыпанная остатками мягких легких волос, порозовела.
– Читайте!
– требовали со всех сторон.
– От кого? Кто прислал? И только актриса из своего кресла глядела на толстяка и его букет со спокойным недовольством.
– "Наш дорогой и любимый папа, дедушка и прадедушка!
– развернув записку, прочитал Шауль Бен-Дор.
– От всего сердца поздравляем тебя с пятидесятилетней годовщиной твоего первого избрания в кнессет. Неотложные дела не позволяют нам прийти к тебе в этот великий день и снова отрывают нас от встречи, а Муля уехал на Сейшельские острова. Будь счастлив и здоров, твоя любящая семья".
– А Муля уехал...
– повторил поэт, сбил шляпу набок и решительно отъехал от собрания.
– У меня замечательная семья, - сделав ударение на "меня", сказал толстяк Бен-Дор.
– А Муля увлекается подводной фотографией.
– Что же он не увлекается этой фотографией в Эйлате?
– сухо осведомилась актриса.
– Там тоже можно плавать под водой круглый год.
– У всех замечательная семья, - шлепнув ладонью по столу, сказал Мендель Лубоцкий.
– Но как только я завел поросят, они все как с ума посходили. Дети, внуки, невестки - все!
При слове "поросята" присутствующие насторожились и потупились, как будто Мендель Лубоцкий издал неприличный звук. Только медсестра из-за стойки глядела поверх стариков зорко и холодно. И Мендель, почувствовав всю неуместность своего сообщения, угрюмо умолк.
Ривка
– Ну, что там новенького у Эркюля Пуаро?
– несколько покровительственно спросил поэт, решивший разрядить обстановку.
– Он всех уже переловил, или кто-нибудь еще остался на плаву?
– Нет-нет, это уже не Агата Кристи!
– с готовностью улыбнулась старушка Лиор.
– Тогда что же это?
– удивился поэт.
– Что вы читаете?
– Само собою получалось, что ничего, кроме Кристи, старушка читать не могла.
– Это о Тибете, - охотно пустилась в разъяснения Ривка Лиор.
– В жизни не читала ничего более увлекательного. Оранжевые монахи, крупа в мешочках и эти дикие горы! И этот воздух, воздух!
– Они там пьют мочу, - неодобрительно сообщил Мануэль Зильбер из восьмой комнаты.
– Практически каждый день они выпивают по два стакана мочи.
– Тут про это ничего не написано, - сказала Ривка Лиор и улыбнулась немного виновато.
– Мало ли чего там не написано!
– поддержал флоридского Зильбера бразильский Лубоцкий.
– Да, пьют. И я заявляю это совершенно определенно.
Собрание заметно оживилось, а сестра из-за стойки глядела настороженно. Сообщение об употреблении тибетцами мочи никого не оставило равнодушным.
– А зачем они это делают?
– осторожно справилась Леа Текоа, актриса.
– Для поддержания здоровья, - дал справку Мендель Лубоцкий.
– Для них моча лучше любого антибиотика.
– Раз для них лучше - значит, для всех, - задумчиво сказала Хая Глюк, страдавшая диабетом.
– Многие думают, что это очень полезно, - заметил поэт Реувен Гилад. Просто некоторые не могут себя пересилить и решиться.
– Глядя на Реувена Гилада в шляпе набекрень, можно было допустить, что сам он не относится к категории нерешительных людей и хоть сейчас готов опрокинуть стакан мочи.
– Я, например, не буду и пытаться, - сказал Мендель Лубоцкий.
– Ни за какие деньги!
– Вот и напрасно!
– укорил Лубоцкого флоридец Зильбер.
– Великий Ганди мог пить мочу, а вы, видите ли, не можете...
– Простите, простите!
– подняв свою книжку над головой, вошла в дискуссию Ривка Лиор.
– О какой моче идет речь? Об обычной или о коровьей? Да, махатма Ганди пил коровью мочу и закусывал ее лимоном, я сама читала.
Но вопрос Ривки остался без ответа: вкусы Ганди никого здесь не интересовали.
– Теперь понятно, почему все тибетцы такие выносливые, - сказала актриса из своего кресла.
– Жизнь, полная лишений, диктует им свои правила игры.
Нижние старики, осоловев от жары, обмахивались газетами. Без тени, отбрасываемой хрустящими пальмовыми кронами, там было не высидеть.