Убить Марко Поло (рассказы)
Шрифт:
– Козел это, - дал справку лифтер.
– Сам ты козел!
– решительно опроверг охранник.
– Не козел, а баран. Дикий.
– Крупный?
– с надеждой спросил Дик.
– Большой?
– О-го!
– обнадежил знающий охранник.
– С ишака будет, это точно.
– Я приглашаю вас на охоту, - сказал мне Дик.
– Пошли звонить!
К подножью Хан-Тенгри назначено было лететь с местного аэродрома кочковатого поля, на окраине которого торчал бетонный барак. В бараке сидел милиционер в форменной фуражке и вдумчивыми глотками пил зеленый чай из синей с красными розами пиалушки. Самолеты прилетали сюда редко, по крайней необходимости.
Организаторы и участники охотничьей экспедиции договорились встретиться
Первым к месту сбора прибыл хозяин коммерческого предприятия "Золотая мишень" г-н Конурбаев. В одной руке он держал свернутую в трубу карту района Хан-Тенгри, в другой - тульскую двустволку двенадцатого калибра. До назначенной встречи оставалось еще четверть часа, и г-н Конурбаев отправился к милиционеру пить чай. Спустя считанные минуты появился сопровождающий молодой человек в походном снаряжении, по имени Руслан. Оружия при нем не было, зато на его плечах тяжко сидел дорожный мешок с продолговатыми накладными карманами, из которых выглядывали бутылочные головки. Сопровождающий, в силу своего незначительного служебного положения, не присоединился к чаепитию в бараке, а остался снаружи, привольно развалившись в траве под шелковичным деревом. Без пяти девять и мы с Диком вылезли из гостиничного микроавтобуса, который подрулил прямо к бараку. По бетонным ступеням крыльца нам навстречу спустился г-н Конурбаев с картой и ружьем.
– Самолет уже на подлете, - сказал г-н Конурбаев.
– Егерь сейчас подтянется - и удачной охоты!
Но самолет почему-то все не прилетал, и егерь не подтягивался. Оглядев чистое пространство, г-н Конурбаев вздохнул и вернулся в барак пить чай с милиционером.
Надо сказать, что этот мой приезд в Центральную Азию не первый: я здесь бывал и прежде. Мне нравится этот неброский остров посреди мира, населенный людьми, исполненными внутреннего достоинства, гостеприимными и склонными пошутить при всяком подходящем случае. Мне нравится их созерцательное отношение к жизни и смерти, их родственная привязанность к камням и деревьям отчей земли. Есть в этом нечто фундаментальное, вечное - в том, разумеется, понимании, в каком нам доступна категория "вечность"; тут спору нет... Это как раз то, что мне хотелось бы видеть в людях моего народа, чего только не нахватавшегося, не набравшегося за две тысячи лет чужбины.
Случайно сойдясь с Диком Джонсом у подножья дикой арки, расставившей ноги, как будто она собралась помочиться, я почувствовал желание открыть этому человеку моего всё же рода-племени красоту и прелесть здешних людей и мест. Охота на Марко Поло у подножья Хан-Тенгри, в совсем уже диких краях, вполне соответствовала этому моему намерению. От практического его осуществления нас отделяло появление егеря и полчаса полета на "кукурузнике", тряском, как телега.
Егерь явился пешим ходом, одновременно с самолетом - зеленым бипланом "АН-2", рассчитанным на двенадцать пассажиров. Одежда егеря была подобрана кое-как: из-под клеенчатого драного плаща, когда-то желтого, торчали холщовые портки, заправленные в сбитые кирзовые сапоги. На голове сидела по-своему элегантная в своей бесформенности шапка-ушанка, когда-то коричневая, битая многолетними дождями и ветрами. Дубленое лицо под шапкой имело багровый оттенок, голубые глаза на нем светились снисхождением к людям и любовью к окружающей природе. Поперек носа, пониже переносицы, белел глубокий неровный шрам - такие появляются обычно после удара надколотой бутылкой. Нетрудно было догадаться, что перед нами беспредельно пьющий человек.
– Будем здоровы!
– сказал егерь, подойдя, и освобожденно скинул с плеча наземь рыболовный бредень, намотанный на палку.
– Фу, черт... Дядя Жора я.
– Будем, будем!
–
– Это не я, - нашелся дядя Жора и улыбнулся совершенно беззаботно, это вот он опаздывает.
– И указал рукой на заходящий на посадку "АН-2". Гляди!
Руслан и не подумал пялиться на порхающий над полем "кукурузник". Медленно поднявшись с земли, он, прижимая большой палец к ноздре - сначала к одной, потом к другой - старательно прочистил нос, оборотился к милицейскому бараку и замахал руками. Это означало, что время пришло и можно отправляться в путь. Г-н Конурбаев немедля появился на крыльце с трубой и ружьем. Милиционер тоже вышел проводить охотников.
– Примите подарок от нашей фирмы, - сказал г-н Конурбаев с крыльца, как с трибуны.
– Охотничий талисман.
– И протянул Дику деревянную коробочку.
Дик был растроган. Открыв коробочку, он обнаружил в ней, в красной бархатной постельке, металлическую скобу с фигурными ушками, величиной с палец.
– Что это?
– спросил Дик.
– Наш народный музыкальный инструмент, - сказал г-н Конурбаев.
– А что, - сказал я, - будем играть в свободное время. На фоне Хан-Тенгри... Может, это такой манок для Марко Поло.
– Тут бархат, - сказал Дик.
– Вы такого даже в Нью-Йорке не купите.
– Ну, Нью-Йорк!
– сказал я.
– Мало ли чего там нет... Я видал, как играют на этой штуке: вставляют ее в пасть и дергают за скобку. И во рту возникают музыкальные звуки. Приморские народы дуют в этом случае в большую раковину, а в горах где вы возьмете море?
– Зачем же тогда егерь принес невод?
– задал резонный вопрос Дик.
– Во-первых, это не невод, а бредень, - сказал я.
– А во-вторых, я понятия не имею, что он им собирается ловить и, главное, где: тут Волга нужна как минимум или лучше Миссисипи.
– А вы видели, что у него с носом, - спросил Дик, - у этого дяди Жоры?
– А то!
– сказал я.
– Ну, может, упал где-нибудь. С горы.
Самолет выл, трещал и кашлял, и эта какофония пробуждала в моем сердце героический отзвук: путешествие будет опасным. Нас ждут серьезные испытания, тяготы и лишения, а Марко Поло окажется сродни тигру или льву и окажет сопротивление. Да и "кукурузник" был похож изнутри не на пассажирский лайнер, а на военное средство для воздушной перевозки спецназа к месту боя и смерти.
С высоты птичьего полета озеро напоминало растянутую для просушки шкуру, мездрой вверх. Горные цепи окаймляли лоснящуюся воду с севера и юга, а на востоке светилось ледяное навершие Хан-Тенгри, подсвеченное высоким солнцем в золотой и алый тона. Самолет то проваливался в воздушные ямы, то карабкался по отрогам туч. Сопровождающий Руслан, разлегшись на полу и подложив под голову свой мешок, безмятежно спал, а дядя Жора с кислым видом наблюдал небесную стихию через мутный иллюминатор. По пути к Хан-Тенгри нам предстояло совершить промежуточную посадку и принять на борт второго сопровождающего, местного коновода с практическим опытом.
Мы сели посреди гор, на окраине какого-то кишлака с райским названием Пои-Мурда. Незаглушенный двигатель самолета кашлял и стрелял. Коновод протиснул в узкую дверцу ящик водки, а затем ввалился и сам.
– Салям алейкум, Питьке!
– приветствовал коновода разбуженный мелодичным звоном бутылок Руслан.
– Здоров, братан!
– уложив на ящик винтовку-малопульку, отозвался Питьке и захлопнул за собою овальную дверцу, отделяющую нас от небесного пространства.
Надо сказать, что, судя по славянским чертам лица, Питьке был никакой не Питьке, а скорее Витька либо Петька. Его заросшая рыжей щетиной морда и нос пуговкой пришлись бы куда более кстати в какой-нибудь деревеньке на Орловщине или Тульщине, чем в кишлаке Пои-Мурда. Но неисповедимы пути Господни - как духовные, так и ножные.