Убийства и прочие мелочи жизни

Миллер ЕленаА.

– Продолжайте…

– Он очень резво взялся за дело! Вошел в азарт, начал рассказывать историю из жизни Скучновских гусар и…, и мы с Глашей его выгнали.

– Хи-хи-хи… – тоненько посмеялся Толик из своего угла.

– Почему? – не понял Даниил, мельком глянув на гору пирожков, которые его дружок навалил на свою тарелку.

– Видите ли в чем дело, инспектор! – ответила вместо Марьи Глаша. – Творение красок для православных икон – это тоже часть таинства иконописи. Писать Святой Лик красками, сотворенными не под вдумчивую молитву, а под скабрезные

рассказы про местное гусарство – невозможно!

– А-а! – сообразил, наконец, инспектор. – И поэтому вы его выгнали…

– Вне всякого сомнения. – твердо ответила Глаша.

– Что было потом?

– Почти сразу он ушел. Побалагурил еще рядом с буфетом, пробовал жонглировать чашками. Хорошо, что ни одной не разбил. Потом поставил все на место и исчез. Это было в начале седьмого. Приблизительно в шесть с четвертью.

– Вы его еще видели?

– Нет! – вместе ответили девушки.

– Чем вы занимались после ухода Алексея?

– Мы работали до половины восьмого. Потом заперли мастерскую и разошлись.

– Куда?

Первой ответила Глафира:

– Я торопилась домой. Когда я шла мимо веранды, видела Карпа Палыча. Он входил в двери своего дома со стопкой старых газет в руке. Мы пожелали друг другу доброго вечера.

– Именно так! До девятнадцати тридцати я отдыхал на веранде в старом плетеном кресле – своем любимом. Я читал газеты за 1899 год. Очень проголодался и решил перекусить что-нибудь, не дожидаясь Алексея. – накладывая в свою плошку салат из мелко наструганных огурчиков, вклинился в разговор Карп.

– Почему вы торопились домой? – Даниил поглядел на Глашу с пристрастием.

Та неопределенно пожала плечами.

– Это имеет значение?

– Безусловно.

– Ну, хорошо… К восьми часам я ждала гостя.

– Это кого? – слаженно, как солдаты на линейке, спросили хором Толик и Даниил.

– Смею предположить… – осторожно ответила Глафира. – Что к убийству это не имеет никакого отношения.

– И, тем не менее… Будьте добры ответить! – взгляд Гирса мгновенно заледенел.

– Ну! Мы ждем-с! – Толик набычился и отодвинул от себя тарелку с салатом и ветчиной.

Глафира была бесстрастна, только в уголках губ чуть заметно промелькнула тень улыбки, да в ее ровном голосе на мгновение послышалась покорность обстоятельствам:

– В восемь ко мне пришла Наталья, медсестра из поликлиники.

– Тьфу ты!! – облегченно выдохнул Толик и стукнул себя по коленке. – Гость… Тоже мне! И долго она у тебя время отнимала, сидела ныла и жаловалась на судьбу? Опять ее, видимо, очередной мужик бросил?

– Именно так. Мы проболтали часов до десяти, может быть дольше… Наталья ушла в клуб, а я приняла душ, помолилась, и легла в кровать читать книгу. Во сколько я уснула – не знаю. Было лень поворачивать голову и глядеть на часы.

– Больше к вам никто не заходил? – равнодушно спросил Даниил.

– Нет, я была одна.

– Хорошо. А вы, Марья, как провели вечер?

Маша сидела на диване, расстроенная и бледная, на ее блюдце лежали

несколько ягод клубники, в которые она нервно втыкала деревянные зубочистки. Она, как и ее подруга, за весь вечер ни к чему на столе не притронулась.

– Обычно мы с Глафирой вместе уходим из монастыря. – тихо проговорила она. – Наши дома стоят недалеко друг от друга, мы расстаемся в самом начале Верхней улицы. Но вчера я решила сходить к родственнице в Петушки. Это недалеко – в получасе ходьбы…

– В котором часу вы пришли к родственнице?

– Я… Я не пошла к ней.

– Почему?

– Не знаю… У меня было тяжело на душе. Я решила просто погулять, побродить в парке у Усадьбы. Но в начале девятого я почувствовала усталость … и пошла домой. Спать легла рано, часов в десять. Старенькая бабушка, которая вчера гостила у меня, постоянно приставала ко мне с расспросами – отчего я такая грустная, почему я такая бледная…

– Почему же вы были грустная и бледная? – отправляя в рот картофелину, поинтересовался Даниил.

– Я была расстроена.

– Чем?

– Разговором с Глафирой. – явно через силу, нехотя, ответила Маша. – Днем мы обсуждали кое – что… Я очень доверяю ей во многих вопросах. Те выводы, к которым мы пришли, выбили меня из колеи. Я была как в тумане…

– О чем шел разговор? Только не говорите, пожалуйста, что считаете это не относящимся к убийству.

– К убийству это отношения не имеет, ручаюсь вам. Но я не буду скрывать от вас темы разговора – теперь это уже ни для кого не имеет никакого значения. Мы болтали с Глашей о моем предстоящем отпуске и о будущей свадьбе. Она всегда почему-то упорно обходила эту тему, это расстраивало и пугало меня. Вчера я насела на нее и вынудила объяснить столь странное отношение к моим ожиданиям.

– И что же?

– Сначала Глаша отмалчивалась, но я была упорна. В конце концов она вышла из себя и сказала, что сомневается в том, что эта свадьба вообще когда-нибудь состоится. Назвала Алексея шутом гороховым и попросила быть осторожнее с ним.

В комнате повисла тишина.

– Вы можете объяснить это? – обратился к Глафире Даниил.

– Очень не хотелось бы…

Толик нервно забарабанил подошвами по полу, и она неохотно продолжила:

– Как сказала Маша, это уже действительно не имеет никакого значения… Свое мнение я держала при себе, никогда не позволяя никаких намеков в адрес этого человека. Но… Я не верила Алексею. И вообще, очень не любила его.

Глава 3. Гроза

За окном частота и плотность грозовых взрывов достигла наивысшей концентрации. Гром нагнал страх и тоску на всех припозднившихся прохожих и редких птиц.

Природа и город мучительно замерли в ожидании грозы. Но чернобрюхая рыхлая туча, затянувшая все жизненное пространство в две трети неба, никак не могла разродиться первыми каплями.

Все томились…

– Глаша, будь благоразумна! – воскликнул Карп, приподнимаясь. – Я думаю, сейчас не время для подобных заявлений.