Убийство Ледяного Короля
Шрифт:
Морозко к дому Сарен больше не возвращался. Наступила ночь, а она так и не знала, где он спит. Был ли он снова в доме Насти или решил вернуться в свой замок?
Но с утра Морозко снова явился и на этот раз разбудил ее вполне нормально. На какую-то секунду она задалась вопросом, стоял ли он опять над ней, глядя на то, как она спит, или нет. Какая-то часть ее подозревала, что так и было.
– Выдвигаемся, – сказал он.
Ее отец все еще спал, и она прокралась мимо него на цыпочках, взяла из миски на столе две сливы и бросила одну Морозко. Тот легко поймал ее и покрутил
– Тебе же нужно есть, нет? – спросила она, впиваясь зубами в сочную сладкую мякоть. – Или ты уже?
– Я не голоден. Но я запомню, что тебя волнует, поел я или нет, – сказал он, поднося сливу к полным губам.
– Кто сказал, что меня это волнует? – вскинула бровь она.
Он усмехнулся:
– Когда прибудем во дворец, будешь жить со мной в нашем новом доме. Так что тебе повезло, ты снова будешь спать со мной.
Эйра сжала сливу в пальцах, обнаружив, что ее отец проснулся и теперь переводит сонный взгляд с одного из них на другого.
– Собирай отца и Сарен, мы выступаем. – Морозко подмигнул ей и закрыл за собой дверь.
– Это не то, что ты подумал. – Эйра развернулась к отцу. – Он просто засранец. – Она хотела было сказать, что последний раз она спала в его кровати, будучи совой, но Морозко попросил держать ее магию в секрете, так что она не собиралась признаваться в ней сейчас. Не теперь, когда король согласился привести ее деревню к себе домой.
– Главное, чтобы он не вредил тебе, дочь. – Он сел и удивленно распахнул глаза, беря со стола очки. Они снова были целы, сияя идеально ровными стеклами.
Сердце Эйры пустилось в пляс от воспоминания о том, как она сказала Морозко, что у ее отца были сломаны очки. Он тогда ничего не ответил, ни единого слова, и тем не менее… он их самостоятельно починил.
17. Морозко
Нука ждал их снаружи дома Сарен, не сводя серьезного взгляда со входа, так что именно его Морозко и увидел первым делом, когда закрыл за собой дверь. Вывалив наружу язык, Нука радостно завилял пушистым хвостом.
«Ну хоть кто-то рад меня видеть», – вздохнул Морозко.
С легкой улыбкой на губах король подошел к фамильяру и мягко почесал ему подбородок. Лучик света посреди деревенских руин. Погибло свыше десятка смертных, несколько домов сгорели дотла, но Морозко больше всего пугало то, что он не знал, кто именно мог оказаться одержим. Сколько перевертышей проскользнуло сквозь печать и сколько из них вселилось в винтийских детей?
Прежде чем разбудить Эйру, он уже успел собрать своих солдат и прочесать всю деревню в поисках любых намеков на перевертышей. К сожалению, они ничего не нашли. Двери, свисающие с петель, разбитые окна, развороченные стойла, но ни единого следа проклятых тварей.
Сколько? Этот вопрос не давал ему покоя. Сколько из них вырвалось на свободу? По своим видениям он сказал бы, что
Морозко со стоном ущипнул себя пальцами за переносицу.
– Вот если бы они только меня послушали, Нука, ничего из этого бы не случилось, – процедил он. Но в то же время, если бы они послушали и не забыли со временем свою историю и обычаи, он никогда бы не встретил Эйру. Конечно, Морозко жалел, что не напомнил им. Даже не из-за потерянных жизней, а из-за того, что теперь поджидало его впереди. Раньше он был абсолютно уверен, что сможет справиться с любой проблемой, что встанет у него на пути. Теперь же его сознание потонуло в сплошных сомнениях.
Сжав в пальцах волчью шерсть, он задумался над этой мыслью. За такое короткое время Эйра уже успела прочно засесть в его голове. Признаваться себе открыто в этом не хотелось, но какой смысл отрицать правду? Если бы он не встретил Эйру, его жизнь никогда бы не выбилась из монотонной, однообразной и серой рутины.
Эйра выводила его из себя, но зато с ней ему совсем не было скучно. Если подумать, она всю его жизнь перевернула с ног на голову. В его кровати с самого дня церемонии в Винти не было ни единой девушки. Если, конечно, не считать дремавшую рядом с ним красивую птицу – он саркастично усмехнулся.
Морозко был бы последним лжецом, если бы попытался доказать себе, что не мечтал прижаться к ней голым телом, почувствовать ее дыхание на своей шее, прикосновения нежных рук на его коже. И это лишь самый минимум. Будь проклят каждый изгиб ее тела. Он хотел снова попробовать ее губы на вкус. Провести пальцами, нащупать ими точки, на которые она отзовется вздохом или стоном. Плевать, девственница она или нет, но мысль о том, скольким вещам он мог бы ее научить, какое наслаждение показать, заставляла его сердце пускаться в бешеный пляс.
Он мог бы сказать, что во всем этом виноваты его видения, что это они столкнули их вместе, но, по правде говоря, все дело было в самой Эйре. В том, как храбро она справлялась со всеми его – и самой жизни – выходками. Когда он подначивал ее, она с высоко поднятой головой принимала его вызов, а не пряталась в угол. Словно она была ему, страшно подумать, равной. Она не заслуживала смерти, и близость ее вероятного конца приводила его в дикую ярость.
От дальнейших терзаний на эту тему Морозко отвлек голос самой Эйры, звонко пробивающийся сквозь шум собирающейся толпы и вторгшийся в его мысли.
Когда он обернулся, она направлялась прямо к нему, держа под руку своего отца. Федир слишком уж долго не сводил с Морозко строгого взгляда из-под очков, и король вскинул бровь в ответ. Очки он починил не из какого-то расположения к мужчине, а лишь потому, какой расстроенной по их поводу была Эйра. В масштабе всего происходящего это казалось для него пустяком.
Ее отец продолжал смотреть на Морозко – неужели смертный все еще не оправился от мысли о них с Эйрой в одной кровати? Несмотря на всю свою меланхолию, Морозко не сдержал тихого смешка, и Эйра поймала его искрящийся взгляд.