Учитель. Назад в СССР. 2
Шрифт:
— Егор Александрович, не знаю, как принято у вас в столице, — начала Тамара Игнатьевна. — Но у нас молодые учителя, как и опытные, ведут себя с достоинством. А не носятся по коридорам, как первоклассники. И уж тем более не называют коллег физруками, и не врываются в кабинет коллеги, пугая воплями.
— Так нет же некого, — возразил. Слегка забывшись. Зря.
— Это не имеет никакого значения. Учитель — всегда пример для подражания, — поджав губы, строго отчеканила Звягинцева. Дожидаться продолжения воспитательной лекцию я не стал.
— Приношу самые искренние извинения, дорогая Тамара
— Я учту вашу просьбу, Егор Александрович, — сдержанно кивнула Звягинцева. — Постараюсь сделать все, что в моих силах.
Русичка замолчала, нахмурилась, что-то прикинула, затем просветлела лицом и выдала:
— У меня встречное предложение, Егор Александрович. Переговорите с Григорием Степановичем, выясните у него имена спортивных детей, которые вам необходимы для линейки, список принесите мне. Так будет гораздо быстрее. Из предоставленного списка я отберу ребят, которые умеют декламировать, быстро учить наизусть. К тому же достаточно артистичны, чтобы дать им роль. Как вам такое предложение?
— Отличная идея, Тамара Игнатьевна. Тогда позвольте откланяться, пойду искать физ… э-э-э… товарища физкультурника.
Кажется, я опять сморозил что-то не то, ну да все равно. Никогда не был силен в плетении словесных кружавчиков. Какая разница, как выражаться, главное, чтобы собеседник тебя понял. Были у меня товарищи, которые понимали поставленные задачи, исключительно на русском матерном. Причем эти самые предметы необязательно было называть своими именами. Достаточно объяснить, куда идти и что к чему присобачить. Вон ту хрень к этой фиговине припаять намертво, но чтоб крутилась в разные стороны — самый приличный вариант из возможных. И все, вопрос закрыт, задача через полчаса будет готова.
— Егор Александрович, — окликнула меня Звягинцева, когда я почти уже ушел.
— Да, Тамара Игнатьевна.
— Что вы задумали? — полюбопытствовала учительница.
— Потом, все потом, дорогая Тамара Игнатьевна, — отмахнулся я. — Спешу! Как бы физ… ической культуры учитель куда-нибудь н ушел. Переговорю с Григорием Степановичем и завтра на совещании все расскажу.
— На каком совещании? — брови русички снова поползли вверх.
— Вам потом Юрий Ильич все расскажет! Все, нет меня, спасибо за помощь, — крикнул из коридора, скатился по лестнице, почти бегом пронесся по первому этажу и выскочил на крыльцо. Огляделся, вышел со школьного двора и притормозил, обнаружив Григория там, где предполагал.
Богатырь физрук, стянув рубашку с широких плеч, аккуратно застирывал пятно, чертыхаясь сквозь зубы. Я хотел было окликнуть и пошутить, но заметил, что Гриша ведет себя как-то странно. То и дело косится на фасад ближайшего к колонке дома.
«Что там может быть? — мелькнула мысль. — Неужто баба голая?» — хмыкнул про себя и двинулся к физруку, поглядывая на любопытный дом. Баба оказалась не голой, и вовсе даже не бабой, а миниатюрной девушкой. Девчонка в свободной рубашке и трениках, закатанных до колен, намывала окна дома, стоя на табуретке. Со стороны улицы хозяюшку не увидишь, стояла она во дворе, надраивая стекла, которые выходили на дорожку от калитки к крыльцу.
Вот на нее-то и пялился
Похоже, запал наш Григорий на красотку. «М-да… противоположности сходятся, -усмехнулся я. — Толстый и тонкий, высокий и маленький. Девчонка ему едва до груди дотянется». Был у меня друг баскетболист, высоченный под два метра ростом, так вот он меня уверял, что баскетболисты предпочитают не своих коллег-девушек, высоких, крупных, им под стать. А вот таких вот миниатюрных пигалиц.
Гриша медленно и тщательно застирывал рубашку, шумно фыркал, незатейливо ругался приличными словами: «Вот зараза», «да чтоб тебя», «ну елы-палы». И все время косился на девушку. Пигалица усердно делал вид, что совершенно не заинтересована в том, что происходит на улице возле ее двора. И продолжала тщательно натирать окна газетой, лучезарно улыбаясь и напевая себе под нос песенку:
'Первая волна — еще не волна,
Шторм придет, погоди.
Первая любовь — светла и грустна,
Что там ждет впереди…
Море позовет и мне пропоет
Свой заветный мотив.
Первая любовь придет и уйдет,
Как прилив и отлив'.
Похоже, здесь намечается нечто серьезное. Интересно, сколько они вот так друг друга мурыжат? А подойти, похоже, стесняются. Точнее, по нынешним временам девушке на селе к парню подойти — это все равно что, ну не знаю, клеймо гулящей на себя добровольно поставить, что ли. А этот увалень… Я покосился на вздыхающего и сопящего Григория. А этот увалень сам первый пригласить на прогулку стесняется.
М-да, Саныч… Я мысленно чертыхнулся. Может меня сюда купидоном на полставки отправили? Чтобы, так сказать, история повернулась и пошла по-другому пути? Потому что кто-то из будущих детей этих стеснительных товарищей должен стать великим изобретателем ил ученым, что прославит Советский Союз? В той истории не получилось, вот меня сюда и пихнули на помощь. Чтобы в этой временной ветке все пошло по плану?
Честное слово, не село, а брачное агентство какое-то. Только сваха сбежала, руководить некому. Не выдержала, так сказать, неуемной стеснительности и глупости клиентов.
— Здорово! — громко поздоровался. — Ты как тут? О, брат, да ты решил глобальную стирку устроить, — хмыкнул я, глядя на полностью мокрую рубашку. — И как ты теперь в школу пойдешь?
— Вот жеж… ешкина мышь, — выругался Григорий, обнаружив вместо сухой рубашки с мокрым пятном, полностью мокрую одежду без единого сухого кусочка.
— Любишь? — улыбнулся я.
— Кого? — Григорий вздрогнул всем телом и отпрянул от меня, как черт от ладана.
— Любишь, говорю, стиркой заниматься? — продолжил я, наблюдая за тем, как стремительно багровеют щеки богатыря. — А я вот нет. Эх, Григорий Степанович, повезет же кому-то с тобой, — радостно и чуть громче положенного, воскликнул я.