Учитель. Назад в СССР. 2
Шрифт:
Я коварно улыбнулся и пошёл догонять влюблённого товарища.
— Гриш, а, Гриш… — окликнул я физрука. — Да погоди ты…
— Чего тебе? — буркнул красный как помидор Григорий Степанович.
— Я тут одну штуку придумал. Нужна твоя помощь. Поможешь?
— Ну… помогу, если надо, — пожал плечами Борода-младший. — Чего хотел?
— Вот и отлично, — я добродушно хлопнул Григория по плечу, и начал разговор. — У меня к тебе два дела…
Глава 17
—
— Гриша, ты не горячись и не расстраивайся. Устрою я твою личную жизнь, не переживай. Но пока на первом месте дело, — заверил я физрука.
— Какую еще жизнь, — дернул плечом Борода. — Не надо мне никакой жизни. Показалось тебе. Придумал какую-то жизнь…
— Личная жизнь, Григорий Степанович, важная составляющая общественной жизни, — совершенно серьезно заявил я, стараясь придать лицу нужное выражение. — И она крайне важна в плане общественной нагрузки. Счастливый учитель физкультуры — счастливые дети, — переиначил я известную в моем времени фразу. — Так что наладим мы твою личную жизнь, обещаю. Для начала пригласишь девушку на танцы. Как ее звать-величать хоть?
Гриша на меня покосился с удивлением.
— А, да, извини, запамятовал. Вспомнил! Катя, Катерина, маков цвет… Без тебя мне жизни, Катя нет. Гришань, ты чего? Это песня такая! Не нудна мне твоя Катерина! Я и жениться-то не собираюсь в ближайшие пять лет точно! И вообще, у меня собака есть! Она лучше жены!
— Чем это? — возмутился Борода.
— Неважно, шутка, — отмахнулся я. — Сначала танцы, потом повстречаетесь, пообщаетесь, к лету поженитесь, потом детишек нарожаете. Школьный коллектив в полном восторге. Ты счастлив, жена тоже. Но это не точно.
— Почему это? — покосился на меня Григорий.
— Почему не точно? — уточнил я, дождался кивка и пояснил. — Потому что, Григорий Степанович, жизнь штука непредсказуемая и полна сюрпризов. Вот был у меня приятель, прожили они с женой душа в душу сорок лет. И что думаешь?
— Что?
— Взыграла у мужика горячая кровь на старости лет, долбанул кризис среднего возраста
— Какой кризис? — перебил меня физрук.
— Неважно, — отмахнулся я. — Влюбился товарищ в молодуху, выгнал официальную жену, развелся, женился на своей крале.
— А жена?
— Говорю же — выгнал.
— И что, она вот так просто взяла и ушла? И даже парторгу не пожаловалась? На собрание его не вызвали.
— Кого?
— Товарища твоего. Хотя какой это товарищ, так… гражданин… — буркнул Гриша и полюбопытствовал. — И что же, жена даже космы полюбовнице не повыдергивала?
— Космы? — я задумался. — История об этом умалчивает, но уверен, разошлись без мордобоя. Интеллигентнейшие люди, доложу я тебе.
— Вы там в свои столицах совсем уже… того… — буркнул парень. — Жену из дома выгонять. А дети?
— Дети с женой ушли, отца знать не знают.
— Нехорошо это, неправильно, —
— Дело?
Физрук резко переключился с одной темы на другую, что я не сразу сообразил, о чем он спрашивает.
— Григорий Степанович, — торжественно начал я, отбросив личные истории, переходя на деловой разговор. — Понимаешь, очень твоя помощь нужна. Ты же детей хорош знаешь?
— Ну, положим, да. А что? — насторожился Григорий.
— Во-от! Слушай, что мы в коридоре торчим, как не родные? Пошли ко мне в класс, там и поговорим, — предложил я.
Не хотелось мне осуждать новую идею напротив закрытого кабинета завуча.
— Так мы и не родные с тобой, — изумился Борода младший.
Я махнул рукой и первым двинулся в сторону лестницы. Да уж, прав Степан Григорьевич, сын у него богатырем получился, добродушным и простым, как теленок. Не в обиду будет сказано. Такие люди они как соль земли, с ними вера в человечество, в его доброту не угаснет никогда.
— Идешь? — оглянулся я.
— Ну, иду, — подтвердил Гриша.
— Так вот, мне дети нужны, спортивные, — начал я, едва мы свернули в коридор, ведущий к лестнице на второй этаж.
— Зачем? — уточнил физрук.
— Есть у меня задумка. Ты в курсе, что мы с Ниной Валентиновной линейку готовим?
— Ну… что-то слыхал. Я так понял, товарищ Свиридов на тебя спихнул подготовку? — уточнил Гриша.
— Инициатива, как известно, очень любит инициатора. Ну да, на нас с Ниночкой… с Ниной Валентиновной, — исправился я.
— Это ты зря, Егор, — искренне посочувствовал мне Григорий.
— Почему зря? — не понял я. — Не надо что ли линейку?
— Да нет, линейку-то надо. Она ж всегда на первое сентября. Это традиция. Хорошая традиция, — подумав, добавил Григорий. — Зря согласился.
— Почему? — еще раз утонила я.
— Потому что линейки всегда завуч делает. Это ее. эта… как её…
— Прерогатива? — подсказал я.
— Ага, она самая, — физрук с недоверием на меня покосился, но понял, что я не издеваюсь и не прикалываюсь, и успокоился.
— И что? Разве мы не один коллектив? Не одно дело делаем?
— Так-то оно так, — ухмыльнулся Григорий. — Да Зоя Аркадьевна больно не любит на вторых ролях быть. И теперь уж поверь мне, Егор Александрович, жди беды, — просветил меня Гриша.
— Какой? — опешил я. — Линейку отменят?
— Нет, конечно, ты что! Это же государственное дело, понимать надо! К тому же гости приедут важные. Зоя Аркадьевна перед ними станет хвостом мести, чтобы, значит, если что, всю вину на тебя свалить. А если получится хорошо, так вся слава ей и достанется.