Украина и Речь Посполитая в первой половине XVII в.
Шрифт:
В этой цитате на себя обращают следующие моменты: автор находит представителей интеллигенции в начале XVII в., да не где-нибудь, а на Украине; «руський народ политический» это украинская шляхта, а равноправна она польскому и литовскому народам-шляхте. Обращает на себя внимание и то, что украинская шляхта считала представителей других сословий Украины-Руси тем же «народом руським», хотя и не «политическим», польские же шляхтичи смердов-поляков поляками не считали.
«Также как и для польского дворянства, критерием ее (украинской шляхты. – Б. Д.) социального положения было происхождение, род и генеалогические связи, но акцент ставился не на традиции республиканизма, а, прежде всего, на передачу религиозного наследия. Поэтому украинские дворяне возводили свои роды к киевским князьям и религиозным деятелям. Но сведения о них черпались не из записей хроник и генеалогиям, а из преданий, устной традиции, и таким образом передающегося по наследству “доброго имени” в народной памяти» [208] .
208
Лескинен
Так, например, брацлавский воевода А. Кисель в своем письме от 31 мая 1648 г. примасу католической церкви Речи Посполитой архиепископу Гнезненскому М. Лубенскому, одновременно, в связи с кончиной короля Владислава Четвертого, исполнявшего обязанности главы государства, писал: «Союз внутреннего врага с неверными так страшен, что едва ли сможет Речь Посполитая противостоять ему собственными силами. Другое и того гибельнее, но я должен сказать об этом по своей верности к любимой отчизне (ибо, хотя я происхожу от древнего русского рода, но от такого, в котором потомство Болеслава угасло лишь тогда, когда мой предок пал во вратах вверенного его защите Киева, и я обязан поступить так же, если судьба велит). <…> Позаботьтесь об отчизне, и притом поскорее, чтоб с ней не сбылось (от чего Боже упаси!) то же, что с римской империей. Я, сделавшись нищим, остаюсь здесь, в бедном своем замке, и, не привыкши доселе уходить с поля битвы, готов обагрить верность свою кровью и запечатлеть ее смертью, ибо лучше умереть смертью, по обычаю сарматов, и не видеть посрамления народа, нежели жить, предавшись позорному бегству» [209] .
209
Воссоединение Украины с Россией; документы и материалы в трех томах. – М., 1954. – Т. 2. – Документ № 10. – С. 29–30.
«Исследование основных элементов идеального образа православного шляхтича – верного королю рыцаря воина, защитника “старожитной” веры, хранителя доблестных традиций предков, борца с ересью – говорит не о простом заимствовании их из польской сарматской идеологии, но об активном включении их в систему ценностей украинцев XVII–XVIII веков. <…>
Однако, несмотря на лояльность украинских “сарматов” по отношению к Речи Посполитой и королевской власти, можно утверждать, что в начале XVII века достаточно четко определяется (по литературным, в частности, источникам) самосознание своей общности как “руського народа”, главными чертами которого являлась православная вера и исторические корни. Украинский сарматизм шел из Киева, крещение жителей которого произошло в правление Святого Владимира. Объединяющим элементом этой общности являлся и “руський” язык, однако этот признак не выделяется как доминирующий» [210] .
210
Там же. – С. 131.
Попробуем проанализировать приведенные выше большие по объему цитаты. Общей идеологией для землевладельческого сословия Речи Посполитой в XVI–XVII вв. являлся «сарматизм», понимание которого, однако, несколько различалось среди шляхты разных частей этого государства. Из всего вышеизложенного мы можем сделать следующий вывод: по крайней мере часть украинской шляхты, сохранившей православие, к началу XVII в. начинает осознавать себя специфически национальной «руськой», она лояльна королевской власти (крайне слабой и ограниченной), но имеет гораздо меньший пиетет к республике и ее органам Сейму и Сенату, хотя она пользуется всеми политическими правами шляхты Речи Посполитой. «Полонизация почти всего крупного русского дворянства и значительной части шляхты была, следует это подчеркнуть, полностью добровольной. Представители непольской шляхты и магнатов не должны были менять свою национальность или религию, чтобы пользоваться в Речи Посполитой правами своего сословия. Привилегия Сигизмунда-Августа о Киевском княжестве, <…> им это гарантировала» [211] . Видимо, большую роль в таком восприятии православной шляхтой политической системы сыграло ее вероисповедание, теория «православного государя и царства», идущая от Византии. Роднит же украинских и польских «сарматов» крайний консерватизм: «Сармат обращен в прошлое, и поэтому традиционность и консерватизм понимаются как освященные моралью и религией необходимые качества истинного сармата. Историческое время обращено вспять, цель настоящего – вернуть идеалы “золотого” прошлого, а при невозможности вернуться в него – повторить, воспроизвести то время» [212] .
211
Wojcik Z. Ukraina w ramach Rzeczypospolitey do polowy XVII w. 11 Studia z dreijow Rzeczyposplitej Szlacheckiej. – Wroclaw, 1988. – S. 62.
212
Лескинен
Что касается идеологии дворянства еще одного значительного региона Речи Посполитой – Литвы, то она остается за рамками нашего исследования. Но, в общем, вполне допустимо будет считать, что эта идеология будет близка идеологии дворянства собственно польских земель. Шляхта Литвы активно принимала участие в формировании республиканских порядков в государстве и его органов управления. Она была, как и польская шляхта сильно привязана к республиканизму, хотя, конечно, имела свои специфические интересы и взгляды.
Таким образом, даже на самом общем, так сказать, философско-идеологическом уровне, мы можем констатировать существование некоего отличия между системой политических ценностей польской и православно-украинской шляхты. Специфика польской «состоит в акцентировании в первую очередь политического наследия. Украинский сармат подчеркивает свою этническую самобытность, апеллируя к религиозной (конфессиональной) традиции и славянскому наследию» [213] , при особом почтении к монархической власти.
213
Там же. – С. 141.
«Трактовка Родины и народа в украинском сарматизме получает иное понимание. Украинский народ сарматский – это общность, объединенная прежде всего православной верой, историческими корнями, единством происхождения, языка, территории и исторической судьбы, но не имеющая своей государственности. Родина – это Русь, отчизна. Государство – речь Посполитая, отношения с которой должны строиться на принципе верной службы. Отечество украинского сармата не включает в себя политического, гражданского элемента, однако объединяет весь народ в зависимости от этноконфессиональной, а не сословной принадлежности» [214] .
214
Там же. – С. 144.
Обратимся теперь к различным вариантам идеологии собственно польского «сарматизма», как они сложились к началу XVII в.
«Представление об истинном поляке также сводится к образу шляхтича-сармата, существующего в двух ипостасях: воина-рыцаря и земянина-помещика – в этом утверждении мы опираемся на существующие исследования польских авторов, которые выявили эту двойственность сарматского идеала. Собственно сармат вначале отождествлялся только с образом рыцаря, что было обусловлено исполнением дворянским сословием воинских обязанностей в государстве. Кроме того, древние сарматы ассоциировались с воинственными племенами завоевателей. Однако к концу XV – началу XVI вв. в положении польского рыцарства произошли существенные изменения, связанные с военной реформой и получением шляхтой особого правового статуса. Одним из них было наделение рыцаря землей на условии исполнения военной обязанности не пожизненно, как в Западной Европе, а по наследству. Это было началом процесса оседания шляхты на земле и переходом к новому периоду в истории польской шляхты – ее “золотому веку”» [215] .
215
Там же. – С. 145.
«Идеальный рыцарь обладает добродетелями воинскими и гражданскими, ему чужды утонченность и образованность непольского дворянства. Польский рыцарь видится защитником католицизма и гражданских свобод в европейском масштабе; его политическая и гражданская преданность идеалам Польского государства перевешивает значимость этноконфессиональной принадлежности.
Другая ипостась идеального сармата определялась образом жизни помещика (земянина) – пребыванием в деревне, вдали от королевского двора, тесной связью с природой. Его жизнь тяготела к кругу семьи, друзей, родни, соседей; основным занятием было ведение хозяйства. Большое значение приобретало выполнение гражданского долга. Основой сохранения отцовских обычаев для земянина являлось благочестие, умеренность. Поощрялось стремление к образованию, умение вести беседу, радушие и гостеприимство.
Мир помещика ограничивается его усадьбой, соседними поместьями. Он далек от страстей политической и общественной жизни, однако сознает себя представителем господствующего сословия посредством выполнения гражданского долга – общественных обязанностей. Однако его государство – это, прежде всего, его поместье, где он отвечает за жизнь, благополучие и моральный облик своих подданных. Земянину присущи черты патриархальности и он более традиционен по самому образу жизни, нежели шляхтич-рыцарь. Однако самоуважение, осознание себя личностью, ценность “золотой вольности” высока и для воина, и для помещика в равной степени. Кроме того, в реальной действительности, по всей вероятности, эти два идеальных типа не противоречили друг другу, поскольку исполнение рыцарских обязанностей не снимается с земянина полностью, так как он, как римский Цинциннат, при первой же необходимости сменяет орало на меч» [216] .
216
Там же. – С. 146–147.