Украина и Речь Посполитая в первой половине XVII в.
Шрифт:
Однако решить этот вопрос без ослабления зависимости Польши от Ватикана, Австрии, Испании и вообще от стран Габсбургской коалиции, поддерживающих магнатскую олигархию в Польше, было невозможно. Это хорошо понимал и король, и канцлер Оссолинский. В Тридцатилетней войне, как сказано выше, Польша примыкала к этой коалиции. Но уже к концу войны, точнее вскоре после избрания Владислава Четвертого, довольно отчетливо наметилось сближение ее с антигабсбургской коалицией, в первую очередь с Францией» [241] .
241
Там же. – С. 75–76.
При посредничестве Франции Польша смогла продлить в 1635 г. на 25 лет Альтмарское перемирие со Швецией, за что последняя соглашалась вернуть ей на определенных условиях Восточную Пруссию и пойти на некоторые другие уступки. Вероятно, что именно за эту услугу Владислав Четвертый предоставил Франции
У польских авторов по поводу политики Речи Посполитой в означенный выше период времени читаем: «Сейм был против войны, а потому 12 сентября 1635 года в Штумдорфе был заключен мир со Швецией на 26 лет, по которому Польше возвращалась Пруссия, а Ливония оставалась в руках шведов. Претензии Владислава Четвертого на шведский трон обошли молчанием. Швеция получила гораздо больше того, на что могла рассчитывать по результатам военных действий. Девизом доблестных сарматов уже тогда был мир и благополучие. С этого момента Речь Посполитая оказалась вне Тридцатилетней войны, не обращая внимания на подстрекательские жесты с разных сторон в 1635–1645 годах. Брак короля с Цецилией Ренатой (из династии Габсбургов) в 1637 году означал очередное сближение с Австрией. Но переориентация внешней экспансии в юго-восточном направлении не обеспечила Речи Посполитой ни территориальных приобретений, ни международного престижа. Владислав не сумел осуществить создание “Кавалерии Ордена Непорочного Зачатия”, которая могла бы стать своеобразной аристократической партией при короле. <…> Единственным позитивным для Польши результатом со юза с Габсбургами было укрепление контроля над Пруссией. Лишившись поддержки императора, курфюрст Бранденбурга Фридрих Вильгельм был вынужден в 1641 году принести в Варшаве присягу на верность польскому королю. После смерти первой жены Владислав Четвертый взял в жены в 1644 году Марию Людвику Гонзаго, демонстрируя таким образом изменение внешнеполитических приоритетов Польши в пользу Франции. Это положило начало антитурецким и балканским планам короля: они должны были привести к войне с Турцией, освободить Балканские страны от турецкой зависимости, а королю обеспечить укрепление его позиций в Польше. Ключевая роль в этих планах отводилась казакам, и Владислав втайне давал им далеко идущие обещания. Но Европа не проявила интереса к этому проекту, а сейм не желал и думать о войне» [242] .
242
Тымовский М., Кеневич Я., Хольцер Е. Указ. соч. – С. 226–227.
«В 40-х годах Владислав Четвертый обратился за денежной субсидией (в размере 50 тысяч скудий) к папе. Однако святой отец, по вполне понятным мотивам, не обнаружил ни малейшего желания развязать свой кошелек. Король получил категорический отказ, мотивированный ссылкой на оскудение папской казны. Тем не менее, желая сохранить свое влияние в Польше, папская курия нашла для короля другой источник денежных средств. Весной 1645-го года, как известно, вспыхнула война Венеции с Турцией. <…> Стремясь отвести угрозу, нависшую над Аппенинами, Ватикан стал всячески добиваться заключения союза Венеции с Польшей. Участие Польши в войне против Турции должно было, с одной стороны, помочь Венеции, с другой, – доставить польскому королю средства, в которых он нуждался.
В конце 1645-го года венецианское правительство направило в Варшаву своего посла Джованно Батиста Тьеполо. Последний при поддержке папского нунция в Польше должен был добиться заключения венецианско-польского союза с целью немедленной переброски польского войска на театр военных действий. Современник, молдавский летописец Мирон Костин, проживавший в это время в Баре (Украина), заметил: “Польского короля <…> подстрекали римский папа и венецианцы <…>, которые задумали поссорить Польшу с турками”» [243] .
243
Голобуцкий В. А. Дипломатическая история освободительной войны украинского народа 1648–1654. – Киев, 1962. – С. 76–77.
По поводу внешнеполитической ориентации магнатов В. А. Голобуцкий однозначно заявляет: «Однако деятельность короля и его сторонников встречала упорное сопротивление со стороны польских магнатов, опиравшихся на поддержку австрийских Габсбургов и Ватикана. Поэтому Польша так и не смогла до конца Тридцати летней войны порвать с Габсбургами, оказывалась как бы прикованной к австрийской колеснице» [244] .
У
244
Там же. – С. 76.
245
Костомаров Н. И. Богдан Хмельницкий. – М., 1994. – С. 146–147.
Попробуем теперь во всем этом разобраться. Картина внешнеполитических влияний на разные дворянские группировки выглядит следующим образом. «Королевская партия» вроде бы находится под влиянием Австрии (даже первый брак Владислава Четвертого прямо подтверждает это), но потом начинает ориентироваться на Францию – врага Австрии. Ватикан, влияние которого на польское правительство традиционно считается в отечественной историографии очень большим (в подтверждение этого тезиса приводится пример Брестской унии и широкий размах деятельности конгрегации «Общества Иисуса» в Речи Посполитой), денег польской короне не дает, и, даже какой-то период времени (1642–1645 гг.) не имеет дипломатических отношений с Речью Посполитой. А мы привыкли считать, что влияние Святого престола в этом государстве является чуть ли не определяющим (контрреформация в Польско-Литовском государстве прошла наиболее полно и удачно). Таким образом, мы можем сделать вывод: польское правительство в своей внешней политике шарахалось из стороны в сторону, большую часть описываемого периода времени ориентируясь на Габсбургов, но потом переметнулось на сторону их противников. Следовательно, «королевскую партию» мы не можем назвать ни проавстрийской, ни профранцузской. Во всяком случае, Владислав Четвертый менял союзников, исходя из своих внутриполитических (укрепление королевской власти) потребностей.
Ну, а что же вечные оппоненты королей – магнаты? В. А. Голобуцкий их всех, скопом, относит к «Габсбургской» и, одновременно, к «Ватиканской» партиям. Но современные польские авторы в приведенном выше отрывке говорят нам, что единственными целями и магнатов (их клиентуры и вассалов из числа мелкого среднего шляхетства), и значительной части независимого среднего шляхетства (земян), были сохранение и укрепление режима республики «сарматов» (в ущерб королевской власти) и сохранение личного благополучия, для чего, естественно, был необходим мир. Поэтому Сейм 1646 г. отклонил королевскую пропозицию о необходимости войны с Турцией и, соответственно, наборе армии. Более того, «3-го декабря сейм постановил: не собирать королю чужеземного войска, не употреблять частной печати вместо коронной и литовской, сохранять мир с Турциею и Крымом, не допускать Козаков ходить на море, удалить от королевской особы чужеземцев, поручать посольские дела одним только обывателям польским, уменьшить гвардию до 1 200 человек, не установлять без воли сейма никаких комиссий о пограничных делах и не входить в союзы с иностранными державами без воли Речи Посполитой.
С этими пунктами пошли к королю. Тут брестокуявский воевода Щавинский произнес такую обличительную речь в глаза королю:
<…> Мы всюду слышим жалобы, проклятия и вздохи убогих людей. Этому причиною иностранцы, окружающие ваше величество: они-то дают вам дурные советы, поживляясь чужим достоянием. Что около вас делается, о том знают прежде в Гамбурге, Любеке, Гданьске, чем в Варшаве. Корень же зла – венецианский посол, который, окончив свою миссию, живет здесь за тем, что старается свалить тягость войны с венецианских плеч на польские. Не дурно припомнить ему изречение одного венецианского сенатора, сказанное чехам, когда последние просили у Венеции помощи против императора: мы не хотим зажигать собственного дома, чтобы пожарным дымом устрашить императора. Покорно просим ваше величество удалить от себя иноземцев. Покорно просим, чтобы мы не испытывали бесчинства иноземных солдат, которые в насмешку хвастают, что скоро укротят нас, шляхту, и посредством удивительной алхимии превратят хлопа в шляхтича, а шляхтича в хлопа.
Король должен был выслушать и такое нравоучение и признал беспрекословно все постановления сейма.
Таким образом, по замечанию Тьеполо, власть у польского короля была не только ограничена, но совсем отнята» [246] .
Таким образом, мы можем сделать вывод, что среди и магнатов и среди независимой шляхты не было четко очерченных партий, поддерживавших политику какой-либо иностранной державы. Полновластные магнаты сами устанавливали связи с тем правительством, с которым их объединял конкретный политический или экономический интерес.
246
Там же. – С. 165.