Украинский национализм. Факты и исследования
Шрифт:
Второй инцидент, связанный с убийством автономного епископа, не столь однозначен. Поздним летом 1943 года Эммануил, епископ автономистов во Владимире-Волынском, был схвачен отрядом УПА, находившимся под командованием ОУН-Б, отведен в их лесной штаб и там после «суда» казнен как предатель и шпион. Обвинения, подобные тем, что выдвигали против Алексия, были выдвинуты и против его коллеги, и, кроме того, Эммануил, как считается, сознался в том, что был агентом немецкой полиции и выдавал подпольщиков [591] . Правда ли это, определить нельзя, но некоторые факты ставят под сомнение такие утверждения. Против Алексия и против Эммануила были выдвинуты одни и те же обвинения, и то, что первый был, похоже, невиновен, некоторым образом служит защитой для второго. Эммануила сочли предателем потому, что он первоначально был посвящен в епископы Белой Церкви автокефальной церковью, и его последующий переход в автономную церковь из-за сомнительной каноничности националистического религиозного образования нанес, должно быть, болезненный удар по украинским националистическим чувствам [592] . Он также выступал с публинными заявлениями, призывая всех верующих воздержаться от помощи националистическим партизанам; хотя почти всех на Волыни, кто занимал видное положение в обществе (включая члена ОУН – редактора газеты «Волынь»), принуждали делать такие заявления, Эммануил был энергичнее и искреннее других в этой ситуации [593] . С другой стороны, нет действительно заслуживающих доверия свидетельств того, что он занимался шпионажем или другой бесспорно постыдной деятельностью,
591
Селезь. Як діют сталінські агентури. С. 11; интервью 63.
592
Там же; UAPTs. С. 5.
593
Ср. его обращение к украинскому населению, «Волинь», 8 августа 1943 г., с. 3.
594
Интервью 38.
С другой стороны, нет никаких свидетельств причастности автокефальной церкви к его убийству, и внешние обстоятельства указывают на то, что решение было принято самими партизанами. Позиция Эммануила была особенно неприятна для УПА из-за контраста с позицией наиболее активного автокефального прелата на Волыни епископа Платония Ровенского, который активно помогал подполью и, как говорят, даже наведывался в лагерь УПА в Дермане, чтобы предложить свою поддержку [595] . Следует, однако, отметить, что Платоний имел сравнительно небольшое влияние в иерархии автокефальной церкви. Типичным было поведение Поликарпа – другого волынского епископа, – который энергично протестовал против атак немцев на духовенство и против их жестокого отношения к населению [596] , но никогда не оказывал открытой поддержки повстанцам. В этой политике подчинения светской силе, даже порочной, Поликарп следовал, согласно его собственному утверждению, традиции православия. [597]
595
UAPTs. С. 10; интервью 18.
596
CXLVa 66. См. также резкий, но вежливый протест Иллариона по поводу расстрела автокефальных священников в генерал-губернаторстве за контакты с бежавшими военнопленными весной 1942 года – задолго до того, как началась широкая националистическая партизанская деятельность.
597
CXLVa 66.
Через несколько месяцев после этих трагических эпизодов почти весь восток Украины был отвоеван Красной армией. Значительное большинство православных епископов, и автокефальной и автономной групп, не стали дожидаться возмездия за противодействие советским планам использовать православие как оружие пропаганды и спаслись бегством в генерал-губернаторство. Здесь к епископам отнеслись со значительно большей учтивостью, чем в рейхскомиссариате [598] . Кроме того, «восточное министерство» сочло, наконец, возможным начать создание национальной церкви. Проект, разработанный министерством Розенберга, призывал к объединению двух конкурирующих ветвей. Этот союз был бы якобы компромиссным, но, подобно неудавшемуся соглашению, подписанному Алексием, более благоприятным для автокефальной группировки. Должностные лица «восточного министерства», ведавшие переговорами, явно склонялись к поддержке Мстислава и Иллариона, но относились несколько прохладнее к Поликарпу [599] . С другой стороны, Пантелеймон, реальный руководитель автономной группировки, был для них «русским» и упрямцем; они предложили ему оставить Украину и занять освободившееся место в Риге [600] . Тяготение автокефальных к объединению, при котором будут какое-то время «русские епископы для русского меньшинства», которых позже поглотит «украинская церковь», очевидно, предусматривало понижение в сане автономных епископов или по крайней мере тех, кто упорно благоволил русским культурным и этническим элементам, однако «восточное министерство», очевидно, не выступало против ЭТОГО. [601]
598
Там же. См. также Chief of the SP and SD Einsatzgruppen, IIIc «Conveyance of Orthodox Dishops into the Reich». September 20, 1944.
599
Там же.
600
Там же. Номинальным лидером автономной церкви, избранным в качестве наследника Алексия, был Дамаскин Каменец-Подольский, который, похоже, к этому времени вернулся к автономной пастве (ср.: Волинь. 1943. 1 июля. С. 3).
601
CXLVa 66. Хотя этот проект не мог быть осуществлен, «восточное министерство» продолжало благоволить, насколько позволяли возможности, украинской националистической группировке как в религиозных, так и в политических делах. Ср. Меморандум Розенфельдера (специалист министерства) для начальника F"uhrungsstabes Politik, декабрь 1944 г., касающийся планов усиления влияния автокефальной церкви среди восточных рабочих за счет позиций Русской православной церкви, CXLVa 76, в Centre de Documentation Juive Contemporaine (далее CXLVa 76).
Планы националистической церкви были разрушены из-за отказа автономных епископов принять роль, предписанную им «восточным министерством», и бессилия этого ведомства проводить в жизнь свои пожелания. Вместо объединения с другими епископами с Украины оставшиеся автономные иерархи присоединились к Русской православной церкви в эмиграции, представленной Карловицким синодом. По крайней мере два из них сделали так к началу октября 1944 года, а остальные скоро последовали их примеру [602] . Совпадение этих действий с присоединением некоторых видных украинцев к Комитету освобождения народов России говорит, что те же самые немецкие круги, которые поощряли власовское движение, возможно, поддержали и решение церковной группы. Такой шаг доказывает, что автономная церковь была тесно связанна с теми элементами, которые желали продолжения распространения и доминирования русской культуры на Украине и поддержания политических связей с Россией.
602
Розенфельдер начальнику F"uhrungsstabes Politik, октябрь 1944 г. CXLVa 74, в Centre de Documentation Juive Contemporaine (далее CXLVa 76); UAPTs. C. 6. По крайней мере один автокефальный и три автономных епископа остались, когда Советская армия вновь заняла Восточную Украину. Двум из прежних автономных епископов, Антонию (Марченко) и Гиобу (Кресовичу), очевидно, разрешали осуществлять функции епископов при советской власти. Ср. Wassilij Alexeev, Russian Orthodox Bishops in the Soviet Union, 1941—1963: Materials for the History of the Russian Orthodox Church in the USSR (New York: Research Program on the YSSR, 1954), с 134 и далее (мимеография с текстом на русском языке).
Организация, тактика и специфические цели автокефальной церкви были отличны от целей националистических партий во время войны. Само понятие независимой украинской церкви служило для того, чтобы развить чувство украинской национальной самобытности, но, поскольку автокефальное духовенство было, как правило, распространителем национализма, никакое рассмотрение националистических движений на православном востоке Украины при германской оккупации, которое не примет во внимание роль автокефальной церкви, не будет полным. Так как соперничающая автономная церковь стремилась поддерживать связи с Москвой, это подчеркивает
Глава 9
Сила националистической активности
Хотя церковь в некоторой мере представляла собой институциональный орган, с помощью которого могли быть выражены национальные настроения, ее вклад в продвижение политических доктрин был ограничен. Организационные каналы представлялись особенно важными для националистических движений, которые хотели добиться широкомасштабных успехов на оккупированном востоке Украины. Подпольные группы создавали собственную сеть контактов при минимуме направляющего влияния центра. Однако ресурсы под их прямым управлением были минимальны, а регион огромен: его население в 1941—1943 годах, даже после оттока и перемещения людей во время войны, составляло тридцать миллионов жителей. Подпольные публикации могли издаваться только на мимеографах или маленьких ручных прессах и циркулировали от одного доверенного лица к другому. Такая пропаганда могла, однако, охватить лишь несколько тысяч человек. Как организации подпольного характера, националистические группы поневоле имели крайне малое число членов. Например, группа ОУН-Б в районе Краматорска в Донбассе названа одним из националистических лидеров этого района «крупной» ячейкой [603] . Опять же общее число активных членов ОУН-М в Киеве к концу 1942 года никогда не превышало тридцати [604] . Верно то, что в главных городах после первых месяцев 1942 года члены ОУН исчислялись десятками, однако общее число таких активистов в Восточной Украине составляло только несколько сотен.
603
Интервью 66.
604
Интервью 65.
Численность заговорщической организации, однако, не обязательно является критерием ее эффективности. Проникая на ключевые посты в общественных учреждениях, члены националистических партий имели возможность оказывать влияние, недостаточное для числа их сторонников. Кроме того, даже когда серьезные партии, подобно двум фракциям ОУН, были не способны проникнуть в институциональные каналы, это делали порой местные националистические группы, перед которыми и ставилась такая задача. Никакая оценка силы национализма на востоке Украины в течение 1941—1943 годов не была бы полной без рассмотрения вопроса о проникновении националистов внутрь институциональных рамок. При таком рассмотрении важно действовать с большой осторожностью, так как приверженцам украинских националистических групп легко задним числом приписать повышенную значимость своему влиянию в годы оккупации. Основным критерием подхода была проверка имен людей, названий мест и дат, присутствующих в каждом отрывке повествования (в виде напечатанных мемуаров или устного свидетельства), на основе многочисленных, но поверхностных материалов украинской прессы военных времен. Также использовались доступные подпольные публикации военных лет и германские сообщения. Таким способом можно судить по крайней мере о степени реального знакомства рассказчика с местностью, которую он описывает, понять же правомерность его оценки лиц и событий можно, если умеешь читать между строк, так как большинство публикаций, хоть и напечатано легально, но написано эзоповым языком военного времени.
Основной целью националистов в их кампании по привлечению поддержки восточноукраинских масс было внедрение в административные аппараты, существовавшие на местном уровне во всех оккупированных немцами областях. Общий стиль правления, установленного нацистским режимом на оккупированных восточных территориях, и политика ответственных должностных лиц уже были описаны. Жестокость проводимой политики делала невозможной открытую деятельность оуновских групп, и несвоевременное понимание этого привело к уничтожению многих приверженцев оуновцев. Однако о степени выживаемости административных чиновников уже было сказано, и что было верно для Киева, было в неменьшей степени верным и для многих менее крупных центров Украины. Несмотря на решительные старания Эриха Коха и его когорты поставить все аспекты жизни под контроль, размер украинской территории и численность населения препятствовали достижению полного успеха. Например, в администрации генеральбецирка «Николаев» было только пять сотен немцев, которые должны были управлять населением в 1 миллион 920 тысяч человек на территории почти в 44 тысячи квадратных километров. [605]
605
Deutsche Bug-Zeitung, December 2, 1942; Волинь. 1943. 25 февраля. С. 4.
Ограниченность контроля можно объяснить нехваткой германского административного персонала и наличием языкового барьера. Было уже сказано о том, насколько вермахт зависел от националистов, работавших переводчиками. Поскольку мало кто из чиновников рейхскомиссариата знал славянские языки и все же они, как правило, отказывались от услуг эмигрантов или западноукраинцев, приходилось опираться на местных переводчиков в качестве посредников. Можно предположить, что набирались надежные лица, часто этнические немцы. Эти физические ограничения, однако, заставляли немецких чиновников делать все возможное, чтобы удерживать «командные высоты» административного контроля в своих руках: в сфере экономики, вооруженных сил и средств коммуникации; другие общественные дела немцы поручали администраторам, привлеченным из местного населения, и могли лишь время от времени вмешиваться, чтобы наказать за реальные или надуманные нарушения их директив. Они могли сталкивать одну группу с другой и таким образом направлять развитие движений, которые грозили выйти из-под германского контроля. Они могли подчинить все аспекты жизни, используя пресс страха и материальных лишений. Но, испытывая недостаток в сторонниках, которые проникали бы в мельчайшие группы общества, они не могли в полной мере осуществлять программу идеологической обработки населения и практически не могли препятствовать тем, кто контактировал с населением, привносить идеологический оттенок в характер их действий.
Ограниченные физические возможности немецких властей заставили немцев в значительной степени отдать местный административный аппарат на востоке Украины местным жителям, которые преобладали в администрации сельских районов, но об их действиях, связанных с национализмом, известно мало, чему будет дано объяснение в следующей главе. Городская администрация более строго контролировалась немцами, но их численность не позволяла осуществлять полный контроль. Несмотря на то что население скоро осознало, что местная администрация имеет лишь подобие власти, понятие всемогущества государственного контроля настолько укоренилось в сознании населения, что даже внешние признаки власти националистов позволили им приобрести некоторую поддержку. Повсюду на оккупированной Украине, за исключением этнически смешанного Донбасса, администрация говорила лишь на немецком и украинском. Хотя известно, что чиновники, которые в административной деятельности пользовались предписанными языками, часто переходили на русский, как только выходили из своих кабинетов, а иногда даже писали сообщения и распоряжения на этом языке [606] – с переводом на украинский, – знание русского считалось престижным. То же самое можно сказать о широком распространении национальных символов, которые запрещались при советской власти, например сочетание голубого и желтого цветов; оно появилось на униформе полиции, в качестве знамен, украшавших административные здания, даже на трамваях. С другой стороны, удаление этих символов русофильскими элементами администрации имело столь же символичный отрицательный эффект; официальным языком, однако, всегда оставался украинский. [607]
606
Краківські вісті. 1942. 25 февраля. С. 3.
607
После того как была арестована группа «Українське слово», отделу культуры киевской городской администрации было приказано убрать все трезубцы и украинские флаги; см.: Юрко Степовий. Син Закарпаття: Українське революційне підпілля в Киіві, 1941—1942. Мюнхен, 1947. С. 11. В Днепропетровске последовали санкции против городской администрации; в верхней части первой полосы городской газеты «Вільна Україна» был снят трезубец, а сама газета стала называться «Днепропетровська газета» (интервью 77).