Украинский национализм. Факты и исследования

Армстронг Джон

Проблема национального самосознания, однако, более важна, потому что не является временной, в отличие от проблем, навязанных иностранными силами. Национализм глубоко проникает в психологию людей и способен вызывать подъем духа, по сравнению с которым большинство других веяний незначительны. Националистические цели могут оставить равнодушным абсолютного рационалиста, но они часто имеют глубокую эмоциональную привлекательность. В прошлом столетии мир видел множество политических программ, которые, в течение многих лет имели мало последователей, однако их число становилось огромным, когда обстоятельства позволяли этим программам затронуть эмоции «простых людей». Если движение имеет такой потенциал, неразумно игнорировать его, даже если в данный момент влияние его незначительно.

Главная цель этого труда выяснить, обладал ли украинский национализм потенциальной возможностью пробуждения таких эмоций, и определить обстоятельства, при которых она, если и была,

могла бы осуществиться. Принимая во внимание данную цель, изучение развития событий в Западной Украине не имеет решающего значения. Несомненно, огромное большинство украинского населения Галиции было против немецкой и советской оккупации и предпочло бы собственное правительство возвращению под власть поляков. Во время первых лет германской оккупации, когда условия были сравнительно сносными, Украинский центральный комитет, работая в качестве вспомогательной администрации, несомненно, имел поддержку большинства жителей. Конструктивные и организованные действия этого органа доказывают в какой-то степени, что при более благоприятных обстоятельствах устойчивая украинская административная организация могла существовать. Даже радикальные оуновские элементы, которые публично потребовали полной независимости, отказывались мешать действиям администрации в Галиции, поскольку знали, что это не найдет отклика в народе, а только лишит их безопасной оперативной базы.

Хотя существует меньше свидетельств, касающихся Закарпатской Украины и Буковины, украинские жители этих областей, несомненно, предпочли бы националистическую администрацию венгерской, румынской или советской. Ситуация на Волыни была менее ясна, посколькутам коммунистические партизаны имели возможность рекрутировать существенное число сторонников, особенно в северной части области. Широкая поддержка, оказанная различным отрядам националистических партизан, указывает, однако, что националистические настроения на Волыни были сильны. По-видимому, умеренная, хотя и несколько нерешительная, тактика партизан Бульбы поначалу поддерживалась крестьянами, которые хотели, чтобы в лидерах были земляки, требования которых не слишком идеологизированны или радикальны. Позже грабежи немецкой администрации и общая неуверенность, царившая на Волыни, похоже, привели к тому, что многие молодые люди из крестьян склонились к более крайним действиям, предложенным бандеровцами.

Поддержка идеи радикального национализма представителями различных слоев населения – важная особенность националистических движений на западе Украины. Принимая во внимание западные демократические стандарты, уровень украинской националистической политической мысли снизился в период между двумя войнами. Поколение 1918 года мыслило понятиями государства, основанного на парламентских институтах, и заботилось прежде всего о гражданских правах и социальном благополучии граждан. В ограниченной степени эта идея выжила и в УНР, хотя ее затмили личные и фракционные амбиции. Эти идеи были восприняты в довольно примитивной форме группой сторонников Боровца, и мог бы родиться новый синтез демократии и социализма, если бы Митрынга и его фракция смогли развить свои теории. Легальными партиями в Галиции руководили представители старшего поколения националистов, придерживавшиеся демократических взглядов. Динамичной силой украинской политики того времени была, однако, ОУН.

Теория и учение националистов были очень близки к фашизму, и в некоторых вопросах, например «расовой чистоты», даже оказывались жестче первоначальных фашистских доктрин. Чтобы понять украинский интегральный национализм, необходимо, однако, исследовать обстановку, в которой он развивался. Вероятно, легче всего сказать, что в период между двумя мировыми войнами в Восточной Европе уровень политических групп снизился. Победа коммунизма в Российской империи заставила некоторые элементы обратиться к экстремистским мерам, чтобы предотвратить его дальнейшее распространение и воспользоваться в борьбе с ним его же тактикой. Мирное урегулирование после 1918 года явилось попыткой удовлетворить национальные запросы некоторых групп, но, похоже, только усилило национализм, распространившийся в области. Западные украинцы – и восточные эмигранты, которые были связаны с националистами, – пострадали в результате всех этих событий. Отказ ультранационалистических правительств Польши, Румынии и позднее Венгрии дать возможность украинцам выражать националистические чувства вызвал острую реакцию. В течение нескольких лет коммунизм был средством выражения национального негодования, поэтому какое-то время его поддерживали многие украинцы.

Успех коммунистической тактики часто производил впечатление даже на тех, кто не сочувствовал идеям коммунизма. В этой работе уже упоминались схожие черты ОУН и коммунистической партии. В некоторой степени эти особенности, конечно, не являются исключительно коммунистическими, они были частью традиции революционных движений подобно российской «Народной воле» и различных националистических организаций в Восточной и Южной Европе. Триумф коммунизма сделал эту тактику вновь популярной,

особенно среди тех, кто объявил себя самым яростным противником большевизма – фашистов. Основополагающим в новой партийной моде был тезис: цель оправдывает средства; этому принципу не только молчаливо следовали, его намеренно превозносили. Тот же принцип использовали и интегральные националисты вроде сторонников ОУН. Но вскоре этот принцип стал использоваться и против украинцев. Сначала убивали польских чиновников и представителей советской власти, потом националисты взялись друг за друга; в конце концов даже номинально аполитичные фигуры, подобно священнослужителям, попали под жернова жестокой моды. В некоторой степени, конечно, обращение к насилию объяснялось жуткими условиями времени, когда на фоне массовых убийств, развернутых нацистами и коммунистами, убийство еще нескольких человек ради достижения важных целей не имело особой важности. Общее притупление морали, готовность, даже рвение людей совершать подобные действия едва ли достигло бы такого размаха, не будь они воспитаны на идеологии, которая предлагала идеалистическое оправдание насилия.

Заговорщичество, конспирация также были характерны и для коммунизма, и для фашизма. Подпольная система националистов напоминала коммунистическую и фашистскую практику: в ОУН-Б существовала элитная тайная полиция – служба безпеки. Кроме того, раскол в ОУН имел параллели с нацистской и большевистской партиями. В отличие от этих движений, однако, ОУН не была во главе государственного аппарата, поэтому ни одна из фракций не могла силой восстановить монолитный контроль. Вместо этого смертельная междоусобная борьба истощала силы националистического движения и дискредитировала его в глазах народа. Недостаток опыта ответственной политической деятельности был также вреден для нелегальной партии. Волюнтаризм – акцент на действии, а не мысли, на воле, но не разуме – получил широкую поддержку; на практике волюнтаризм часто подменялся эгоизмом. Номинально высокой власти, не имевшей достаточной силы, вредили людские амбиции. Те, кто меньше всего сомневались в собственной способности управлять и были готовы к наиболее крайним действиям, получили поддержку партийной молодежи, что явилось оправданием жестокости.

Это вело к потере чувства осторожности. Вероятно, опрометчивый вызов, брошенный германским властям в июне 1941 года, не имел долговременного эффекта, так как нацистские правители в любом случае не санкционировали бы украинскую автономию. «Расконспирация» партизанского движения незадолго до советской оккупации имела намного более серьезные последствия, так как привела к невосполнимой потере многих наиболее энергичных националистических бойцов, которые могли бы спастись, если бы движение твердо придерживалось прежней тактики действия маленькими отрядами, имевшими возможность в случае опасности растворяться среди крестьян. Если в ОУН-Б ответственными за эти действия были более молодые люди, то группировка Мельника – или, по крайней мере, ее передовые отряды – должна была нести основную ответственность за экстремистские действия на востоке Украины. Отсутствие позитивной программы социальных и политических реформ на ранних стадиях проникновения националистов на восток Украины было связано с преувеличением важности «чистоты» национальной культуры и с подменой рационального планирования романтической фразеологией. На этой стадии националисты называли себя революционерами, но им не хватало четкой концепции нового социального и политического порядка, они были в лучшем случае лишь бунтарями.

ОУН не представила конструктивной программы, приспособленной к нуждам востока Украины, что создает дополнительные трудности при ответе на главный вопрос этого труда – насколько силен был национализм на востоке Украины. В значительной степени первый опыт общения восточноукраинцев с распространителями националистических учений был отрицательным. ОУН уделяла незначительное внимание проблеме гражданских прав, экономическому прогрессу и социальной реформе, кроме того, эта организация и ее экстремистские приверженцы, набранные на местах, отталкивали многих восточных украинцев своим настойчивым желанием устранить все неукраинские элементы общества. Многие восточные украинцы путали национализм с экстремистской идеей, предлагаемой ОУН.

В дополнение к замешательству, являвшемуся результатом деятельности ОУН, есть и несколько других факторов, которые затрудняют оценку степени националистических настроений на востоке Украины. Дефицит информации, невозможность прямого наблюдения или измерения являются серьезными препятствиями в работе исследователя. Постоянное давление немецкого оккупационного режима и боязнь привлечь внимание коммунистических агентов препятствовали открытому выражению националистических чувств. Кроме того, крайние трудности военного времени отодвинули национальный вопрос на второй план, поскольку, согласно многим свидетельствам, ужасы советского правления вызвали чувство сплоченности среди угнетенных лиц всех наций. Опасно пытаться оценивать относительную значимость проблем, занимавших население в военное время, но наиболее верным представляется следующий порядок: