Уличная красотка

Новиков Александр Васильевич

«Волны сдвинулись с такта…»

Волны сдвинулись с такта, И рассыпался в клочья прибой. Вы, как белая яхта С белокруглой вихлявой кормой, Протаранили ночью Все, что встало на вашем пути, И якорь бросили прочно До утра у меня на груди. И глядел исподлобья На меня солнцедиска колосс, Как взрываю я хлопья Золотых несусальных волос. И, забывши про иней, Холодящий рассудок виска, Ниже всех ватерлиний Опускается сладко рука. Я в войне с целым миром, Я собой над войсками — верховный Источаюсь, как миром, Золотыми слезами стихов. Я — поэзии дьякон, Причитая, у моря бродил. Вы здесь бросили якорь. Так пришлось — у меня на груди. 2005 год

Воробьи

Проститутки на Тверской, как воробьи, Жмутся с холода к шныряющим авто. Подобрал бы кто, уж тут не до любви — Под

дождем стоять, распахивать пальто. Поиграл бы кто хоть в теплые слова (Ну, какие, к черту, «бабочки» в мороз!). Где же ездишь ты, богатая братва, — Глазки синие, как медный купорос? Где бы выловить, чтоб — денег три мешка? Поделили, всем хватило бы расцвесть. А что возьмешь с приезжего лошка — На помаду да на пару раз поесть. И столичная презлая суета Не поверит ни слезам и ни словцу. Время — за полночь. Ну, где ж вы, блатата? Привезли бы, что-ль, богатую овцу. Синим пламенем гори она, дыми, Папиросочка кайфовая в горсти. На Тверскую со студенческой скамьи — Мать узнает, зарыдает, не простит. И красива, и собой не лимита, И с артистами могла бы покутить… Может, просто улица не та? На Лубянскую пора переходить. Что за осень — на асфальте ни листка, От неона ночи светлые, как дни. Вот и розочки голландские с лотка Тоже маются — приезжие они. Тоже ввалятся сегодня в чей-то дом. (Ну какие, к черту, жрицы от любви!) Принцы… Ротшильды… Но это все потом. А сегодня — на Тверской. Как воробьи. 1997 год

Воспоминание

Смеется девушка чему-то у фонтана, Ей все обыденное — сказочно и странно, И провожатый — молод, мил и мимолетен — Смешит ее стихом на самой верхней ноте. Талдычат голуби и кланяются низко На шпаги ног прелестной чудо-гимназистки. Я — провожатый. В одиночестве — беда нам. Горит июль. Мы оба в небо бьем фонтаном. На кон замётано, что юность накопила — Кривится девушка над горечью у пива. Слова срываются с проворством воробьиным, Улыбка мается собой в бокале винном. И фонари вокруг в почтительном поклоне Купают ноги в акварелевом неоне. Две тени сходятся, и путаются космы. Смеется девушка так ветрено и просто. Все как в кино. Все на пределе, как на гонке. И только нет ни тормозов, ни кинопленки, И за пустяк в душе сражаются армады, И вкус победы — вкус пронзительной помады. Смеется девушка чему-то у фонтана, Ей все обыденное — сказочно и странно. И весь сюжет случаен, чист и мимолетен. И оборвется он на самой верхней ноте. 1990 год

Вот мы и допели

Вот мы и допели Дошагали, долюбили, как могли. Давние капели Нас дождями в эту осень занесли. Как случилось, если Не заладилось ни сердцу, ни уму — Лето были вместе, Ну а в осень забрели по одному. Помнишь, пели птицы, Наряжая в побрякушки тишину? Как тут не влюбиться, Как на мысли не повесить пелену, Как не рваться летом, Загоняясь на попутном лихаче? И молчать об этом, Засыпая ранним утром на плече. Я к другому дому Зашагаю по заснеженной поре, Ты споешь другому В позолоченном нагретом сентябре. Тихими кругами Подрожит и успокоится вода. Все, что было с нами, Не вернется ни за что и никогда Где же ты? В далеком городе Ветер кружит желтые листы. След простыл — Мы оба гордые. Где же ты? 2009 год

Вчера

Плясал вчера на крышах города Со снегом дождь. И мне казалось, из-за холода Ты не идешь. А мне казалось, что назавтра ради нас придет жара. Но завтра кончилось вчера. И звали ветки, ветром всклочены, Тебя одну. Орали трубы водосточные Сквозь тишину, Что завтра лето прошлогоднее опять придет с утра. Но завтра кончилось вчера. Под танго водосточных труб Среди двора, Гляди, танцуют на ветру Мое с твоим Вчера. И никому на свете дела нет, Где этот зной. И почему похолодело — в снег — Перед весной? Наверно, завтра всем черемухам цвести опять пора. Но завтра кончилось вчера. Под танго водосточных труб Среди двора, Гляди, танцуют на ветру Мое с твоим Вчера. 2007 год

Гитара и шарманка

Гитара спорила до хрипоты С невозмутимою шарманкой: «Как можешь ты, как можешь ты Одно и то ж до поздноты, И в ясный день, и спозаранку?» Терзался струнами потертый гриф, Шарманка сонно отвечала. Но иссякал ее мотив, На полуслове прекратив, И начиналось все сначала. Я играю, я играю, По чужим дворам шагаю, Наша музыка — «шарман». Жучка, шляпа вниз тульею — Мы живем одной семьею, Право слово, не обман. При свечах или при звездах Звуки легкие, как воздух, Слух ласкают и парят. Для глухих, немых, незрячих Верно служит старый ящик Много, много лет подряд. Я играю, я играю, Не хвалю и не ругаю, Мой хозяин мил-хорош. Как

бы ручку ни крутил он, Отвечаю я мотивом — Мы поем одно и то ж. А продаст меня другому, Хоть плохому, хоть какому, Как наскучившую кладь — В ту же стойку встанет жучка, Так же в руку ляжет ручка, И начнется все опять. Мой хозяин звезд не схватит, Но зато за это платят, И врагов не наживешь. А вот твой — поэт ретивый — Ищет новые мотивы — Так и сгинет ни за грош. Я играю, я играю, Восемь нот перебираю. Скажут: «Смолкни!..» — Я молчу. А твоим певцам-страдальцам Рубят головы и пальцы. А я ручку, знай, кручу. А я ручку, знай, кручу. А я ручку, знай, кручу… 1985 год

Голубок

Мир звенел победным маршем И цветные видел сны. Ей хотелось быть постарше Аж на целых две весны. Ну а мне — как на картинке — Перекрасить мир в свое, И податься к той блондинке, И с порога взять ее. А в небе белый голубок, перышком парящий, Ищет пару, ищет пару — ту, что быть должна. А над ним — бумажный змей, он не настоящий, Потому что змею в небе пара не нужна. А потом под звуки ночи От блондинки брел к другой — Ее юбки — всех короче — Мне маячили ногой. Все духи в одном флаконе, Мир окрестный беленя, Оживали на балконе И спадали на меня. А в небе белый голубок, перышком парящий, Ищет пару, ищет пару, облетает свет. А над ним — бумажный змей, он не настоящий, И поэтому для змея пары в небе нет. Летний дождь сбивает звуки И смывает, как слеза. Расцепились наши руки, И упали в пол глаза. Доиграла, как пластинка, И оставила клише Эта самая блондинка Белым перышком в душе. А в небе белый голубок, перышком парящий, Ищет пару, ищет пару на лихой петле. А над ним — бумажный змей, он не настоящий, Потому что настоящий тот, что на земле. 2003 год

Городской роман

Мы играем в городской роман С белокудрой лахудрой. У нее скрипмя скрипит диван, И будильник душу режет утром. Бросить бы — не больно-то роман заманчив, Но что-то есть в них, в этих кукольных кудрях. Шаркает, пиликает под ребрами шарманщик. Сладко так пиликает внутрях. Врет пластинка, перепачкана в вине, Нерв последний надрывая. И пальто мое, распятое в стене, Ищет вешалка другая. Голосом прокуренным погода ропщет, Но хлопнуть дверью не поднимется рука. Брось ее!.. Но жизнь ее растопчет. Или в рог согнет наверняка. Мы играем в городской роман Так азартно и несладко. И шарманщиков под ребрами шалман Голосит, хрипит, вопит на все повадки. Милая, орет будильник, уходить бы нужно. Но миг побудь еще глуха, раздета и слепа… Да выгонят тебя с постылой службы. Сквозь очередь не даст шмыгнуть толпа. 1990 год

Горожанка

Аэропорт переполнен, И, в суете бесполезной слепа, Очередь ходит, как волны, И нас разделяет друг с другом толпа. А женщина просто красива, Просто кого-то пришла провожать. К ней так и тянет нечистая сила, Но мне уезжать. Мне уезжать. Она улыбается в такт. А мне так жалко, Что снова колеса мои завертятся. Красивая, просто так, горожанка С глазами из синего зеркальца. Что толку в прощании длинном, Раз поцелуй не слетает с руки. Взвоют по-бабьи турбины, И промахнутся амуры-стрелки. И все же на профиле этом Взгляд невозможно не удержать. Но я невольник, невольник билета. И мне уезжать. Мне уезжать. Она улыбается в такт. А мне так жалко, Что снова колеса мои завертятся. Красивая, просто так, горожанка С глазами из синего зеркальца. В раз первый, и он же последний, Состроим смешные улыбки легко. Ни слухов вокруг нет, ни сплетни, И нет удивленья, конечно, ни в ком. Но зеркальцем синим освечен, Я стану в дороге себя ублажать. А больше прикаяться нечем. И мне уезжать. Мне уезжать. Она улыбается в такт. А мне так жалко, Что снова колеса мои завертятся. Красивая, просто так, горожанка С глазами из синего зеркальца. 1999 год

Два «прощай»

Состав вздохнет и тихо тронет, Устало визгнут тормоза, И на задымленном перроне Твоя останется слеза. А впрочем — капля непогоды, Из глаз слетевшая мельком, Где два «прощай» — слова-уроды Согнули шеи под гудком. И через миг слоны-подошвы Ее растопчут по пыли. Ну вот и все. Хандра о прошлом Уже не встанет из земли. Но память, ты одна по крохам Готова все перетряхнуть. Я знаю: фразам-скоморохам Уже проделываешь путь. И вслед готова хоть по шпалам, Не озираясь на флажки. Но слишком вялы, слишком малы Ее наивные шажки. И, стыкам в такт мигая пьяно, Фонарь — полуночный синяк, Под рев фальшивого баяна Вдруг плюнет светом в товарняк. И дым ушедшего, клубами В зрачки пролившись, невесом, «Прощай» с «прощай» ударит лбами И зло швырнет под колесо. 1986 год