Уличная красотка

Новиков Александр Васильевич

За морем синим

Табак выгорает так сладко, И бродит вино в голове, На сцене танцует мулатка, И вечер необыкновен. Горланят безмозглые чайки, Вцепляются в гриву волне. Встречайте, встречайте — Я русский блатной шансонье! Я вырвался за море сине И в шляпе из пальмовых крон Хлещу и грущу по России, И мне не хватает ворон. Что снег на погостах глотают, Что воду лакают из луж. А так же вон той не хватает, Что за море выпустил муж. Здесь воздух в цикадовой фальши, И тесно уже на столе. Я с каждым стаканом все дальше К родной улетаю земле. Мечтаю, как сяду в кутузке И как из нее убегу. Я русский. Я русский… А значит, здесь жить не смогу. Ах, как здесь тепло, да не хватает дрожи. Ах,

как здесь темно в свете фонарей. Ах, так здесь вино — папуасов дрожжи. Ах, как мне хмельно, А родина хмельней. 2001 год

Золотая рыба

В заведенье, где на вывеске горит огрызок слова, Где ни воду пить не стал бы, ни вино… Но за окнами гроза, и я сажусь за стойку снова, И прохожих, как ворон, могу считать через окно. А она красивой рыбой за стеклом, хвостом виляя, По дождю плывет — как жаль, что не сюда! — Машет каждому такси и не такси, как в баттерфляе, Но пустого не найти и не уехать никуда. Городская рыба золотая, Ночь тебя размоет и вода. Ночь бывает, дождь бывает, все бывает, Но у нас с тобой не будет никогда. Я пускаю дым в слезливое окно. Я вслед не брошусь, Золотая моя давняя пора. Золотыми пусть останутся слова: «Прощай, хороший…», И пусть случайный подвезет и не отпустит до утра. Городская рыба золотая, Ночь тебя размоет и вода. Ночь бывает, дождь бывает, все бывает, Но у нас с тобой не будет никогда. 1995 год

Золотая Це-Це

Было тяжело и душно, А наутро выпал снег. И была ее подушка Все еще во сне. Где замки, полы и стенки Вышвырнуты вон, Где она была туземкой Голой среди волн. И глядела то и дело В ласковую синь. А его корабль белый Был простым такси. Замер, не захлопнув дверцу, На чужом крыльце. И ее во сне кусала в сердце Золотая Це-Це. И ресницы были — крылья Полуночных сов. И душа дышала пылью Белых парусов. А у той, другой, подушка Со свинцом в лице. И у ней считалась просто мушкой Золотая Це-Це. Через ночь вела крутая Лестница-змея. Тот, в ночи блудил, плутая — Был, конечно, я. И по мне во сне жужжала Как о подлеце, И туземке в сердце била жалом Золотая Це-Це. 2000 год

Катька

У соседки малолетки Катьки-Катеньки На зашторенном окне лампочка — цветок. Полночь звякнула, и ей — спать да спатеньки, Но перо вдоль по бумаге скачет со всех ног. У соседки малолетки Катьки-Катеньки Ноги — шпаги, руки — сети и спиной дельфиньей — бровь. Катька в юбке. И на воле. А я в ватнике. Катька пишет письма мне про любовь. Губы пухлые — конфетки, красно-сладкие, Да кривятся, да еще в кровь кусаются. В спину Катьки-малолетки слухи гадкие: «Что нашла ты в нем, окстись! Ты ж красавица!» У соседки малолетки Катьки-Катеньки Глазки — слезы. Сны — занозы. С кляксой ручка нервная. А мне в погонах почтальон аккуратненький Письма носит. И читаю их не первый я. И душа, как рыба в сетке, бьется-мается, И глаза, как снегири по зиме, — огнем. Кудри Катьки-малолетки в сон провалятся И запутаются в пальцы мне живьем. У соседки малолетки Катьки-Катеньки Пепел в прядках. Жизнь в закладках. Ах, мне к ней нескоро так… И танцуют на мозгах буквы-акробатики: Кать-кать-кать-кать-кать-кать-кать-кать… Катька-Катенька. 1998 год

Каштановая прядь

Милая улыбчивая женщина, Две строки твои мне — сладкий яд. Штемпелем-печатью не отмечены — Только клякса — родинка твоя. Чтобы там, где точка, Взгляд мой как прирос — Завитушка-росчерк, Будто прядь волос. Каштановая прядь накручена на ветер. Ушла, и ничего не поменять. Как в воздухе вопрос, Как росчерк на портрете. Каштановая прядь… Каштановая прядь. 1996 год

Когда мне было 20 лет

А продолжения не будет. И мы расстанемся вот-вот. Мне осень голову остудит, Повесив звезды в небосвод. И ты останешься случайной, Мне поцелуй в ладонь зажав, На самом ветреном причале, Где все прощаются, дрожа. А продолженьем был бы вечер, Где ты — моя. А не его. Где все в руках у первой встречи, А у последней — ничего. Где все застыло, как на фото, Где

ночь хотела быть длинней… Для продолжения, всего-то, Так не хватило пары дней. Не укорят и не оженят. И новый шанс не упадет. Не надо горьких продолжений — Пусть эта капля будет — мед. Пусть все закончится в начале С улыбкой милой на лице. На самом ветреном причале… Без продолжения в конце. Я эту девочку в фонтане искупаю. Я на асфальте напишу ее портрет. И что мне ночью делать с ней — я тоже знаю. Я думал так, когда мне было 20 лет. 1995 год

«Когда от ветра станут тусклыми…»

Когда от ветра станут тусклыми Прически кленов и рябин, Моргает день глазами грустными В немом предчувствии седин. Таранит слух природы жалоба, И, дрожь отчаявшись унять, У неба просит только малого: На иней золото сменять. Листва заблудшая слоняется И превращается в дымы, Что в три погибели склоняются Перед могуществом зимы. Затишья хрупкие, непрочные, Ждут ливень, майскую грозу. Но давят трубы водосточные Скупую мелкую слезу. В глазах под бойкими ресницами Еще июльское тепло. Но миг — и эти искры птицами На юг далекий повлекло. Но миг — и все вокруг изменится, Как на пол рухнувший хрусталь, — Улыбка-блик, событий пленница, Сверкнув, расколется в печаль. И дни вчерашние колосьями Пойдут рассудку в жернова. И лето, вдруг проснувшись осенью, Сгорит до углей, как дрова. 1984 год

Колокольня

Уродился я один, но ты мне — двойня. Тот же звон в башке и та же долговязь. Ах ты, милая сестренка — колокольня, Как чудесно, что ты тоже родилась! Значит, будет мне не одиноко Задираться выше над толпой, Как с надеждой в небо синеоко Задирает голову слепой. Уродился я таким и маюсь звоном. Так давай же мы с тобою вдругорядь Как по нотам проиграем по иконам — А по чем же мне еще с тобой играть? Иззвонимся вдрызг до хрипа в душах, Знаешь ты, и я все знаю сам: Нас с тобою первыми порушат, Потому что — ближе к небесам. 2002 год

Красивая женщина

В этом сне вы чужая наложница — Так чего ж вы привиделись мне? В этом сне ничего и не сложится, Кроме песни, которая тоже во сне. Вы такая красивая женщина, Вам никак не уйти от любви и от ласк. Но судьба так ловка и изменчива, И они на земле происходят без вас. Так чего ж вы душой не заноете, И улыбка не дрогнет в лице? Так чего ж вы губами так ловите Отраженье мое у себя на кольце? Вы такая красивая женщина, Вам никак не уйти от любви и от ласк. Но судьба так ловка и изменчива, И они на земле происходят без вас. В этом сне истеричными скрипками Все расскажут про нас наизусть. В этом сне половицы со скрипами, По которым я опять к вам крадусь. 2000 год

Красивоглазая

Влюблялся я немало, Ах, не в кого попало, Журчало время, как вода. Рисково так и мило Она меня любила, Моя кудрявая беда. Она кривлялась лужам, Она гордилась мужем, Но убегала до утра — Цветок на тонкой ножке, Осколок солнца в брошке. И ей спасибо и — ура! Как в брошенной монете Мы кувыркались в лете И выпадали в нем, звеня. Сбегались, расходились И снова грудью бились С разбегу сладко об меня. Она слагала крылья В нутро автомобилье И улетала, хохоча, — На нитке колокольчик, С которым бродит ночью Красивоглазая печаль. Красивоглазая… А я… А я… Как ветер гнал живой листок, Где ножницы ее красивых ног кромсали дни. Красивоглазая… А я… А я… Я не скопил их клочья впрок. И разметало их. И бог ее храни. Но вечера, как птицы, Устали, видно, биться, Попавши в сладкую петлю. Был путаным, как бредни, Один из них последним Без слова тихого «люблю». И в губы мне так липко Впилась ее улыбка И раскололась на печаль, Как небо в шрамах молний, Как в дикий берег — волны, Как на пол рухнувший хрусталь. Красивоглазая… А я… А я… Как ветер гнал живой листок, Где ножницы ее красивых ног кромсали дни. Красивоглазая… А я… А я… Я не скопил их клочья впрок. И разметало их. И бог ее храни. 1999 год