Улыбка гения
Шрифт:
С этими мыслями он и уснул. И снились ему плывущие по Иртышу новые пароходы, мосты, железные дороги, электростанции и счастливые лица сибиряков.
Глава третья
На другой день он проснулся с первыми лучами солнца, торопливо оделся и потихоньку, чтоб никого не разбудить, пробрался к выходу. Там наткнулся на спящего швейцара, пояснил, что желает прогуляться, а выйдя на улицу, быстро сориентировался и отправился прямиком на Большую Болотную улицу, откуда он когда-то уезжал в столицу после окончания гимназии.
Без
«Да что ж это такое, может, ошибся?» — подумал он и для верности прошел чуть дальше, увидел соседний дом, в котором когда-то жил отставной солдат, что сопровождал их во время прогулок на Панин бугор или на Чувашский мыс, куда они с братом частенько уходили на весь день, взяв с собой продукты и отпросившись у матери. Он осторожно постучал в калитку, надеясь увидеть кого-то из знакомых, но услышал лай собаки, а вслед за тем калитку открыла женщина со злым лицом и злобно спросила:
— Чего стучишься, мы только по праздникам подаем. — Но, увидев перед собой прилично одетого пожилого мужчину, растерялась и переспросила: — Извините, нищие замучили да побирушки разные. Вы кого-то ищите?
— Вроде нашел, — ответил ей Менделеев, — дом свой, вот здесь раньше стоял…
— А вы кто будете? — поинтересовалась женщина. — Мы тут недавно живем, а дом этот два года как сгорел. Слава богу, ветер в другую сторону дул, на нас огонь не перекинулся.
— Да, пожар он редко кого щадит… А то дом моих родителей был, простите, что побеспокоил, — только и мог сказать Менделеев и, не пожелав объяснять, кто он такой, повернулся и пошел прочь, ощущая тяжесть во всем теле, словно побывал на похоронах близкого ему человека.
«Вот так, ехал, чтоб на родной дом последний раз перед смертью глянуть, попрощаться с ним, а он меня ждать не захотел… Что тут еще скажешь…»
Позавтракав в доме Корниловых, он сел на поджидавшую его пролетку и поехал на гору в кафедральный собор, где, как ему сообщили, должен будет проходить молебен, а потом предстояло посетить недавно построенные здания губернского музея, мужской гимназии, мастерские каторжной тюрьмы, а потом и присутственные места, где его ждет работа по сбору так нужных ему сведений о сибирской промышленности.
Несколько дней пролетели незаметно, в работе, если не считать посещения Завального кладбища, где он недолго постоял у могилы отца и похороненной рядом с ним Апполинарии. Поклонился памятнику своего бывшего учителя Петра Павловича Ершова и вечером отправил в контору к Сыромятникову записку с просьбой подъехать на другой день пораньше для поездки в село Аремзянское.
…Сыромятников не подвел и подъехал в дорожном тарантасе с поднимающимся верхом к крыльцу корниловского дома и поторопил лакея, чтоб тот сообщил столичному гостю о его прибытии. Вскоре Менделеев спустился с дорожной сумкой, фотокамерой и неизменным зонтом в руках. Он уселся рядом с Александром Андриановичем и тут же поинтересовался:
— Скажите, за день управимся? Как ваши лошади, не устанут?
— То у меня выездные рысаки, мигом домчат. Да, я думаю, мы там долго
— Пусть будет по-вашему, вы хозяин. — И Менделеев надолго замолчал, думая о чем-то своем, и лишь изредка спрашивал, что теперь находится в том или ином здании, пока они ехали по городу. Сыромятников охотно пояснял, давал краткую характеристику тому или иному хозяину, и так незаметно выехали из города, кучер подхлестнул лошадей, и они помчались по пыльной дороге по направлению к деревне, с давних пор носящей название Соколовка. Когда проезжали через нее, то их глазам предстало новое двухэтажное здание, огороженное окрашенным палисадом, с вывеской наверху.
Сыромятников пояснил:
— Тут у нас недавно опытную сельскохозяйственную школу открыли, на агрономов и зоотехников учат.
— Давно пора, — рассеянно кивнул Менделеев, — а то все по старинке и пашут, и сеют, и скот держат, какой попало. Знающие люди позарез нужны.
— Да наших мужиков разве своротишь? Никого слушать не желают, мол, сами с усами, не хуже ваших агрономов все знаем.
— То мне известно, — согласился Менделеев, — когда я у себя в Боблово начал овёс да пшеницу садить, а в землю удобрения сыпать, то на мой урожай со всей округи смотреть ходили, не верили, что такое у нас в России возможно. Я им и говорю, делайте так же, а они ни в какую: «нам по старинке привычнее», а тут, кто его знает…
— Вот-вот, — засмеялся Сыромятников, — а вы мне в первый же день чего присоветовали? Электричество на лесопилку протянуть. Ну, допустим, сделаю я это, станки выпишу, так работяги разломают их на второй день, ладно, если по неумению, а то и со зла могут.
— Учить их надо, учить, сразу ни одно большое дело не делается, — не согласился с ним Менделеев и опять надолго замолчал.
Уже подъезжая к Аремзянке, когда показался холм, на котором стояло село, а сквозь молодую поросль проглянул контур деревянной церкви, Дмитрий Иванович заволновался, начал привставать в коляске, а потом попросил и вовсе остановиться.
— Можно я немножко пешком пройду? А вы поезжайте вперед. Захотелось мне вспомнить, как в детстве все было, не верите? Ажно в груди защемило…
Сыромятников приказал остановиться и, оставив ученого наедине с его воспоминаниями, неспешно поехал вперед. А Дмитрий Иванович медленно шел по узкой извилистой дороге, словно заблудившийся путник, увидевший родное жилье, и слезы сами навернулись на глаза, накатили воспоминания, и он увидел себя мальчишкой, который носился по округе босиком, играл с деревенской детворой, нимало не стесняясь, что он сын директора гимназии, а сверстники его — дети работников фабрики, находящиеся в подчинении у его родной матери.
Когда он взобрался на горку, то с удивлением увидел, что весь деревенский народ в нарядных одеждах вышел на единственную деревенскую улицу, а к нему навстречу идет пожилой мужичок в плисовой поддевке с неизменными хлебом- солью в руках.
Менделеев вспомнил, как совсем недавно точно так же его встречали на пристани в Тобольске, улыбнулся про себя и подумал: «До чего схожи обычаи города и сельской местности», но вида не подал, снял шляпу, низко всем поклонился и поблагодарил за встречу. Потом отщипнул кусочек от каравая, положил в рот, пожевал и громко заявил: