Улыбка гения
Шрифт:
— Почетный потомственный гражданин Тобольска, купец первой гильдии Александр Сыромятников.
Дмитрий Иванович замедлил шаг, повернулся в его сторону и ответил с привычной для него ехидцей в голосе:
— Неужто тот самый Сыромятников, что имение моих предков за гроши перекупил?
Другой бы на месте того растерялся, но тобольского купца это нимало не смутило, и он тут же парировал:
— Неужто, ваше высокопревосходительство, лучше было, ежели бы оно бесхозным стояло и местные крестьяне творили бы там, что хотели?
— И что же они там такого творили бы, позвольте полюбопытствовать, — в свою очередь
— Неужто вы не слышали, как они остатки вашей усадьбы хотели растащить, школу перестали содержать, порубкой занялись, землю, не на них записанную, распахивали…
— А вы, значит, спасли все, за что я должен быть вам премного благодарен? Прощу простить меня великодушно, но благодарности не дождетесь. Не верю я, будто бы русский купец собственную выгоду упустит. Не та порода. У вас, как мне известно, там поташный завод, а поташ нынче в цене, только позвольте полюбопытствовать, где вы сырье для него добываете?
Вот тут Сыромятников не на шутку испугался, потому как вел порубки леса не совсем законно, и порой его артельщики вырубали леса, ему не принадлежащие. Но и эти прегрешения сходили Александру Андриановичу с рук, поскольку с местным начальством он умел найти общий язык. Но вот коль о его проделках стало известно ажно в самой столице, как выходило со слов Менделеева, тут было чего опасаться.
— Так на поташ строевой лес не нужен, — попытался он оправдаться, — так, отходы разные. Ветки там, вершинник, чурки комлевые, даже коренья идут. А добрый лес на распиловку пускаю. Народ то у нас строиться начал, тес и плахи до зарезу всем нужны. Вот я лесопилку прямо здесь на берегу и наладил. — И он махнул рукой в сторону штабелей бревен, куда они и направлялись.
— Так это, значит, тоже ваше хозяйство, — удивился Менделеев, остановившись:
— Вот это размах, я понимаю…
— Еще у меня в верховьях речки Курдюмки мельница поставлена. Да там же солодовня, квас и пиво произвожу, ну и, само собой, солод, все от меня идет, — самодовольно перечислил свои владения Сыромятников. Правда, чтоб совсем не зарываться, промолчал, что, кроме того, владеет, дюжиной лавок, рыбными ловлями на Севере, правда, записанными на другое лицо, не меньше десятка доходных домов, не говоря уже о ценных бумагах и страховых займах на всех членов своей семьи.
— Похвально, похвально, — то ли с одобрением, то ли с осуждением кивнул ему в ответ Дмитрий Иванович, — только мне одно непонятно: почему вы работников своих совсем не жалеете?
— Не понял, что вы этим сказать изволите? — озадаченно переспросил его Сыромятников.
— А то и имею, что по всей стране лесопилки давно переведены на паровую тягу, а в худшем случае водяные колеса пилы крутят; а уж у самых отсталых на то кони приспособлены. А у вас, как погляжу, все по старинке, мужики пилами машут, а потом глазами маются. Опилки то сверху прямо на них и сыплются. Не жалко вам их?
— Так пусть глаза не пялят кверху, — зло ответил купец, показав тем самым свое истинное отношение к тем, кто находился в его подчинении. — Да и чего же их жалеть, коль все они из числа арестантов? — отвечал он и тут же пожалел, что проговорился. Но было поздно, и Менделеев, услышав про арестантов, тут же поймал его на этом.
—
— Да разные тут… — попытался оправдаться Сыромятников, — только несколько из них, у которых срока небольшие…
— А кто ж за ними надзор осуществляет? Что-то я ни одного конвоира поблизости не вижу, — оглядевшись вокруг, продолжал припирать его к стенке Менделеев.
— Так то мои люди охрану держат, и все при оружии. Вон видите, стоит один, — показал он рукой в сторону угрюмого мужика, подпиравшего плечом столб навеса у лесопилки. Эй, Васька, подь сюды! — крикнул он.
Тот неохотно, вразвалку, зло поблескивая глазами, подошел на зов, снял с головы шапку, слегка поклонился и спросил:
— Чего изволите, Александр Андрианович?
— Да вот, его высокопревосходительство господин Менделеев интересуется, как у нас за арестантами пригляд поставлен…
Тот сходу понял, о чем речь, и с готовностью пояснил:
— А чего за ними приглядывать, и так не сбегут, они нас меченые. Да и кормят их здесь прямо на берегу. Чего им бежать, все одно ни кола ни двора не имеют…
— Весьма интересно, — оживился Менделеев, — и как же вы их метите? Насколько мне известно, клеймить преступников запрещено более ста лет назад, а у вас, значит, о том ничего неизвестно?
— Да нет, вы не так поняли, — встрял Сыромятников, — никто им никаких отметин не ставит, просто на одежде метка особая пришита, по которой их узнать можно. Да и правильно Васька сказал, чего им куда-то бежать, когда они в сытости живут, получше многих.
— Ну, тут извольте с вами не согласиться, покачал головой Менделеев, — хотя мое ли это дело. Пусть тюремное начальство само решает, а я о другом хотел спросить. Вот, гляньте, тут в Иртыш речка впадает, когда-то, насколько помню, здесь небольшая плотника стояла, и мы, гимназисты, частенько сюда с занятий по весне сбегали, на ледоход поглядеть. А теперь ее нет, хотя, ежели старания приложить, можно было на ней лопастное колесо поставить, а от него привод сделать, чтоб диск крутил. Дальше совсем просто: станок на подшипниках, рельсы, чтоб бревна подкатывать под циркулярную пилу. Уразумели? — повернулся он к Сыромятникову.
— Разрешите пояснить? — просиял купец, словно выиграл сто рублей по лотерейному билету. — Извольте заметить, плотинки, о которой вы говорите, здесь, насколько мне известно, никогда не было. Это же речка Абрамовская, раньше ее Монастыркой звали. А та плотинка, о которой вы изволили вспомнить, жива и здорова, но… как раз возле моей нынешней конторы находится. И речка там в Иртыш другая впадает, Курдюмкой испокон веку зовется, — ехидно улыбнулся он. И затем продолжил:
— Но водяное колесо ни там, ни здесь ставить никак нельзя, поскольку маломерные суда в устье речек заходят. Поставь я здесь колеса, о которых вы речь ведете, назавтра все бы рыбаки бунт устроили и на меня в суд подали. Со мной и так полгорода судится, сплошные издержки. За что ни возьмусь, народишко у нас, знаете, какой гнилой — тут же в суд бегут. А теперь суды новые, не то что раньше, как мне старики рассказывали. Они, суды эти, нас, тех, кто делом занят, ой как не любят, и все мало-мальские, никем не проверенные жалобы норовят против меня и другого городского купечества в ущерб задуманному повернуть.