Умершее воспоминание

совесть Логана.

– Должна признать, мои родители пришли в бешеный восторг от ужина с тобой. Дейв даже начинает ревновать их к тебе.

Удивившись внезапной смене темы разговора, я вздохнул и спросил:

– Правда?

– Да. Они хотят видеть тебя в нашем доме за субботним ужином, просили предупредить тебя. Я хотела сделать это, глядя тебе в глаза, а потому приехала к тебе домой.

– Ох… – вырвалось у меня, и я прижал ладонь ко лбу. – Ты говорила с Дианной?

Джеймс сжал двумя пальцами переносицу с таким видом, точно он был в чём-то виноват;

очевидно, он понял, с кем я говорю. Карлос и Кендалл удивлённо переглянулись.

– Она и сказала мне, что ты в Нью-Йорке, – ответила Эвелин, и по её тону невозможно было понять, огорчена она, рассержена или абсолютно равнодушна.

Я постарался представить себе их встречу, то, какими глазами смотрела Дианна на Эвелин и как Эвелин вела себя, разговаривая с моей девушкой. Теперь стало понятно, почему Дианна ещё ни разу мне не позвонила. Когда наш самолёт приземлился в Нью-Йорке, я написал Дианне, что всё в порядке, но даже на это сообщение не получил ответа. Что ж… Это интересно.

«Только это и сказала?» – прозвучал вопрос в моей голове, но озвучивать его я не собирался.

– Прости, Эвелин, но у меня не получится прийти на ужин, – извинился я, остро чувствуя свою вину. Эта вина съедала меня заживо, но я понятия не имел, откуда она взялась. – У меня самолёт только в воскресенье утром, поэтому…

– Я понимаю, – прервала меня девушка, и я улыбнулся, узнав в её тоне прежнюю понимающую Эвелин. – Ты занят… Я понимаю.

– Спасибо. Но передай родителям, что всё в силе. Я с радостью приду к вам в любой другой день, только не в субботу.

– Боюсь расстроить их этим, но передам твои слова. Уверена, они тоже всё поймут.

– Да… У тебя всё в порядке, Эвелин? Просто мы так давно по-настоящему не общались, и я совсем не знаю, что с тобой…

– Всё в порядке, Логан, не волнуйся.

– С этим мне будет легче жить, – улыбнулся я. – Пиши мне, если что, ладно? Может, я буду занят, но обязательно отвечу. Правда.

– Ладно, – вздохнула собеседница. – Я… я буду с нетерпением ждать твоего возвращения в Лос Анджелес.

– Я тоже. Очень.

Сбросив вызов, я понял, что страшно соскучился по Эвелин. Именно по такой Эвелин, какой она была раньше: до начала моих отношений с Дианной.

– «Я тоже»? – с счастливой улыбкой на лице переспросил Джеймс. – Она сказала, что любит тебя, да? Да?

– Нет, – остудил пыл друга я. – Она просто сказала, что будет ждать моего возвращения.

– Зачем она звонила? – поинтересовался Карлос. – Мы сразу поняли, что это была Эвелин: догадались по милой улыбке на твоём лице.

– И по упоминанию тобой Дианны, – добавил Кендалл. – Мы не промахнулись.

Невесело улыбнувшись, я сделал глоток кофе и ответил:

– Её родители хотели видеть меня в субботу на ужине. Она приехала ко мне, чтобы передать это, но… Дианна…

– Сейчас же поезжай в аэропорт! – дал наказание Джеймс, ударив ладонью по столу. – Плевать на конференцию, ты должен быть в Лос-Анджелесе!

– Я

должен быть здесь, Джеймс, и в аэропорт я ехать не собираюсь.

– С ума сошёл! Не ставь карьеру выше личной жизни, слышишь?

– Это вздор, Джеймс! – сердито ответил я. – И я уже отказался. Будет бессмысленно возвращаться в Эл Эй раньше воскресенья.

– Он прав, – согласился со мной Карлос.

– Как знаешь, – сдался Маслоу, покачав головой. – Только из твоих рук ускользает твоя судьба, а ты сидишь тут, кофе попиваешь!

– Не ори, у меня всё ещё болит голова. И перестань говорить об этом; Эвелин, она… У меня есть Дианна. Понятно?

– Я уже говорил, что наличие девушки не гарантирует…

– Говорил, и не надо повторять это. Но объясни мне одно, Джеймс. Почему ты не называл Эвелин моей судьбой, когда я встречался с Астрид, и почему называешь её моей судьбой теперь?

– Ну, многое изменилось, – задумался Маслоу, передавая из одной руки в другую пакетик с сахаром. – Когда ты встречался с Астрид, я ещё плохо знал Эвелин, плохо разбирался в том, что она чувствовала к тебе… Сейчас я вижу всё гораздо яснее.

– Правда в том, что сейчас тебе элементарно некуда девать себя, – отрезал я. – Конечно, Изабелла ведь ушла из твоей жизни, а твоим донжуанским мозгам просто необходимо размышлять о женских поступках и чувствах!

Джеймса больно укололи мои слова, он даже вздрогнул, услышав их от меня. Но лицо его не выразило эмоций, и Маслоу постарался сделать вид, что нисколько не был задет этим.

– Джеймс? – коснулся плеча друга Кендалл.

– Пойдёмте отсюда, – будто опомнившись, позвал нас Маслоу и встал из-за стола. – Скоро начнётся конференция. Нам надо быть там.

Ни слова больше не проронив, мы покинули кофейню, а из моей души всё не уходило угнетающее чувство вины.

Наконец-то наступил субботний вечер, и Джеймс, когда мы вернулись с третьей части конференции, вновь обзвонил своих друзей, желая встретиться с ними. Всё же это был последний вечер, который мы собирались провести в Нью-Йорке: в ближайшее время сюда мы возвращаться не собирались. Однако я погорячился, назвав этот субботний вечер «последним». Некоторые обстоятельства вынудили нас задержаться в столице мира ещё на несколько дней.

Я скучал во время прощальной вечеринки. Пить я больше не собирался, поэтому обходился безобидным соком и мучился в компании пьяных гостей. Было невыносимо слушать их, смотреть на них, говорить с ними; я не мог дождаться завтрашнего утра, не мог дождаться момента, когда я сяду в самолёт и вернусь в Лос Анджелес. Вскоре мне всё это надоело, и я решил уйти на кухню, где никого не было и где никто не помешал бы мне находиться наедине с собой.

Но я ошибся, вообразив, что кухня пустовала. Уже подходя к притворённой двери, я услышал чей-то разговор. Один из голосов был несомненно мне знаком: это был голос Джеймса. Хозяин дома говорил с какой-то девушкой.