Умершее воспоминание
Шрифт:
Я не мог не заметить, что Эвелин невыносимо страдала без Уитни, и это, должен признать, ревностно уязвляло меня. Интересно, а без меня Эвелин страдала точно так же?..
Я настолько задумался, что даже не заметил, что задал этот вопрос вслух. Эвелин взглянула на меня улыбающимися глазами и тихо ответила:
– Без Уитни я пытаюсь жить, а без тебя я… Я просто существую. Не понимаю, как я только выжила без тебя.
«Как я выжил без тебя?» – подумал я, но на этот раз свою мысль вслух не высказал. Ещё какое-то время мы с ней говорили об Уитни, и я утешал Эвелин как мог, после чего глаза моей собеседницы
– Мне надо ехать домой, – тихо сказала она, поднявшись на ноги. – Родители, наверное, очень переживают…
– Ты с ума сошла, – сказал я, усадив Эвелин обратно. – Я никуда тебя не отпущу.
– Но я…
– Ты будешь ночевать сегодня у меня. Я постелю тебе в спальне для гостей, ты там часто спала, когда раньше ночевала у меня, помнишь?
Эвелин ничего не ответила. Она отвела взгляд и проговорила:
– Я не хочу, чтобы из-за меня ты поссорился с Дианной.
Упоминание ею Дианны разочаровало меня, но, несмотря на это, я рассмеялся.
– Мне всё равно, – сказал я с улыбкой, – мы с ней и так уже поссорились.
– Из-за меня.
– Не из-за тебя, – резко произнёс я в полной уверенности, что это абсолютная правда. – Я не знаю, что происходит с нашими отношениями, но ты тут не причём. Ложись спать и ни о чём не думай.
А здесь я уже не был уверен, что не солгал Эвелин. По сути, именно из-за моих чувств к ней рушились наши с Дианной отношения…
Когда мы поднялись на второй этаж, я осторожно заглянул в свою спальню. Дианна лежала в кровати, отвернувшись от двери, и я решил, что она спит. Я приготовил постель для Эвелин и, улыбнувшись ей, присел на край кровати.
– А ты не идёшь спать? – спросила моя гостья и легла на подушки.
Задумчиво глядя в пол, я пожал плечами. «Как я могу спать, когда ты здесь, рядом со мной?» – подумал я с горечью, но вслух ответил совсем другое:
– Не хочется мне спать.
– Чего же тебе хочется?
– Я и сам не знаю. Страшно осознавать, но сейчас, именно в данный момент, я абсолютно ничего не хочу.
Эвелин молчала. Я сидел спиной к ней и не смотрел на неё.
– Наверное, ты просто устал, – предположила она, и я слабо улыбнулся. – Место, куда ты ездил, хоть немного расслабило тебя?
– Сначала я думал, что да, – тихо ответил я, – но теперь понимаю, что я вернулся домой ещё более напряжённый, чем был до этого. Ещё и отношения с Дианной не особо расслабляют меня… Боже, да, ты права. Я просто очень сильно устал. Очень сильно.
Примерно с минуту я молчал. Повернувшись, я понял, что Эвелин уже спит. Улыбнувшись, я подошёл к ней, накрыл её одеялом и потушил верхний свет. Потом я присел на пол рядом с кроватью и взглянул на спящую Эвелин. Сердце билось с нечеловеческой скоростью. Теперь я чувствовал, что никогда-никогда не смогу оставить её в одиночестве. Я лучше умру, чем оставлю её. Пусть даже на одну ночь. Пусть даже при условии, что она будет спать в соседней комнате.
Теперь, после возобновления моего общения с Эвелин, после нашего довольно откровенного разговора, я понимал, насколько жалкими и шаткими были мои с Дианной отношения. Ставя свою девушку рядом с Эвелин, я понимал, что Дианна мне совершенно безразлична. Даже её забота обо мне, её желание помочь, её тонкость в отношении ко мне – всё это никак не влияло на мои чувства. Я просто
Постепенное угасание наших с Дианной отношений я мог заметить даже в том, как я реагировал на её обвинения меня в неверности. В самом начале нашего общения я очень болезненно относился к ревности Дианны, оскорблялся, злился и с пеной у рта пытался переубедить свою девушку, доказывал, что за душой у меня нет ни одного греха. Теперь же я был предельно спокоен, когда Дианна в очередной раз выдвигала обвинения в мою сторону, и уже не предпринимал попыток доказать свою верность. Нет, я не привык, мне просто стало всё равно на то, что думал обо мне этот человек. Мне стали безразличны наши отношения… Причина была в этом? Да, кажется, причина была в этом. Если раньше между мной и Дианной что-то и было, то и это последнее, за что можно было прочно уцепиться, растворилось во времени. Осталась только зияющая пустота – абсолютное ничего.
Я подполз к кровати с другой стороны и вгляделся в лицо Эвелин. О чём я думал, покидая её? Неужели я позволял себе даже думать о том, что могу быть счастлив без неё? Тосковала ли она по мне так, как я тосковал по ней? И если да, то почему она не выразила мне своих чувств?..
О, как же я мог забыть? Аккуратно и бесшумно я подошёл к письменному столу, на котором лежала сумочка Эвелин, и, осветив телефоном пространство, достал из сумочки тетрадь со стихами. Знаю, знаю, знаю: то, что я делал, было достойно осуждения. Но как мне по-другому узнать то, о чём Эвелин умолчала?
Я снова сел на пол рядом с кроватью, прижался спиной к стене и раскрыл тетрадь. В таком отвратительном освещении мало что можно было увидеть, но больше остального на свете мне хотелось прочесть её стихи.
Ты хочешь, чтобы я курила?
Пожалуйста – я закурю.
А хочешь, чтоб февраль любила?
Я всё исполню. Полюблю.
Могу я сжечь дневник, тетради –
Ты только слово прикажи.
Сама сгорю улыбок ради,
Твоих улыбок – не чужих.
Проси: “Танцуй”, – и я станцую,
Проси всегда, в любой из дней.
Скажи: “Ревнуй”, – я заревную –
Грубее, больше и сильней!
Проси что хочешь, без разбора:
Дышать, гореть, желать, молить,
Проси и мир, и спор, и ссоры,
НО… не проси тебя любить.
Дочитав последнюю строчку, я в ужасе захлопнул тетрадь. Дыхание отчего-то сбилось, сердце застучало в разы быстрее.
Это… мне?..
Эвелин вполне могла помнить наш последний разговор в её спальне, она вполне могла помнить, что я признался ей в любви… Она не знала, как реагировать на это, зато точно знала, что чувствовала по отношению ко мне. Да, она жалела меня! Жалела из-за того, что я без памяти любил её и что она не могла ответить на эту любовь взаимностью. Чувствуя свою вину, она готова была сделать для меня что угодно, что угодно, кроме…