Умершее воспоминание

совесть Логана.

Я не мог не заметить, что Эвелин невыносимо страдала без Уитни, и это, должен признать, ревностно уязвляло меня. Интересно, а без меня Эвелин страдала точно так же?..

Я настолько задумался, что даже не заметил, что задал этот вопрос вслух. Эвелин взглянула на меня улыбающимися глазами и тихо ответила:

– Без Уитни я пытаюсь жить, а без тебя я… Я просто существую. Не понимаю, как я только выжила без тебя.

«Как я выжил без тебя?» – подумал я, но на этот раз свою мысль вслух не высказал. Ещё какое-то время мы с ней говорили об Уитни, и я утешал Эвелин как мог, после чего глаза моей собеседницы

начали закрываться.

– Мне надо ехать домой, – тихо сказала она, поднявшись на ноги. – Родители, наверное, очень переживают…

– Ты с ума сошла, – сказал я, усадив Эвелин обратно. – Я никуда тебя не отпущу.

– Но я…

– Ты будешь ночевать сегодня у меня. Я постелю тебе в спальне для гостей, ты там часто спала, когда раньше ночевала у меня, помнишь?

Эвелин ничего не ответила. Она отвела взгляд и проговорила:

– Я не хочу, чтобы из-за меня ты поссорился с Дианной.

Упоминание ею Дианны разочаровало меня, но, несмотря на это, я рассмеялся.

– Мне всё равно, – сказал я с улыбкой, – мы с ней и так уже поссорились.

– Из-за меня.

– Не из-за тебя, – резко произнёс я в полной уверенности, что это абсолютная правда. – Я не знаю, что происходит с нашими отношениями, но ты тут не причём. Ложись спать и ни о чём не думай.

А здесь я уже не был уверен, что не солгал Эвелин. По сути, именно из-за моих чувств к ней рушились наши с Дианной отношения…

Когда мы поднялись на второй этаж, я осторожно заглянул в свою спальню. Дианна лежала в кровати, отвернувшись от двери, и я решил, что она спит. Я приготовил постель для Эвелин и, улыбнувшись ей, присел на край кровати.

– А ты не идёшь спать? – спросила моя гостья и легла на подушки.

Задумчиво глядя в пол, я пожал плечами. «Как я могу спать, когда ты здесь, рядом со мной?» – подумал я с горечью, но вслух ответил совсем другое:

– Не хочется мне спать.

– Чего же тебе хочется?

– Я и сам не знаю. Страшно осознавать, но сейчас, именно в данный момент, я абсолютно ничего не хочу.

Эвелин молчала. Я сидел спиной к ней и не смотрел на неё.

– Наверное, ты просто устал, – предположила она, и я слабо улыбнулся. – Место, куда ты ездил, хоть немного расслабило тебя?

– Сначала я думал, что да, – тихо ответил я, – но теперь понимаю, что я вернулся домой ещё более напряжённый, чем был до этого. Ещё и отношения с Дианной не особо расслабляют меня… Боже, да, ты права. Я просто очень сильно устал. Очень сильно.

Примерно с минуту я молчал. Повернувшись, я понял, что Эвелин уже спит. Улыбнувшись, я подошёл к ней, накрыл её одеялом и потушил верхний свет. Потом я присел на пол рядом с кроватью и взглянул на спящую Эвелин. Сердце билось с нечеловеческой скоростью. Теперь я чувствовал, что никогда-никогда не смогу оставить её в одиночестве. Я лучше умру, чем оставлю её. Пусть даже на одну ночь. Пусть даже при условии, что она будет спать в соседней комнате.

Теперь, после возобновления моего общения с Эвелин, после нашего довольно откровенного разговора, я понимал, насколько жалкими и шаткими были мои с Дианной отношения. Ставя свою девушку рядом с Эвелин, я понимал, что Дианна мне совершенно безразлична. Даже её забота обо мне, её желание помочь, её тонкость в отношении ко мне – всё это никак не влияло на мои чувства. Я просто

понимал, что мою душу не согревала симпатия к Дианне, что она была для меня совершенно чужим человеком. Наверное, обо мне она не могла сказать того же, но и это не вызывало во мне жалости. И только сейчас я понял, что влюблённость, которую я чувствовал к Дианне в нашу первую ночь в Мексике, была мной же и выдумана. Слишком отчаянной была моя попытка выкинуть из головы Эвелин, слишком сильно было моё желание доказать самому себе, что Дианна нужна мне. Всё было не так.

Постепенное угасание наших с Дианной отношений я мог заметить даже в том, как я реагировал на её обвинения меня в неверности. В самом начале нашего общения я очень болезненно относился к ревности Дианны, оскорблялся, злился и с пеной у рта пытался переубедить свою девушку, доказывал, что за душой у меня нет ни одного греха. Теперь же я был предельно спокоен, когда Дианна в очередной раз выдвигала обвинения в мою сторону, и уже не предпринимал попыток доказать свою верность. Нет, я не привык, мне просто стало всё равно на то, что думал обо мне этот человек. Мне стали безразличны наши отношения… Причина была в этом? Да, кажется, причина была в этом. Если раньше между мной и Дианной что-то и было, то и это последнее, за что можно было прочно уцепиться, растворилось во времени. Осталась только зияющая пустота – абсолютное ничего.

Я подполз к кровати с другой стороны и вгляделся в лицо Эвелин. О чём я думал, покидая её? Неужели я позволял себе даже думать о том, что могу быть счастлив без неё? Тосковала ли она по мне так, как я тосковал по ней? И если да, то почему она не выразила мне своих чувств?..

О, как же я мог забыть? Аккуратно и бесшумно я подошёл к письменному столу, на котором лежала сумочка Эвелин, и, осветив телефоном пространство, достал из сумочки тетрадь со стихами. Знаю, знаю, знаю: то, что я делал, было достойно осуждения. Но как мне по-другому узнать то, о чём Эвелин умолчала?

Я снова сел на пол рядом с кроватью, прижался спиной к стене и раскрыл тетрадь. В таком отвратительном освещении мало что можно было увидеть, но больше остального на свете мне хотелось прочесть её стихи.

Ты хочешь, чтобы я курила?

Пожалуйста – я закурю.

А хочешь, чтоб февраль любила?

Я всё исполню. Полюблю.

Могу я сжечь дневник, тетради –

Ты только слово прикажи.

Сама сгорю улыбок ради,

Твоих улыбок – не чужих.

Проси: “Танцуй”, – и я станцую,

Проси всегда, в любой из дней.

Скажи: “Ревнуй”, – я заревную –

Грубее, больше и сильней!

Проси что хочешь, без разбора:

Дышать, гореть, желать, молить,

Проси и мир, и спор, и ссоры,

НО… не проси тебя любить.

Дочитав последнюю строчку, я в ужасе захлопнул тетрадь. Дыхание отчего-то сбилось, сердце застучало в разы быстрее.

Это… мне?..

Эвелин вполне могла помнить наш последний разговор в её спальне, она вполне могла помнить, что я признался ей в любви… Она не знала, как реагировать на это, зато точно знала, что чувствовала по отношению ко мне. Да, она жалела меня! Жалела из-за того, что я без памяти любил её и что она не могла ответить на эту любовь взаимностью. Чувствуя свою вину, она готова была сделать для меня что угодно, что угодно, кроме…