Умершее воспоминание

совесть Логана.

Всю следующую неделю я находился в странном состоянии. Жизнь как будто выплюнула меня из своего течения, и временами, особенно когда оставался один, я чувствовал себя всеми забытым и покинутым. Наши отношения с Дианной практически сошли на нет, да я практически и не бывал дома, не давая этим отношениям полноценно развиваться. Они напоминали мне увядающий в засухе цветок, который был уже на последнем издыхании и всё ждал, что что-нибудь, возможно, его спасёт… Всё навязчивее становились мои мысли о нашем расставании: эти отношения отбирали у меня последние силы

и приводили в расстройство мою нервную систему. Я не переставал упрекать себя за то, что не позволил Дианне сказать тогда, утром. Кто знает, может быть, сейчас наши отношения уже не так тяготили бы нас обоих…

Зато в течение этой недели я часто-часто навещал Блэков, чувствуя, что что-то очень крепкое связывало меня с ними. Может, дело было в отсутствии Уитни: я понимал, что Эвелин без сестры сильно страдала, и пытался заполнить пустоту, образовавшуюся в её сердце с уездом Уитни. К тому же я, можно сказать, физически ощущал, как мне не хватало Эвелин. Я невыносимо мучился без неё, а рядом с ней мне становилось легче и светлее, и проблемы, тревожащие меня вне стен этого дома, на время оставляли меня.

В прежнее течение жизни меня вернул вечер субботы, когда я в очередной раз вернулся домой от Блэков. В этот вечер Дианна была как-то по-особенному холодна и резка.

– Ужинать будешь? – спросила меня она с той притворной улыбкой, которую я очень хорошо знал.

– Да, пожалуй, не откажусь.

Она накрывала на стол молча, но всё с той же улыбкой, которая, честно признать, начинала меня раздражать и настораживать.

– Прошу. – Дианна поставила передо мной тарелку макарон с сыром и салат «Цезарь». – Приятного аппетита.

– Спасибо, – со слабой улыбкой проговорил я, не сводя с неё настороженного взгляда.

Когда я принялся за ужин, Дианна спросила:

– Как дела на работе?

Я пожал плечами и односторонне ответил:

– Всё отлично.

– Много работаете? Бедненькие, наверное, так устаёте, да?

– Не особо, – так же сухо продолжал отвечать я. – Выматывает то, что иногда приходится проводить в студии времени больше обычного.

– В последнее время ты стал чаще задерживаться.

Я не знал, сколько всё это могло продолжаться, поэтому, поглубже вздохнув, я выговорил:

– Я задерживаюсь не только на работе.

Дианна вновь улыбнулась, только теперь в этой улыбке проскользнула ничем не прикрытая ирония.

– Здесь нечему удивляться, – сказала она, пожав плечами. – Впрочем, я так и думала.

– Так и думала?

– Считаешь, меня можно развести как последнюю идиотку? – резко задала вопрос Дианна, с презрением сузив глаза. – За кого ты меня принимаешь? Считаешь, я не замечаю того, что с тобой творится? Думаешь, что я не трогаю тебя только потому, что даже не понимаю, что происходит что-то совсем иное? И, в конце концов, думаешь, что я не чую этого запаха женских духов? Чужих женских духов?

– Я не принимаю тебя за идиотку, – довольно спокойно проговорил я, – и не пытаюсь тебя обмануть. Ты же знаешь, что я всегда старался быть предельно честным с тобой.

–

Что ж, постарайся и сейчас, – ядовито выдала Дианна, и я взглянул на неё. – Тебя так часто не бывает дома потому, что ты бываешь у неё?

– Да.

Кажется, Дианну уколол мой ответ в самое сердце, но она не подала виду.

– И, – продолжала она, – тебе так нравится бывать там, что ты готов пожертвовать свободным вечером ради лишних двух слов, которые ты можешь сказать ей?

– Да.

– И сегодня ты снова был у неё, – произнесла она уже тише. – Скажи, я ведь была права, когда решила, что все изменения, произошедшие в тебе, уходят корнями в твою… влюблённость? Ты любишь её?

– Дианна, я…

– Я попросила простого ответа! – визгливо прервала меня девушка. – Неужели так сложно ответить? – Я открыл рот, чтобы сказать что-нибудь, но Дианна снова прервала: – Либо скажи правду, Логан, либо вообще ничего не говори! Только правду! Прошу!

Как-то невольно переняв от Эвелин привычку безмолвствовать, я молча смотрел на Дианну. Она тоже смотрела на меня, ожидая ответа.

Внезапно Дианна ударила по столу обеими ладонями, так что посуда подпрыгнула, а столовые приборы неприятно зазвенели.

– Да чёрт возьми, да или нет? – чуть ли не со слезами на глазах закричала она. – Любишь её? Любишь?!

– Люблю, – тихо сказал я, не сводя с Дианны пристального взгляда. – Я люблю её больше жизни.

Какое-то время она смотрела на меня потухшими глазами, спрашивая этим взглядом сразу обо всём. Потом Дианна встала из-за стола, бросила на пол полотенце, которое до этого держала в руках, и, хромая, быстрыми шагами направилась к гостиной.

– Даже еду не станешь выбрасывать? – почему-то вырвалось у меня, и я дико разозлился на себя за жестокость.

Дианна молча вернулась, взяла мою тарелку и, испепеляя меня взглядом, со всего размаху разбила тарелку о стену. Часть макарон осталась на стене, часть в осколках тарелки, и третья часть – на полу.

– Теперь всё как надо? – спросила меня Дианна не своим голосом и снова ушла, только на этот раз не вернулась.

– Да, – тихо проговорил я и, устало вздохнув, подпёр ладонью щёку. – Спасибо за вкусный ужин, милая.

========== Глава 17. “Моя жизнь — клавиши фортепиано” ==========

Устала я и стала злой,

Столь равнодушной и ленивой,

Что предоставлю вас другой,

И пусть она будет ревнивой.

Нелли Русинко

— Прости меня, любимая, — шептал я, не помня себя от стыда и непроходимого чувства вины, — прости, прости, прости, пожалуйста. Скажи, что я могу сделать, и я клянусь, я всё сделаю. Прошу, прости, л-любимая…

Я из последних сил прижимался к Чарис и целовал её лицо, шею, плечи. Она лежала в нашей постели с совершенно каменным лицом и не отвечала ни на мои реплики, ни на мои поцелуи. Это только подливало масло в огонь моего стыда, и я, закрывая глаза, прижимал к своим губам холодные руки Чарис.