Умершее воспоминание
Шрифт:
Глядя на то, как Джеймс говорил со своей возлюбленной, я почему-то улыбался. Эта сцена воскресила во мне образ того самого мужественного и непреклонного человека, каким я знал Маслоу до нашей поездки в Мексику. Я снова видел его независимым от воли любимой женщины, снова видел в нём стойкость, уверенность в собственных силах. На фоне этой радости, вызванной прочной уверенностью в мужественности Джеймса, я даже не придавал большого значения драке Изабеллы и Мэри, которая встревожила не одну душу в этой комнате.
— Почему ты улыбаешься? — спросила Эвелин, с отвращением глядя туда, где несколько минут
— Без сомнений, это кошмарно, — согласился я, взглянув на неё. — Но ведь всё закончилось.
Джеймс отпустил Изабеллу и больше не пытался удержать её. Она развернулась к нему всем телом и, с сожалением приподняв брови, коснулась его щеки. Но Маслоу, к моему огромному удивлению, убрал её руку и тихо сказал:
— Не надо трогать меня.
И ушёл.
Сначала Изабелла стояла в полном ошеломлении, после чего метнула огненный взгляд в сторону Мэри.
— Добилась, чего хотела, сучка? — спросила виновница торжества и, прижав тыльную сторону ладони к покрасневшим царапинам на лице, ушла за Джеймсом.
Я не знал, как нужно было правильно истолковать всё то, что только что случилось. Во-первых, я не мог понять мотивов, подтолкнувших Изабеллу на драку с Мэри. Что послужило причиной? Неужели «молодой женщиной» управляла неистовая ревность Джеймса к его бывшей? Но ведь раньше Изабелла никаким образом не выражала эту ревность, это на неё не слишком похоже. А может, она просто хотела ответить на выходку Мэри, когда та вцепилась её в волосы… Да, конечно, она поступила благородно, дружелюбно ответив на оскорбления Мэри, но ведь и благородству есть предел. Изабелла просто не могла не отстоять свою честь.
А во-вторых, я не мог разобрать реакции Джеймса. Мне показалось, его оскорбила эта драка, потому что я видел его глаза в тот момент, когда он смотрел на Изабеллу. Наверное, это действительно задело его мужское самолюбие: обычно двое парней дерутся из-за девушки, а тут вышло наоборот…
— Ладно, ребята, — сказал Кларк, который весь вечер ставил музыку, — всё уже закончилось, и я думаю, что Джеймс и Изабелла скоро вернутся к нам. А пока что давайте дадим нашим сладким парочкам ещё одну возможность насладиться друг другом. Итак, прошу любить и жаловать: я снова объявляю медленный танец!
Взглянув на Эвелин и всё ещё не выпуская её из объятий, я улыбнулся ей. Моя спутница не ответила на улыбку и, вздохнув, положила голову мне на плечо. Мы снова начали двигаться в такт звучавшей музыке.
Весёлый настрой Эвелин исчез, будто его и не было, она больше не улыбалась. Очевидно, на неё повлияла та картина, свидетелем которой она оказалась сегодня вечером. На мои плечи свалилось необыкновенное чувство вины: это ведь я привёз Эвелин на эту вечеринку, и, по сути дела, я был виноват в том, что она увидела отвратительную сцену драки… Боже, во всём моя вина!
Пока я думал об этом, музыка продолжала звучать. Через какое-то время Эвелин огляделась по сторонам и подняла на меня напуганный взгляд.
— А где мы, Логан? — тихо спросила она.
Я, испытывая невероятную жалость к ней, поднял брови и ответил:
— В доме у Джеймса, моего друга; он пригласил нас на вечеринку. У его девушки день рождения.
Эвелин
— А долго мы танцуем? — снова задала вопрос Эвелин.
— Не знаю, — пожал плечами я, — может быть, минут десять…
Затем она опять огляделась по сторонами и с мольбой в голосе сказала:
— Я хочу уехать отсюда. Пожалуйста, Логан, давай поедем домой, я так хочу домой…
— Но твоих родителей нет дома. Они на работе, помнишь?
— Да, и побыть с тобой наедине — это именно то, чего я хочу.
Сначала я подумал, что нужно было найти Джеймса и предупредить его, что мы уезжаем. Но потом я вспомнил его состояние, когда он уходил, вспомнил ужасающий вид Изабеллы и подумал, что Эвелин лучше всего этого не видеть. Не дождавшись, пока кончится танец, мы с Эвелин уехали с вечеринки. В конце концов, я тоже не мог дождаться момента, когда мы с ней смогли бы остаться наедине.
В доме Блэков было так тихо и спокойно, что это умиротворение передалось мне сразу же после того, как я переступил порог этого дома. Эвелин, настроение которой вернулось от испорченного к хорошему, предложила мне выпить какао, и я согласился. Эвелин любила какао, и, кажется, я начинал любить его тоже.
Пока закипал чайник, я стоял у окна и вглядывался в темноту, всё ещё не переставая думать о Джеймсе с Изабеллой. Меня не оставлял неуёмный интерес по поводу исхода событий, случившихся на вечеринке, и я твёрдо решил, что позвоню Маслоу перед сном.
— Ты хотел остаться? — спросил голос Эвелин, и я, повернувшись, вопросительно взглянул на неё.
— М?
— Ты хотел остаться с друзьями?
Я медленно покачал головой и ответил:
— Нет.
Она вздохнула и, слабо улыбнувшись, упёрлась руками в столешницу.
— Мне кажется, ты сейчас ненавидишь меня за то, что я попросила тебя уехать так рано.
Я тоже почему-то улыбнулся.
— Нет же, Эвелин, вовсе нет. Мои чувства к тебе не меняются.
Вскоре какао было готово, и мы расположились возле телевизора. На первом попавшемся нам канале показывали какую-то комедию, и мы решили остановиться на ней. Если Эвелин и проявляла хоть малейший интерес к тому, что происходило на экране, то я совершенно не обращал на это внимания, мыслями я был далеко. Странные размышления не оставляли меня, а в груди нарастало какое-то волнение. Посмотрев на Эвелин, я вдруг спросил:
— А что насчёт твоих чувств?
Честно говоря, я не собирался этого спрашивать. Мысли, беспрестанно вертевшиеся в моей голове, как-то самостоятельно сформулировали этот вопрос. Эвелин приподняла брови и тихо спросила:
— О чём ты?
— Мы всегда говорим о моих чувствах к тебе и почти никогда о твоих ко мне… Откуда же мне знать, что ты чувствуешь?
Глядя мне в глаза, она пожала плечами и сказала:
— Спроси меня об этом.
«Так просто взять и спросить?» — с недоверием задало вопрос моё сознание. Волнение в груди всё нарастало. Отведя глаза в сторону, я вдохнул так глубоко, как только мог, и спросил: