Умершее воспоминание
Шрифт:
В спальне царил полумрак, но я сумел разглядеть улыбку, расцвётшую на лице испанца.
— Да, — сказал Карлос вполголоса, — и этим я только тебе обязан.
— Мне?
— А кому же ещё? До меня дошёл смысл твоих слов, к тому же я знаю про сообщение, которое ты отправил Алексе, не скромничай. Спасибо, дружище.
Я слабо улыбнулся и похлопал друга по плечу.
— И знаешь даже, о чём я подумал? — продолжал ПенаВега, которого сонливость, кажется, вовсе покинула. — Хочу записаться к психологу, потому что в последнее время мне уже не кажется, что всё это — вполне нормальный, присущий каждому
— Правда? — почти шёпотом спросил я. Слова Карлоса почему-то меня расстроили, и я очень надеялся, что друг в полумраке не смог разглядеть моего изменившегося выражения лица. — Это так… смело. Ты молодец, Карлос. Я рад за тебя, правда.
На кровати заёрзал Кендалл, и в темноте послышался его раздражённый голос.
— Да ё… вашу мать, когда вы уже наговоритесь? — проворчал немец, и мы с ПенаВегой одновременно прыснули, — неужели вас не утомил сегодняшний день?
— Шутишь? — хмыкнул Карлос. — Я до сих пор своих губ не чувствую.
— Ну вот и заткнись, — сказал Шмидт, — и спать. Всем. Быстро.
В три часа дня я возвращался от Джеймса. Едя в такси, я мрачным взглядом смотрел в окно и, не отвечая на речи болтливого водителя, думал о своём. Сегодня воспоминания одолевали меня с новой силой, и я не мог бы объяснить, чем были вызваны эти воспоминания.
Дианна крепко обняла меня за шею и беспомощно заплакала.
— Раньше я была так уверена в себе, в нём, в нашей любви. Он дарил мне силы, заставлял меня чувствовать себя особенной, нужной. Он был таким… таким мягким, бескорыстным, понимающим… И ты так похож на него, Логан!
Дианна рассказывала мне о своём погибшем возлюбленном, и я в тот вечер всем сердцем сочувствовал её горю.
– Ваши взгляды… — говорила она, — они невероятно схожи. Ещё то, как ты заставляешь меня себя чувствовать… О Логан, ты первый, кого я сумела полюбить после его смерти… И ты спасаешь меня. Черты твоего лица… они возвращают меня к жизни.
— Ты любишь меня? — спросил я, почувствовав, как по спине пробежал холодок. — Или любишь во мне образ твоего возлюбленного?
— Не путай два разных понятия, Логан. Я люблю тебя и ничего не желаю так сильно, кроме как любить тебя до конца своих дней.
— Давно его не стало? — спросил я после паузы.
— Полтора года прошло. Мои раны были настолько свежи, что каждое утро я просыпалась только с окрепшей болью от потери любимого. Это ужасно — просыпаться и вспоминать, что его больше нет. Порой кажется, что всё это – сон. Вот я проснусь и увижу его, такого светлого, улыбающегося, верящего в меня… Но я просыпалась одна. И мирилась с этой потерей. Ничего не помогало, я до сих пор не знаю, как выжила без него…
В тот вечер Дианна открылась мне с новой стороны. Теперь я понимал, почему она была такой не уверенной в себе, почему так ревновала меня… Она увидела во мне своего покойного возлюбленного, и теперь боялась потерять меня. Она не переживёт вторую потерю… Это будет слишком больной удар.
— Но теперь со мной ты, – продолжала Дианна, в упор глядя в шкаф с одеждой, где висела одежда её бывшего возлюбленного. — И я снова чувствую себя живой, чувствую, как любовь в моём сердце вновь оживает. Нет ничего дороже этого чувства. И сейчас у меня нет никого дороже тебя.
Вспоминая этот
Нет, так нельзя. Я достал телефон из кармана и принялся искать в списке номер Дианны. Плевать, что она не хочет видеть меня! Я должен быть рядом, должен поддержать её!
Всё ещё рассказывающий о чём-то водитель резко затормозил на светофоре. Я замер, поднял глаза и огляделся.
— А там на самом деле никакой ошибки не было, — видимо, уже заканчивал рассказывать одну из историй таксист, — и судебное дело он не выиграл. Вот так.
С недоумением нахмурившись, я повернул голову и взглянул на водителя. Он, слегка улыбаясь, смотрел на дорогу, не обращая на мой растерянный взгляд никакого внимания. Его слова в одно мгновение отрезвили меня; я наблюдал за людьми, переходящими дорогу, и пытался вспомнить, о чём только что думал. Заметив в руках телефон с открытым списком контактов, я вздрогнул. Я собирался звонить Дианне… Звонить Дианне, потому что она совсем одна…
— Какой ужас, — высказал я вслух свои мысли и, выключив телефон, убрал его обратно. Как я мог думать о том, чтобы вернуться к Дианне? Стоило только вспомнить, какой непосильной тяжестью были для нас наши отношения, и желание вернуться к ней исчезало само собой. Нет! Как только можно думать о Дианне или любой другой девушке, когда в моей жизни есть Эвелин — пусть в моей жизни, пусть даже не со мной? Как можно жалеть о прошлом, если ближайшее будущее, ближайший вечер кажутся мне в миллиарды раз счастливее рядом с Эвелин?
— Я тоже так сказал! — обрадовался водитель моей реакции на его россказни. — Какой ужас! Другого выражения и не подберёшь.
Когда загорелся зелёный, машина тронулась с места, и я улыбнулся от сознания того, что сумел избежать ошибки. Звонок Дианне мог только больше усугубить наши с ней взаимоотношения, хотя сейчас они находились не на самом высоком уровне. Если и можно было бы сделать всё только хуже, я бы не хотел, чтобы мой звонок смог повлиять на это.
Такси остановилось возле моего дома, и я, оплачивая поездку, положил сверху лишних десять долларов.
— Здесь лишнее, — остановил меня водитель, когда я уже вышел из салона.
— Не лишнее, — слабо улыбнулся я. — Спасибо, что довезли.
На лице таксиста просияла улыбка, он кивнул и сказал:
— Да что вы, это вам спасибо. Всего доброго.
Когда я закрылся в своём доме, ко мне снова со всех сторон подползло одиночество. Лёжа на не расправленной кровати, я смотрел на часы и мучительно ждал, пока цифры, обозначающие минуты, сменятся. Было только четыре часа, а вечеринка в честь дня рождения Изабеллы начиналась в семь. Нужно было ждать ещё два с половиной часа. Два с половиной часа до того, как я увижу Эвелин.