Умершее воспоминание
Шрифт:
— Я прилетел сюда с друзьями, — решил не вдаваться в подробности я.
— Где же они?
Я вздохнул, вспомнив о Кендалле, Карлосе и Мике.
— Мы с ними не сошлись во мнениях и немного повздорили. Я решил переждать неблагоприятную обстановку в баре. А что ты делаешь здесь один?
— Я должен был встретиться с одной сеньоритой, но она, к моему великому сожалению, не пришла.
— Почему?
— Не знаю. Может, появились какие-то неотложные дела, она меня об этом не предупредила.
— А давно вы с ней вместе?
—
— Оу, — вырвалось у меня, и я с сочувствием поднял брови, — соболезную.
— Да забудь. Не так уж это было важно.
Когда мы допили сангрию, Белт сказал:
— Сейчас мы выпьем кое-чего покрепче. Одэлис, — снова обратился мой новый знакомый к бармену и снова по-испански, — теперь нам две розовых кавы типа брют не менее пятнадцати месяцев выдержки.
Бармен принялась за наш заказ, и Белт быстро мне улыбнулся.
— Каталонское игристое вино, — объяснил он, отодвинув от себя пустой стакан из-под сангрии. — Двенадцать процентов крепости, самое то после сангрии.
— Слушай, а у нас завтра голова не будет болеть? — поинтересовался я, наблюдая за действиями бармена. — Всё-таки смешивать напитки…
— Это того стоит, Логан. Лично я обожаю алкоголь, который производят у нас в Испании. Но я надеюсь, твои впечатления об этой стране не испортятся головной болью.
Когда нам подали каву, которой были заполнены хрустальные фужеры, мы с Белтом продолжили разговор.
— Похоже на шампанское, — сказал я, отведав немного кавы, и, сам не знаю почему, добавил: — Моя бывшая обожает шампанское.
Сделав глоток игристого вина, Белт поставил фужер на стойку, и его губы расплылись в слабой улыбке.
— Бывшая? — поинтересовался он. — Значит, есть нынешняя?
— Нынешняя? Нет, к счастью. А может, и к сожалению.
— Нет? Но… кто-то на примете хотя бы есть?
Я растерянно пожал плечами, действительно не зная, как ответить на этот вопрос.
— А, понимаю, — покачал головой Белт, — не взаимные чувства — это всегда неприятно.
— Да нет никаких не взаимных чувств, — вдруг выпалил я. — По крайней мере с моей стороны.
— Бедная девочка, — проговорил Белт, уставившись в пол. — Надеюсь, ты не слишком с ней жесток?
— Нет. Она вообще ни разу не признавалась мне напрямую.
— Тогда с чего ты взял, что у неё есть к тебе чувства? К тому же не взаимные?
Мне пришлось рассказать Белту об Эвелин, о том, кто она есть и что вообще происходит с нашими отношениями.
— Тяжёлый случай, — подытожил мой новый знакомый, уже допивая каву. — А что, если спросить её об этом в лоб?
— Нет, — мотнул головой я. — Это как-то неприлично.
— Конечно, гораздо приличнее лишь догадываться о чувствах и молчать, делая вид, что ничего не замечаешь.
Я тоже допил каву.
— Пока что мне легче поступать именно так.
В баре
— Что ж, теперь перейдём к тридцати процентам, — сказал Белт и обратился к бармену. — Одэлис, дорогая, нам, пожалуйста, бутылочку виноградного агуардиенте, две рюмки и нарезанный дольками лайм.
— Агуа… что? — рассмеялся я, и Белт улыбнулся в ответ. — Мне бы для начала выговорить название…
— Не парься, Логан, называй агуардиенте простой испанской водкой.
— Тридцать процентов, говоришь?
— Да, это минимум. На самом деле процент крепости испанской водки может доходить до восьмидесяти процентов.
— Ого… — протянул я, заинтересованно уставившись на танцующую толпу, собравшуюся перед сценой. — Почему бы нам не заказать потом аргуа… агруа… испанской водки покрепче, м?
— Ты уверен? — с усмешкой спросил Белт. — Завтра утром я тебе гарантирую адскую головную боль.
— Мне уже всё равно. Я хочу, хочу, чёрт возьми, чтобы физическая боль заглушила мою душевную. Боль в висках перенести легче, по крайней мере можно выпить таблетку, и всё пройдёт.
«Есть, конечно, лекарство от душевной боли, — с грустью подумал я, — но моё лекарство временно на меня не действует».
Когда нам подали испанскую водку, Белт налил немного в рюмки и подал мне одну из них.
— Тогда выпьем же за то, чтобы у нас ничего не болело, — сказал он, — ни душа, ни голова, ни всё прочее.
Мы просидели в баре до трёх утра и выпили столько напитков, что всего уже не вспомнишь. Наши отношения с Белтом вышли на доверительный уровень ближе к двум ночи, и я почему-то посчитал нужным рассказать своему новому знакомому о Чарис. Я был настолько пьян, что с трудом мог говорить, но, несмотря на это, Белт внимательно слушал меня и поддерживал, иногда тяжело вздыхая и качая головой. Что говорить, мы обсуждали мою бывшую до трёх, и потому в отель я возвращался просто в отвратительном настроении. Этот разговор, тему которого предложил я сам, не смог вызвать в моей душе никаких других чувств, кроме ненависти, а потому я был зол, как чёрт.
Я со злостью колотил кулаками по закрытой двери номера, пока её не открыли. Из темноты выступил сонный Карлос.
— Логан? — спросил он и с каким-то отвращением осмотрел меня с ног до головы. — Ты… господи, ты же на ногах не стоишь!
— Где мой номер? — задал вопрос я, с усилием шевеля языком. — Где мой н-номер, твою мать?
— Карлос, закрой дверь, — послышался из глубины номера недовольный голос Кендалла. — Свет мешает мне спать, к тому же в коридоре слишком шумно.
— Уже утро! — намеренно громко произнёс я, приблизившись к входу в номер, и Карлос зажал нос, почувствовав запах алкоголя, исходящий от меня. — Свет не мешает тебе спать, он будит тебя! Будит, чтобы ты встал и начал новый день!