Умершее воспоминание

совесть Логана.

— Я просто, чёрт возьми, не понимаю, как мужчина смеет называть себя мужчиной, если он не держит данного им слова.

— Что, прости? — не понимал я. — У вас с Дейвом снова проблемы, или…

— С какой стати ты решил, что можешь касаться в разговоре наших с ним отношений?

Равнодушно взглянув на Уитни, я вздохнул и сказал:

— Или. — Затем крепко зажмурился, надеясь стряхнуть с себя последние остатки сна, и добавил: — Как бы ты ни была зла, как бы ни сердилась и что бы мужчина не натворил плохого, никогда, слышишь, никогда не принижай его чувство мужского достоинства. Особенно при нём самом, потому что нас это сильно оскорбляет. Надеюсь,

в следующий раз, Уитни, ты будешь умнее и сначала пошевелишь мозгами, а уже потом поработаешь языком.

Собеседница не изменилась в лице, и тогда я произнёс:

— Теперь вопрос. С какой стати я не могу называть себя мужчиной?

Уитни подошла ко мне почти вплотную, и я нахмурился, смотря в её пылающие серые глаза.

— Однажды, Логан, мы говорили с тобой насчёт Эвелин, и ты, чёрт возьми, пообещал мне, что в отношениях с ней не зайдёшь дальше дружеской близости. Ты говорил, что Эвелин для тебя просто друг, ты говорил это! Говорил! Говорил!

— Говорил, — удивлённо произнёс я, — так оно и есть, Уитни. Объясни мне наконец причину своей агрессии!

— А ты сам ничего не понимаешь? Или для тебя это стало таким обыденным, что ты даже перестал замечать это, а? Господи, как же я тебя ненавижу!

Она ударила меня по лицу, и я, схватившись за щёку, удивлённо уставился на Уитни. Да, этот удар заставил меня, наконец, проснуться, и вдруг все кусочки пазла сами собой встали на свои места, и вся картина явилась передо мной так ясно, как если бы я в действительности увидел её перед собой.

— Да ты с ума сошла! — закричал я, уже не беспокоясь о том, что Эвелин может проснуться, и яростно, с непреодолимым гневом вдруг схватил Уитни за горло. — Мы с Эвелин спали, просто спали, чёрт побери! Между нами ничего не было!

Она смотрела на меня как на предателя, и я, читая во взгляде все её мысли, ещё сильнее сжимал её горло. Девушка корчила гримасы от боли, её глаза блестели, хотя и смотрели испуганно; из горла вырывались непонятные хрипы.

— Отпусти! — разобрал я слова среди её прерывистых хрипов. — Отпусти меня, Логан! Мне больно!

Я, только сейчас опомнившись, разжал пальцы, и Уитни отошла от меня на несколько шагов. Она дышала глубоко и часто, прижимая руку к покрасневшей шее, и смотрела на меня ненавидящим взглядом.

— А я тебе не верю, — сказала она тихо, но затем повысила тон. — Я не верю ни одному твоему паршивому слову!

— О, дьявол! Не веришь мне — спроси об этом у Эвелин!

— Может, ты забыл, но Эвелин б… — У Уитни чуть не вырвалось это слово, но она вовремя себя остановила. — Эвелин может попросту этого не вспомнить. А я не переживу, если ты причинил боль моей сестре! Я просто не вынесу!

— Мне плевать на это, Уитни, мне абсолютно всё равно. Я не вру, и я знаю это, а правду не доказывают. А то, что ты думаешь, не трогает меня ни в одном месте. Мы говорили с Эвелин — говорили весь вечер, и я, как и обещал, не переступал обусловленную нами черту! У меня даже в мыслях этого не было, нет и сейчас!

Уитни заправила за уши волосы, выбившиеся из наспех сделанной причёски, и глубоко вздохнула.

— Убирайся, Логан. Я однажды уже сказала тебе не возвращаться сюда и сделала огромную ошибку, вновь разрешив тебе появиться здесь. Теперь же я хочу, чтобы ты ушёл — раз и навсегда.

— Но Эвелин этого не хочет.

— Да кто ты такой? — продолжала горячиться Уитни. — Ты знаешь её без году неделю, а я была рядом с ней всю её жизнь и прекрасно знаю, чего она хочет, а чего нет! А ты плохой друг, плохой человек, просто

ужасный во всех отношениях! Твои мысли пошлые, намерения — самые дурные, а про твои поступки мне даже говорить не хочется! Ты просто дьявол рядом с ней, ты не достоин Эвелин, и вам обоим это известно!

— Хватит уже! — сердито закричал я и с силой схватил Уитни за руку. — Хватит, хватит, хватит, Уитни! Хватит прятать её от этого мира. Хватит думать, что она не способна жить среди других людей, дружить с ними, хватит воображать, что Эвелин навсегда останется здесь и будет жить под твоим чутким присмотром! Перестань контролировать каждый её шаг, иначе скоро Эвелин просто возненавидит тебя за это. И тебе не кажется, что она прекрасно знает о своих желаниях сама?

Она долго смотрела мне в глаза, словно понимала, что я прав, но ни за что на свете не хотела этого признать.

— А тебе не кажется, что ты уже слишком задержался здесь?

Я сделал прерывистый вздох и почувствовал, как нервы внутри натянулись будто на невидимую, медленно вертящуюся катушку.

— Я нужен ей, — тихо сказал я, и эта фраза показалась мне чрезвычайно правдивой, когда я произнёс её вслух.

— Ложь.

— Нет! Правда! И ты не можешь просто взять и прервать наши с ней отношения, потому что Эвелин этого не переживёт!

— Забудь, — повысила голос Уитни, явно разозлившись от моих слов, — забудь об этих отношениях! И катись отсюда на все четыре стороны!

Я больше не стал ничего ей говорить, это было бессмысленно и просто глупо. К тому же я боялся, что мои действия выйдут из-под контроля, ведь Уитни действительно не следила за тем, что говорила.

Сердито оттолкнув девушку в сторону, я спустился вниз. Стоит ли уточнять, что я покинул дом Блэков просто в отвратительном, не поддающемся никакому описанию состоянии? Гнев разрывал душу на части, что-то сжимало моё горло мёртвой хваткой. Я не знал, я просто понятия не имел, чем мог бы вытеснить эти ужасные мысли и чувства, и начинал понимать, что та искра неприязни, проскочившая между мной и Уитни в первый день нашего с ней знакомства, превратилась в неугомонный пожар лютой ненависти.

В Сочельник я был дома у Джеймса. Он собирался устроить у себя большую рождественскую вечеринку, которую называл «последним чудом этого года», а я, Карлос и Кендалл помогали ему осуществить его задумку. Дом был украшен, еда приготовлена, музыка настроена, и теперь мы вчетвером ходили по дому, наполненному рождественским духом, и делали последние приготовления к вечеринке.

Я рассеяно расставлял на большом праздничном столе, накрытом скатертью тёмно-зелёного цвета, бутылки с газировкой, вином, виски, ромом и прочими напитками. Я любил Рождество, но в этот раз мысли мои были заняты совсем другим. Я вспоминал ссору с Уитни, и эти воспоминания жгли мою душу огнём бесконечной ненависти, потому я сразу же принимался вспоминать наш с Эвелин вечер, когда мы в совершенно непринуждённой обстановке говорили обо всём и ни о чём одновременно. Сейчас я жалел лишь об одном: у меня по-прежнему не было номера Эвелин. Я не мог сейчас же позвонить ей или написать ей сообщение в любое время суток, чтобы вообразить, как она улыбнётся. Всё, что мне оставалось, это думать о ней, рисовать в голове её образ и ждать, бесконечно ждать наступления «последнего чуда этого года». Да, где-то далеко, в одном из тёмных углов моей души, всё же спряталась маленькая несмелая надежда на то, что сегодня Эвелин приедет сюда и я смогу увидеть её в этот чудесный праздник.