Умершее воспоминание
Шрифт:
— Ты тоже. Эта прелесть у тебя внутри, в твоём голосе и в твоём поведении, поэтому не имеет значения, как ты выглядишь или как ты одет. — Эвелин посмотрела на меня и с улыбкой добавила: — Но ты выглядишь прекрасно.
«Карма» тронулась с места, и я наконец посмел взглянуть на девушку. Сегодня она выглядела совсем по-другому: её лицо утратило своё обычно детское выражение и стало вдруг таким взрослым и серьёзным… До этого момента я видел Эвелин девочкой, но теперь я будто взглянул на неё с другой стороны: со мной в машине ехала уже не та девушка, только что пережившая переходный
Когда мы отъехали от дома Блэков на приличное расстояние, я заметил, как с лица моей спутницы сошло напряжение.
— По-моему, тебя что-то беспокоит, — озабоченно произнёс я.
Сначала Эвелин молчала.
— Врать людям бессмысленно, — тихо сказала она. — И верить в ложь тоже бессмысленно. Но люди не могут жить без этого, да? А как же тогда я смогу после этого поверить сама себе? Как люди смогут поверить мне?
Я начал кое-что понимать.
— Ты сбежала из дома, Эвелин?
На её лице изобразились её душевные муки, но это было лишь мгновение. Вскоре лицо молодой женщины вновь выражало сосредоточенность, но взгляд уже не был таким уверенным.
— Мне нужно было это, — шёпотом призналась она, словно рассказывала мне какой-то секрет. — Ещё бы пара часов, пара дней, пара недель — неважно; ещё бы немного, и я сошла бы с ума.
— Это из-за меня? Ты сбежала из дома из-за тех моих слов? Господи, Эвелин, не нужно было принимать их всерьёз…
— Нет, — сердито прервала она меня, — нет, твои слова здесь не при чём. Это было полностью моё решение. Я уехала — уехала с тобой, не спросив ни у кого позволения. И я не жалею об этом.
Мне было не по себе. В душе затаилось странное чувство стыда: у меня возникало ощущение, что я увёл из дома чужого ребёнка, и теперь я чувствовал свою вину. Я представлял, что скажет Уитни, когда узнает, что этот вечер Эвелин провела со мной, и от этого в груди у меня неприятно щемило.
Но потом я вспомнил замученные глаза Эвелин, вспомнил её слова о её необходимости покинуть дом, и тогда чувство стыда растворялось в воздухе. Я с улыбкой смотрел на свою спутницу и понимал, что всё правильно. Эвелин не ребёнок, она молодая женщина и вправе сама распоряжаться своей жизнью. Тем более я был рядом с ней. Я был рядом с ней, а это означало, что ничего страшного с Эвелин не приключится.
Когда «Карма» остановилась у дома Джеймса, я снова посмотрел на свою спутницу и заметил какое-то смятение в её глазах.
— Всё нормально? — поинтересовался я, уже двести раз пожалев о том, что подтолкнул Эвелин на такой нечестный поступок. — Не хочешь вернуться домой?
— Вовсе нет.
И тогда мы вышли из автомобиля, но меня всё ещё не покидало чувство вины; оно сжимало моё сердце мёртвой хваткой, и мне было тяжело смотреть на Эвелин. Мне казалось, что она врёт о своём хорошем состоянии, казалось, что она тоже чувствует свою и, главное, мою вину, но молчит об этом. Я смутно представлял, как Эвелин — тихая и домашняя Эвелин — будет выглядеть на вечеринке. Иногда я начинал даже сомневаться в своём решении пригласить её сюда, и это сомнение накрывало меня волной
Оказавшись у самого входа, мы услышали глухо играющую музыку. Кажется, вечеринка уже шла вовсю.
В прихожей мы увидели много народа, и некоторые из них, заметив меня, с шумом начали меня приветствовать. Я улыбался и пожимал им руки; Эвелин смотрела на моих знакомых со слабой улыбкой и уверенностью в глазах, но пряталась за моей спиной, как запуганное животное. Я представил, насколько непривычно ей общество незнакомых людей, и взял её под руку, чтобы придать своей спутнице уверенности. Она улыбнулась, посмотрев мне в глаза, и крепче обвила мою руку, словно хотела найти во мне защиту от незнакомых людей.
— Пойдём, — тихо сказал я ей. — Нет смысла здесь задерживаться.
Мы вошли в гостиную, где уже сгустился народ, и музыка ударила нам по ушам. Я почувствовал, что Эвелин ещё крепче прижалась к моей руке, и приобнял её за плечи, словно старался защитить её от внешнего мира и доказать, что рядом со мной ей ничего не угрожает.
— Это всё твои друзья? — спросила она, с интересом рассматривая собравшуюся толпу, уже совсем позабыв про свою непоколебимую уверенность, что до этого исходила от неё.
— Нет. Если честно, половину из этих людей я просто терпеть не могу.
— Зачем же ты тогда с такой искренностью здороваешься с ними?
— Не знаю. Так принято.
— Странное правило. Зачем прятать свои настоящие чувства?
У меня не нашлось ответа на её вопрос, и я промолчал, действительно осознав всю бессмысленность своего поведения с этими людьми. И я заметил, что уже не в первый раз Эвелин заставляет меня переосмыслить некоторые вещи.
Наконец я заметил в толпе родные лица и, слегка наклонившись к уху Эвелин, сказал:
— Вот и мои друзья. Сейчас я вас представлю.
Когда мы подошли к Джеймсу, Кендаллу и Карлосу, они пили виски и громко ржали над какой-то шуткой. Я вдруг покраснел и почувствовал необыкновенный стыд перед Эвелин за поведение своих друзей, но, взглянув на неё, не увидел никакого страха и смятения в её глазах. Моя спутница даже улыбалась, смотря на этих коней, и иногда с абсолютной искренностью усмехалась.
— Парни, — громко произнёс я, желая привлечь внимание своих друзей, и они одновременно посмотрели на меня. — Удивительно: стоило мне только на полчаса отлучиться, как дом уже до отказа набился гостями.
Джеймс, Карлос и Кендалл переглянулись со слабыми улыбками и сделали шаг нам с Эвелин навстречу.
— Ну, скажем, не до отказа, — произнёс ловелас, заинтересованно рассматривая мою спутницу, — это ещё не все. Вечеринка только-только начинается.
Эвелин, заметив его дикий взгляд, смущённо отвернулась, и я крепче прижал её к себе, стараясь защитить от этого хищника.
— Может, представишь нас этой очаровательной девушке? — спросил Маслоу, подняв на меня глаза.
— Представлю. — Я взглянул на свою спутницу и негромко сказал: — Эвелин, знакомься: мои лучшие друзья. Джеймс, любвеобильный мартовский кот, Карлос, очень азартный, но уже женатый испанец, и Кендалл, американец с немецкими корнями и немецкими повадками.