Умершее воспоминание
Шрифт:
— Ты думаешь?
— Конечно. Невозможно запомнить всех. Но с другой стороны, может, это даже хорошо, навсегда остаться молодым. Пусть даже в памяти океана.
— А что, если и нас он видит молодыми в последний раз? Никто не знает, что будет с этой жизнью завтра.
— Ты права, никто, — грустно вздохнул я. — Не знаю, высохнет ли когда-нибудь океан, но мы только что увековечили память о себе. Океан будет помнить нас, а значит, и эта планета о нас не забудет.
— А если он всё же высохнет? — тихо спросила
— Я не знаю.
Какое-то время мы стояли молча. Я с непонятным страхом думал над нашим разговором. Мимо проходили люди, и до моего слуха долетали обрывки их, казалось бы, таких беззаботных, житейских разговоров: семейный праздник… новая кофейня на Родео-драйв… приезд вредного кузена…
Эвелин обернулась, посмотрела куда-то и, улыбнувшись, сказала:
— Вот и Рождество, Логан.
Я тоже улыбнулся ей и с ужасом вспомнил, что даже не приготовил для Эвелин никакого подарка. Как глупо. Я собрался встретить с ней Рождество, но не подумал о рождественском подарке.
Моя спутница прижалась к моей груди и положила голову мне на плечо. Я обнял её одной рукой и нахмурился, всматриваясь вдаль. В душе царили усталость и покой, и я наслаждался этой минутой, такой тихой и беззаботной.
— Вот и Рождество, — шёпотом повторила она. — Моё первое Рождество, проведённое вдали от близких.
Затем Эвелин на мгновенье замолчала и прошептала:
— Это всё я. Это всё моя вина.
— О чём ты?
— Об Уитни, о её женихе Дейве. Это из-за меня они в третий раз переносят свадьбу.
— Не правда. Ты в этом не виновата.
— Если ты не считаешь меня виноватой, то ты очень сильно ошибаешься, Логан. Ты не знаешь, какая я обуза для неё.
— Уитни любит тебя и не считает тебя обузой, — сказал я. Эта фраза была правдивой лишь наполовину: Уитни действительно без памяти любила свою сестру, но во время нашей последней встречи она сама сказала, что Эвелин виновата в их с Дейвом ссоре.
— Ты прав, — дрожащим голосом сказала моя спутница и сильнее прижалась ко мне, — господи, Логан! Она ведь так любит меня! А я сбежала от неё, я так бесчестно предала её любовь!
— Иногда можно позволить себе небольшую глупость. Особенно после долгого — очень долгого терпения. Не вини себя, я уверен, Уитни всё поймёт.
— Она ничего не поймёт, — с грустной усмешкой сказала Эвелин. — Она хочет защитить меня, однако её защита приносит мне только вред. Да, она заботится обо мне, но как сказать ей, что я уже давно не нуждаюсь в этой заботе?
— Скажи прямо.
— Не хочу её обижать. Как ты делаешь это, Логан? Ты ведь тоже заботишься обо мне, защищаешь меня, но твоя защита не приносит вреда. Рядом с тобой я чувствую себя увереннее. Ты понимаешь меня. А Уитни – нет.
Мне было приятно слышать эти слова от Эвелин, но
— Именно поэтому я сейчас с тобой, — продолжала она, и я чувствовал, что Эвелин прижимается ко мне всё сильнее и сильнее. — Не хочу возвращаться домой, зная, что ждёт меня там.
— Уитни не маленькая, она должна всё понять. Вам просто надо поговорить.
Моя спутница больше ничего не ответила, и мы снова замолчали на несколько минут. Я чувствовал тепло от объятий с Эвелин и осознавал, насколько прекрасно это мгновение. Хотелось навсегда сохранить память об этой ночи, хотелось вспоминать это Рождество и улыбаться, как от тёплых воспоминаний при просмотре старых фотографий.
Не знаю, о чём думала Эвелин в тот момент, но я без конца размышлял над её словами. Меня лишний раз удивляла её способность так глубоко мыслить, и я убеждался, что в это молодое тело заключена мудрая, уже порядком измученная душа. Эвелин говорила то, о чём думала, а эта способность, увы, присуща не каждому из людей, и её слова действительно заставляли меня бесконечно размышлять и многое переосмысливать.
Я оторвался от своих мыслей, когда моя спутница подняла на меня испуганный взгляд и спросила:
— Долго мы здесь стоим, Логан?
Я растерянно пожал плечами.
— Минут двадцать, наверное. А что?
— Я не помню. Не помню, как мы пришли сюда, и совершенно не помню, о чём мы только что говорили. Как будто я только что очнулась ото сна. Господи, Логан… мне так страшно…
Я обнял её, чтобы немного успокоить, но это мало чем помогло. Плечи Эвелин дрожали.
— Мы говорили о тебе и твоих близких, — сказал я, прижимая к себе эту несчастную девушку, — об океане и о том, что ему тяжело помнить всех людей, которых он когда-либо видел. Помнишь?
Она отрицательно покачала головой, и я с сочувствием поднял брови.
— А моих друзей помнишь? Джеймса, Кендалла, Карлоса?
— Помню.
— И как мы на вечеринке были, тоже помнишь?
— Не помню, как мы оттуда уехали, — тихо сказала она.
Я вздохнул и на какое-то время закрыл глаза.
— Часто с тобой такое случается?
— В последнее время всё чаще.
— Не бойся. В твоих силах всё изменить.
— Это не от меня зависит, Логан…
— Нет, от тебя. От твоего желания и твоей веры.
И мы снова замолчали. Я ни на минуту не отпускал Эвелин от себя.
— Утром у меня самолёт, — неожиданно сказал я.
— Что? — Эвелин отстранилась и посмотрела на меня. – Нет, пожалуйста, нет, нет… Не улетай, Логан. Не оставляй меня снова одну. Не оставляй…
— Это всего на два дня, Эвелин. Я должен улететь. Меня убивает разлука со своей семьёй, и я просто должен их увидеть, понимаешь?
Её взгляд вызывал жалость в моей душе, но я ничего не мог сделать, чтобы помочь ей.