Умирающее общество и Анархія

Грав Жан

Остается еще послднее возраженіе, это – что анархизм до сих пор не доказал своей осуществимости и должен навсегда остаться в области заоблачных мечтаній, потому что он не может осуществиться без насильственнаго переворота, а послдній совершенно нежелателен. Но это возраженіе не выдерживает критики.

Неужели же, только потому, что наши предшественники позволяли себя эксплуатировать, мы должны тоже терпть эксплуатацію? Неужели, если они позволили поработить себя государству, то и мы должны нести иго власти? Нт, мы вовсе не хотим отказываться от своего идеала свободы и справедливости, или ждать с его осуществленіем, пока не будет больше трусливых рутинеров, – ради того только, что этот идеал получил свое ясное

выраженіе только теперь, а раньше был не больше, как смутным и неопредленным стремленіем.

Вы признаете сами, что наш идеал прекрасен; вы соглашаетесь и с тм, что для его осуществленія нужно только, чтобы люди дйствительно захотли этого и выучились поступать соотвтственно. Этого с нас пока довольно. Пусть только вс т, которые стремятся к этому идеалу, распространяют свои идеи, организуются в группы, держатся сплоченно между собою, а затм, когда у них будет достаточно сил, чтобы избавиться от стсняющих их учрежденій, пусть устроят свою жизнь сообразно своим влеченіям и симпатіям.

Мы хотим быть свободными, и нам нт никакого дла до трусливых рабов, которые боятся потерять свои оковы и продолжают жаться к своим господам; нам нечего обращать вниманія на их жалобы, тм боле, что они перейдут на нашу сторону, как только побда окажется за нами. Мы хотим быть свободными и пусть т, кто еще нуждается в господах, устраиваются как хотят; да, впрочем, они обыкновенно провозглашают необходимость власти только для других.

Эмпирики именно т, которые хотят уничтожить послдствія, не дотрогиваясь до причин, которые предлагают нам успокаивающія средства, когда нам нужен нож хирурга, которые хотят усыпить больного, в надежд, что его излчит сама природа, между тм как небольшая операція врно и быстро избавила бы его от болзни.

Удивительно, как часто люди успокаиваются словами и какой вс вдруг принимают разнаго рода софизмы, когда рчь идет о сохраненіи рутины, о борьб с нововведеніями. Нужно двигаться вперед потихоньку и ощупью, – говорят нам, и при этом совершенно забывают, что подобнаго рода несмлыя попытки длятся (даже если взять одн только латинскія расы) уже около трех или четырех тысяч лт, что за все это время эксплуатируемые не переставали ждать исполненія все тх же общаній, не переставали страстно бороться за все т же желанныя реформы – и ничего до сих пор не измнилось в их положеніи. Мы страдаем все от тх же болзней, а нам предлагают, под предлогом раціональнаго образа дйствій, прибгнуть для их излченія все к тм же припаркам.

Человческій ум развился, область науки расширилась, промышленность сдлала необычайные успхи, радости жизни стали утонченне и многочисленне, но кто воспользовался всм этим прогрессом? Все то же владющее богатством и праздное меньшинство. А кто умирает с голоду, производя все и не пользуясь ничм? Все та же обездоленная масса.

С тх пор, как в человчеств создались первыя общества, эксплуатируемые не переставали заявлять о своих жалобах и требованіях, не переставали бороться без устали, чтобы получить нкоторыя уступки, чтобы хоть немного облегчить свое положеніе; они то падали ниц, как рабы, то поднимали голову, как свободные и гордые люди, то просили как нищіе, то брали силою; послднее происходило тогда, когда бдность и гнет доходили до высшей точки и принуждали их к возстанію, когда они предпочитали смерть своему настоящему положенію.

И однако их положеніе не мняется. Часто случалось, что эксплуататорам приходилось уступать им мста в законодательных собраніях, соглашаться на нкоторыя из требуемых реформ, или самим смягчать до извстной степени свой экономическій и политический гнет. Но меньше ли становилось от этого угнетеніе управляемой ими массы? меньше ли эксплуатировался народ? ослабвала ли бдность? переставало ли богатство с каждым днем все больше сосредоточиваться в руках все меньшаго числа привиллегированных?

Предлагать

посл этого бднякам, чтобы они продолжали попрежнему идти эмпирическим путем и ограничивались требованіем поверхностных реформ (потому что т, которыя могут искоренить зло, считаются нежелательными, как могущія довести к революціи) – значит предлагать рабочей масс позволить эксплуатировать себя еще неопредленно-долгое время, потому что опыт прошлаго показывает нам, что пока не будут измнены самыя основы общества, вс так-называемыя реформы послужат только в пользу обладателей капитала и власти.

Наши противники – по крайней мр, добросовстные – сами признают, что современный общественный порядок дурен, что положеніе рабочих в высшей степени печально, что роскошная и праздная жизнь буржуазіи основывается исключительно на их нужд и непосильном труд. Они соглашаются с нами, что такое положеніе не может продолжаться, что революція неизбжна и что сам современный порядок к ней ведет, потому что рано или поздно настанет момент, когда бдняк не захочет больше голодать и работать как вол. Но, в таком случа, раз уже столкновеніе неизбжно, зачм тратить силы на то, чтобы стараться его предотвратить? Зачм внушать людям надежду на мирный исход, когда мы отлично знаем, что он невозможен?

Это значило бы только играть в руку эксплуататорам, которые стараются усыпить эксплуатируемую массу, чтобы еще лучше поработить ее и еще прочне установить свое господство. Вот еще одно из послдствій недостатков нашего современнаго строя: тот, кто не становится ршительно на сторону эксплуатируемых и не принимает всх их требованій, оказывается силою вещей на сторон эксплуататоров. Вс его добрыя намренія, вс т добрыя чувства, которыя заставляют его желать уменьшенія наших бдствій, превращаются в наркотическія средства, смягчающія острую боль и отдающія бдняков связанными по рукам и по ногам в руки эксплуататоров.

Раз уже борьба неизбжна, не лучше ли приготовиться к ней заране, не лучше ли постараться внушить людям наш идеал будущаго, который наши противники сами считают хорошим и только вслдствіе рутины не могут признать осуществимым? Не лучше ли сдлать так, чтобы в момент революціи люди сумли воспользоваться результатами борьбы, которую им придется вести? Пусть они знают тогда, какія учрежденія вредны и должны быть разрушены, пусть не дадут эксплуататорам еще лишній раз обмануть себя.

Не будет ли это раціональне и научне, чм терять время на сожалніе о том, чему помшать мы не можем, и на попытки сохраненія того, что мы сами считаем дурным, но только боимся потерять из страха худшаго?

Логично ли, в самом дл, стараться отложить на неопредленное время осуществленіе новых идей потому только, что он нигд еще не были приложены на практик и неизвстно, что могут дать? Так разсуждать можно только из страха новизны и нежеланія отказаться от привычных понятій; только исходя из этого можно проповдовать, что лучше удовольствоваться тм, что имешь, или пытаться улучшить его, чм рисковать попасть в положеніе еще худшее.

Мы можем считать вполн доказанным, что современное общество улучшится только тогда, когда будут преобразованы самыя основы его; отвергать же какую-нибудь идею только потому, что она не доказала своей пригодности на практик, значит разсуждать совершенно противо-научным образом и осуждать человчество на полный застой. Новыя идеи всегда оказывались в большем или меньшем противорчіи с идеями, господствовавшими в большинств, и всякій раз, когда длалось какое-нибудь новое открытіе, чтобы убдиться в его истинности, его приходилось проврять на опыте. Если бы такой опыт уже был когда-нибудь сдлан в прошлом, это значило бы, что данная идея не нова и что, прежде чм добиться этого опыта, ей пришлось уже пережить нкоторую борьбу. Она была бы уже тогда совершенно готова к осуществленію в практической жизни.