Умирающее общество и Анархія
Шрифт:
Но стоит только внимательне присмотрться к общественному механизму и поискать, в чем состоят дйствительные источники богатства, чтобы увидать, что эта реформа не может измнить ничего, что она – ничто иное, как грубая ловушка для рабочих, с цлью подать им ложную надежду на неосуществимыя улучшенія и помшать искать боле дйствительных средств к освобожденію.
Есть, правда, среди буржуазіи люди, которые, при одном намек на подоходный налог, пугаются и уже представляют себя «ограбленными» в пользу «черни»; людей, которые дрожат и прячутся при малйшей тревог, что не мшает им кричать точно их ржут, как только кто-нибудь сдлает вид, что хочет тронуть их привиллегіи, не мало среди буржуазіи. Возможно также, что в числ тх, кто защищает эту реформу, есть и люди искренніе, дйствительно врящіе в ея полезность. Во всяком случа, как крики ужаса
В старыя времена, когда существовала десятина, рабочій народ знал, сколько именно он платит своим господам и угнетателям: столько-то шло помщику, столько-то попу, столько-то тому, столько-то другому. В конц-концов, он замтил, что для него самого остается при такой систем слишком мало, и устроил революцію. Власть перешла в руки буржуазіи, а так как народ боролся за уничтоженіе десятины, то возстановить ее было бы слишком неосторожно. И вот, буржуазія изобрла прямые и косвенные налоги. Та же десятина продолжала взиматься по-прежнему, но только деньги государству платили прежде всего капиталисты, торговцы и различнаго рода посредники, которые уже затм с избытком вознаграждали себя на счет карманов производителей и потребителей. А так как послдніе не имют дла непосредственно с казной, то они и не могут дать себ точнаго отчета в том, сколько именно они платят; все идет таким образом, к лучшему в лучшем из буржуазных міров.
Во Франціи, говорят нам, на каждаго человка приходится от 130 до 140 франков податей в год; вдь это – сумма настолько незначительна, что не стоит отказывать себ в удовольствіи имть за такую дешевую плату, почти даром, правительство, которое берет на себя заботу о вашем благополучіи! Это, конечно, даром, но дло в том, что, рабочій не замчает, что, так как только он производит, то только он и платит: он вносит не только ту сумму, которая приходится на его долю, но и то, что приходится на долю разных паразитов, живущих продуктами его труда.
Сколько бы софизмов не пускали в ход буржуазные экономисты ради оправданія существованія капиталистов, во всяком случа несомннно одно: капитал сам умножаться не может, а может быть только продуктом труда; но так как капиталисты сами не работают, то их капитал должен быть результатом труда других. Вся торговля между отдльными личностями и между народами, весь обмн, вс международныя сношенія – все это существует благодаря труду, а барыш, получаемый различными посредниками, есть ничто иное, как та же десятина, взимаемая владтелями капитала с труда производителей.
Если мы получаем от земли различные продукты: хлб, овощи, плоды, служащіе нам в пищу, лен и коноплю, которые мы употребляем на одежду, то разв мы обязаны этим вложенному в землю капиталу? Разв благодаря ему существуют пастбища для нашего скота? Разв одной силы капитала было бы достаточно для полученія из копей металлов, нужных нам в разных отраслях нашей промышленности, для машин и для всевозможных инструментов? Разв капитал обрабатывает сырой матеріал и превращает его в предметы потребленія? Никто не ршится этого утверждать, и даже сама буржуазная политическая экономія, все сводящая к капиталу, не идет так далеко: она старается только доказать, что раз капитал необходим для всякаго промышленнаго предпріятія, он имет право на долю – и притом самую большую – в получаемой прибыли, в вознагражденіе за тот риск, которому он якобы подвергается.
Чтобы показать безполезность капитала, прибгнем к извстной и много раз уже служившей гипотез: представим себ, что вс виды денег – золотыя и серебряныя монеты, банковые билеты, векселя, чеки и другія цнныя бумаги – исчезли; что же, неужели производство от этого пріостановится? Неужели крестьянин перестанет обрабатывать землю, углекоп – работать в копях, фабричный рабочій – производить различные предметы потребленія? Неужели рабочіе не найдут средства устроить обмн продуктов и продолжать жить и производить, несмотря на устраненіе денег? Отвт на эти вопросы может быть только один, и он ясно показывает нам, что капитал служит лишь маской, скрывающей безполезность общественных паразитов и позволяющей им взимать за свое посредничество дань с рабочаго класса. Поэтому, к каким бы средствам государство не прибгло для обложенія налогами
Чм больше будет этот налог, тм большею тяжестью он ляжет на рабочих, а разнаго рода посредники еще увеличат ее. И, в конц концов, благодаря недостаткам, присущим нашему общественному строю, хваленая реформа обратится в новое орудіе эксплуатаціи и грабежа.
Посл подоходного налога, уже пережившаго время наибольшей своей популярности, самой излюбленной реформой является в настоящее время сокращеніе рабочаго дня с установленіем минимальной заработной платы.
Установить – в пользу рабочих – извстныя опредленныя отношенія между трудом и капиталом, добиться того, чтобы работать не двнадцать часов в день, а восемь – кажется, с перваго взгляда громадным шагом вперед; нт поэтому ничего удивительнаго, если многіе увлекаются этим паліативом и употребляют на достиженіе его вс свои силы, в полной увренности, что работают для освобожденія рабочаго класса. Но мы уже видли, когда нам пришлось говорить о государственной власти, что у этой власти есть только одна задача: это – поддержаніе существующаго порядка вещей. Поэтому, требовать, чтобы государство вмшивалось в отношенія между трудом и капиталом, значит идти наперекор всякой логик: это вмшательство может оказаться выгодным только для тх, чьи интересы государство призвано защищать. Мы уже видли на пример подоходнаго налога, что роль капиталиста – существовать на счет настоящаго производителя; поэтому, совтовать рабочим просить у буржуазіи ограничить свои доходы, когда она только и старается о том, чтобы их как-нибудь увеличить, – значит не больше не меньше, как жестоко смяться над ними. Даже для политических измненій, гораздо мене важных, чем это, и то потребовались цлыя революціи.
Если рабочій день будет уменьшен до восьми часов, говорят нам защитники реформы, это уменьшит безработицу, происходящую от перепроизводства, и даст возможность рабочим поднять впослдствіи заработную плату. С перваго взгляда, это разсужденіе кажется вполн правильным, но для всякаго, кто попытается дать себ отчет в явленіях, связанных с современным строем нашего так называемаго общества, скоро станет ясна ошибочность его.
Мы уже видли выше, что излишек товаров в торговых складах происходит не от слишком больших размров производства, а от того, что большинство производителей живет в нужд и не может потреблять столько, сколько ему нужно. Самый правильный путь для рабочаго, чтобы обезпечить себ работу, это – захватить в свои руки вс т продукты, которых его лишают и употребить их на удовлетвореніе своих потребностей. На этой сторон вопроса мы поэтому останавливаться не будем; мы хотим только показать, что эта реформа не может принести рабочим и никакой денежной выгоды.
Когда капиталист вкладывает свои капиталы в какое-нибудь промышленное предпріятіе, он имет в виду, что это предпріятіе будет приносить ему доход. При настоящих условіях, напримр, он считает, что для полученія извстнаго барыша ему нужно десять, одиннадцать или двнадцать часов труда его рабочих. Если вы уменьшите продолжительность рабочаго дня, эти разсчеты нарушатся, и барыш предпринимателя падет, а так как капитал непремнно должен приносить ему извстный опредленный процент и весь труд капиталиста именно в том и состоит, чтобы найти путь к этому, покупая как можно дешевле и продавая как можно дороже (т. е. обкрадывая как можно лучше всх тх, с км он входит в сношенія), то он примется искать новаго способа наживы, с цлью вознаградить себя за понесенный убыток.
Ему представятся для этого три пути: или повысить цну продуктов, или уменьшить плату рабочим, или, наконец, заставить этих послдних производить в восемь часов то, что они раньше производили в двнадцать.
Против второго из этих способов сторонники реформы оберегаются тм, что требуют одновременнаго установленія минимальной заработной платы. Что касается перваго, то вряд-ли предприниматели будут разсчитывать на повышеніе цн продуктов, потому что им помшает в этом конкурренція; но во всяком случа, если бы дороговизна жизни возросла по мр увеличенія заработной платы, то это послужило бы доказательством того, что всю тяжесть реформы опять-таки придется нести рабочему. Если он будет получать за восемь часов работы то же, что получает теперь, то его положеніе окажется худшим, потому что повышеніе цн сдлает для него этот заработок сравнительно меньшим.