Уорхол
Шрифт:
Ее опыт, а также жестокое обращение, с которым столкнулся в больнице его отец, породили в Энди страх перед больницами и хирургами, который в некоторой степени и привел к его преждевременной смерти.
Когда Юлия вернулась домой, Джон перешел на вечернюю смену с четырех дня до полуночи, чтобы проводить с нею дни. Энди возвращался из школы около трех тридцати и заботился о ней до самого вечера.
Джон Вархола:
После возвращения домой ей приходилось тяжело, но она поправлялась. Энди много молился с матерью. На самом деле, у меня три его молитвенника осталось, совсем изношенных от использования. Все говорят, насколько мать была важна для Энди, но он был не менее важен для нее. Они были заодно. Энди составлял ей компанию. Он проводил больше всего времени с моей матерью. Очень был с ней близок.
Оказалось, что случай Юлии был столь примечателен, что доктор стал просить ее навещать
По мнению Джона Вархолы, смерть отца и предупредительный звоночек для его матери имели сильный эффект для укрепления характера Энди. «Нас воспитывали в вере, что молитвы – единственное, что может помочь, и, кажется, когда Энди растерялся и не знал, к кому обратиться за помощью, он стал с Богом ближе».
Образование Энди уорхола
1937–1945
Я просто ходил в старшие классы, колледж для меня ничего не значил.
Пусть Питтсбург и был городом провинциальным, это было отличное место для изучения искусства в 1930-1940-е годы. Карнеги, Меллоны и Фрики были среди крупнейших коллекционеров искусства в мире. Интерес питтсбургских миллионеров к искусству как в эстетическом плане, так и в качестве финансовых инвестиций, заставил их спонсировать художественные конкурсы, центры искусства и бесплатные классы по субботним утрам в Музее Карнеги для талантливых детей со всего города. В пору детства Энди Питтсбург мог похвалиться по крайней мере двумя выдающимися местными художниками: примитивистом Джоном Кейном, которого накрыло лавиной скандала, когда выяснилось, что он рисовал поверх фотографий, и академического живописца Сэма Розенберга, на чьих уличных пейзажах Окленда и Гринфилда выделялись ярко-розовый и красный оттенки города и благородная натура его жителей. Питтсбургская система общего образования специализировалась на преподавании искусства и обладала достаточным числом передовых и увлеченных учителей, которым Энди обязан не только базовыми навыками в его сфере, но и решимостью увидеть в ней свое жизненное призвание. Главным среди них был преподаватель по имени Джозеф Фитцпатрик, который вел субботний курс в Музее Карнеги. Учительница Энди по рисованию в школе Холмс, Энни Викерман, преподававшая с пятого по восьмой класс, пусть и поверхностно, основы египетского, античного, средневекового и современного искусства, рекомендовала его к посещению утренних субботних курсов в 1937 году, когда Энди было девять.
Занятия в Музее Карнеги проходили в двух группах. В одной, «тэмы», в честь родины Эндрю Карнеги, занимались младшие с пятого по седьмой класс. Ученики с восьмого по десятый звались «палитры». Занятия «тэмов» проходили на первом этаже музея в музыкальном зале, просторной комнате с высокими потолками и живописными фресками, похожей на бальный зал. Около трехсот студентов, отобранных в «тэмы», собирались там каждое раннее субботнее утро. Вел эти занятия высокий, импозантный, видный Джозеф Фитцпатрик. Довольно знаменитая в Питтсбурге личность, Фитцпатрик был необыкновенным преподавателем, который оживал, словно ведущий телешоу, стоило ему начать рассказывать со сцены об искусстве. «Смотреть, чтобы видеть, запоминать, радоваться!» – ревел он сверху вниз детям, внимавшим в восторженном безмолвии. Он внушил им собственную веру в дисциплину, изобретательность и значение искусства. «Искусство, – говорил он, – это не просто тема. Это способ существования. Это единственный предмет, который занимает вас с того момента, как открываете глаза по утрам, до того, как закрываете их ночью. Куда бы вы ни посмотрели, будет либо искусство, либо его отсутствие». Он заставлял их учиться внимательности и мог спросить, как выглядел водитель их автобуса сегодня утром. И он наставлял их рисовать обстоятельно, двигаясь от понимания основ живописи и рисунка и только затем придумывая, как этими базовыми формами можно оперировать. Он уверен, что повлиял на Энди: «То, чему я учил, может, и не помогло ему в том, чем он позже занялся, но познакомило его с различными стилями».
Дети рассаживались рядами и работали карандашами на досках из прессованного картона. Каждый описывал, что увидел за неделю такого, что помогло бы ему улучшить свой рисунок с прошлого занятия. На основе своих новых знаний они делали новый рисунок. Темы были простые – кофейник, стол. Смысл курса был в том, чтобы дать ребенку хорошую базу, чтобы они могли заняться любой карьерой в искусстве. Порой приходили местные художники и рассказывали об их собственной технике и отдельных работах. Студенты изучали композицию и пропорции фигуры. Посещали разные выставки в музейных галереях, чтобы связать прослушанное с увиденным. Впоследствии Энди сказал одной из своих суперзвезд, Ультре Вайолет,
По словам Фитцпатрика, у Энди была своя собственная манера. Его работы нисколько не были подражательными, и он постоянно экспериментировал со своим стилем. «Надо быть очень умным, чтобы делать то, что он делал, потому что он был столь своеобразным и обгонял свое время. Я подталкивал его делать то, что хочется. Энди получил премию журнала Scholastic – у них была выставка живописи в универмаге Кауфмана, а потом выставка стала общенациональной. Он был потрясающе изобретательным».
Каждую неделю выбирались десять учеников для представления своих работ перед классом. Каждому следовало подойти к микрофону и прокомментировать свое творение. Энди несколько раз приходилось делать это. Он должен был подойти и сказать: «Меня зовут Энди Вархола. Я хожу в школу Холмс, и в моем рисунке я попытался передать…» Худой и бледный, он тушевался, немного сутулился, но, кажется, радовался быть в центре внимания.
«Никого талантливее Энди Уорхола я не встречал, – сказал Джозеф Фитцпатрик. – Он был удивительно талантлив. Сам по себе непривлекательный и даже слегка противный. Мнение других его вообще не волновало. Гигиеной пренебрегал. В то время он был социально неустроенным и не выражал и малейшего дружелюбия. Он вел себя некрасиво с остальными учениками курса и прочими знакомыми. Возможно, ему было неловко из-за отсутствия практики общения, и он пытался как-то это компенсировать. Но с самого начала у него была своя цель. Ее можно было не распознать со стороны, но сам он всегда ее держался».
Какое-то время наблюдая за Энди, Фитцпатрик решил, что тот сознательно придумал свой поведенческий стиль и внешний вид, чтобы привлекать внимание: «Он, кажется, прекрасно разбирался в людях и хорошо понимал, что сделать, чтобы привлечь внимание, которого демонстративно будто бы избегал».
После занятий Энди мог весь день смотреть на картины и скульптуры или читать в библиотеке. Во времена его детства в музее Питтсбурга устраивалась ежегодная международная выставка. За шесть лет посещения субботних классов юный Уорхол познакомился с множеством художественных направлений.
Это был первый шаг в его карьере, он впервые отделился от всех и вступил в иной мир с помощью своего искусства.
В сентябре 1941 года Энди поступил в среднюю школу Шенли. Хоть он и заявлял, что там ему было одиноко и невесело, его школьные дни во многих смыслах прошли плодотворно.
Шенли находилась в двадцати минутах ходьбы от Доусон-стрит. Учащимися были черные, евреи, греки, поляки и чехословаки. Это была школа для недосреднего класса с недосредними стандартами обучения, но с рисованием все было на хорошем уровне. Ходить в школу во время Второй мировой войны было интересно. Жизнь в тылу носила на себе отпечаток общих целей и ценностей, соучастия, даже если оно имело характер всего лишь сбора фольги, покупки марок на военную тематику и ненависти к общему врагу. Среди учеников существовала солидарность, которой в другое бы время и след простыл, так что окружение было не столь пугающим, как могло быть для такого, как Энди. Они пели патриотические песни из «Вашего хит-парада» и военно-морской гимн по пути в школу. По субботам стекались в кинотеатры, чтобы посмотреть, как Джон Уэйн героически истребляет вражеских солдат. Периодически случались драки между компаниями черных и белых студентов, но в целом атмосфера была непривычно благостная и объединяющая.
Именно тогда в американском обществе выделилась новая группа под названием «тинейджеры». Пока их забрасывали новостями с поля боя, однокашники Энди обретали свой целый новый дерзкий мир с собственной звездой, Фрэнком Синатрой, собственным танцем, джиттербагом, своими обычаями и формой одежды. Подростки хотели одеваться и выглядеть одинаково, особенно девчонки, все ходившие, как одна, в двухцветных ботинках на шнуровке, с носками, закатанными на лодыжке, и ниточкой жемчуга. Рекомендации по макияжу и прическе заполонили страницы новых, нацеленных на подростков журналов, которым те поклонялись. Вся эта китчевая жизнь разворачивалась прямо на улице Энди и прекрасно туда вписывалась. Уже художником Энди обретет множество поклонников среди подростков, значительное влияние на молодежную культуру и интерес к ней.