Уйын Полоза. Книга вторая
Шрифт:
— Это что? — Не понял Максим.
— Как что? — Обиделся дед.
– То, что ты и просил. Глянь в них. Себя видишь? Значит зеркало.
— Ты что, зеркал никогда не видел? — Рассмеялся не сдержавшись Художник.
— Где мне было их видеть? Откуда тут зеркала? — Еще сильнее обиделся Ойка. — На березе, или ели они не растут, как грибы то же. Эту вот штуку один из игроков обронил, когда его поймали, ореки не заметили, а я подобрал. Чудесная штука, словно два глаза на тебя смотрят, и себя в них видишь, словно в луже. Короче. Бери, то, что дают, и не привередничай.
— Я расчитывал на настоящее зеркало, — задумался
Старая Губаха, покинутый и разрушенный временем поселок шахтеров, встретил Максима, хмурым, затянутым серой пеленой небом и зловещей тишиной. Неприятное и странное ощущение, что находишься не на улице, а в каком-то огромном помещении, с прозрачными стенами и давящим, низким потолком. В портал он вошел один. Ойка напрочь отказался заходить, а Тень пришлось оставлять с помощью отборного мата, так как на обычные уговоры он не поддавался, и непременно желал следовать за старшим товарищем, охотится на змей.
— Ты понимаешь (нецензурная лексика), что очки у нас одни, а ты для Шем-кишке без них, просто кусок парного мяса (нецензурная лексика), — орал на парня Художник, а тот только упрямо отводил глаза и сжимал зубы. — Мне Угрюм о тебе позаботится велел, а не скормить змеям (нецензурная лексика). Сиди тут, жди. Не лезь куда не следует. Придет еще твое время, навоюешься, да так, что рвать от отвращения будет. Это приказ, пацан. Считай, что мы на войне, и ты солдат (нецензурная лексика). А ты Ойка. — Художник с раздражением посмотрел на деда. — Головой за него отвечаешь. Если к вечеру не вернусь, проводишь его в пещеры сихиртя, и все расскажешь. Пусть позаботятся о парне.
Максим медленно передвигался по засыпанной обломками зданий и вековой пылью улице, внимательно присматриваясь к руинам. Если когда-нибудь какой и станет земля после апокалипсиса, то именно такой, наполненной пустотой безнадежности и пугающей, гулкой тишиной.
Чувство серой тоски, ощущение конца пути, нестерпимое чувство одиночества, и все что прожито до этого момента, глупо и напрасно. Вот пожалуй единственные эмоции которые доступны человеку в таких местах, прежде чем он перережет себе горло. Ведь это именно они доминируют над всеми остальными, глуша все желания, и призывая к немедленному суициду.
Бредешь вот так, одиноко среди руин, вздыхаешь обреченно и думаешь: «Зачем это все? Зачем суета? Ведь все вокруг превратится в конце концов в пепел и тлен, и нет ничего больше впереди. Прах, один только прах».
Он шел медленно, внимательно всматриваясь в обрушенные здания поселка. Спешка в данной ситуации смерти подобна. Один не верный шаг, одно неправильное движение, малейшее отвлечение от реальности, и выскочившая из-за угла тварь, поставит жирную, кровавую точку на путешествии и самой жизни.
Едва заметное шевеление за кучей кирпичей справа, и огненный кинжал молниеносно направляется в ту сторону, а глаза, мгновенно оценив обстановку уже оглядываются на лево, где в проеме окна скользнула тень чего-то опасного. Сзади зашуршало, и Максим мгновенно присел, развернувшись, готовый отразить нападение, но никого не было.
Он хорошо чувствует присутствие вокруг живых существ, их много, и все они за ним наблюдают. Дар Уйына работает великолепно,
Стоять на одном месте и бояться нападения, это не правильно, ему надо идти дальше, там, за поселком заброшенная шахта. Там цель его похода, и ему надо поскорее попасть туда, а потом еще и вернуться. В Бурге страдает под пытками Угрюм, и каждая минута задержки, это его новая боль. Но и бросаться сломя голову не стоит, каждый шаг грозит смертью, а вместе с ним еще и другу, привязанному к столбу, и терпящему ежесекундно нестерпимые муки. Без Художника некому будет спасать мужика.
Ответственен Максим так же и за судьбу этого смелого парнишки, с которым судьба свела его в плену, и которого он окрестил Тенью. Ойка конечно не бросит пацана, выполнит обещание, отведет в пещеры, а у сихиртя тот найдет безопасность и приют, но как жить человеку под землей, ему же солнце нужно, небо, ветер, простор, любовь наконец, как без нее молодому парню. Ради всего этого Максим должен выжить и непременно победить, он не может подвести людей, которые ему доверились. Он все сделает, и добудет нужные шкуры, а потом перережет глотку твари, которая пытает его друга. Медленно перережет, наслаждаясь выпученными в ужасе глазами, и воплями просящей пощады свиньи.
Первая тварь напала неожиданно, прыгнув сверху с полуразвалившегося здания школы. Единственное место, где можно было безопасно пройти, так это в плотную, практически прижимаясь к потрескавшемуся кирпичу стены, так как на основную часть дороги обрушилась водонапорная башня, сделав там путь практически непроходимым. Можно конечно было попытаться пробраться, через искореженные, загнутые в поросячьи хвосты двутавры опор и переплетения арматуры, но в случае нападения, весь этот хлам затруднял бы движения, крючками цепляясь за одежду и путаясь под ногами.
Только задранная до максимального параметра интуиция спасла Художника от смерти. Он знал, что там, наверху, находиться живое существо, и вряд ли настроенное доброжелательно, но нападения никак не ожидал. Он уже много раз проходил мимо таких же прячущихся существ, но они видимо опасались странного человека, столь нагло вторгшегося в их мир. Эта осмелилась. Она видимо специально поджидала его тут. Жертва мимо не пройдет, другого более удобного пути нет, замечательное во всех отношениях место, Максим сам бы выбрал такое же, для засады.
Он как раз обернулся на едва заметное движение в завале обрушенной башни, возможно даже специально продемонстрированное, чтобы отвлечь его, как едва заметный шорох сверху, заставил отпрыгнуть к стене, слегка присев и прикрыв голову одной рукой, а второй, с кинжалом, не прицеливаясь, наотмашь, без всякой надежды попасть, махнуть в сторону опасности.
Он попал. Вопль взбесившейся корабельной сирены, разорвал тишину этого мира. Желтая, густая кровь, словно вылитая на голову Художника из ведра, мгновенно намочила одежду, а две половинки змеи, бешено извиваясь, упали к его ногам. Жуткая тварь, даже умирая, пыталась впиться ему в ноги алмазными клыками, бешено вращая синими, небесными глазами, с вытянутыми красными зрачками. Он отмахивался от нее кинжалом, опасаясь пустить в дело ноги, что бы пнуть и отбросить в сторону, так как не имел ни малейшего понятия, ядовитая тварь, или нет.