Уйын Полоза. Книга вторая
Шрифт:
Как всегда при построении плана, упустили важную деталь. Что стоило ему спросить у Ойки о змеином яде, опасны змеи в этом отношении, или нет, а деду просто вспомнить и предупредить. Упущение стоящее теперь лишних телодвижений, и лишней нервозности.
Змея наконец затихла, вытянувшись двумя неровными половинками на дороге, и Художник смог рассмотреть ее более детально. Тонкая, не толще шланга для полива огорода, но длинная, больше двух метров тварь. В черного мрамора, полированных чешуйках шкуры, отражаются ближайшие стены, и он сам. Зеркало, по сравнению с этим чудом, просто
В следующий раз, вторая, точь-в-точь такая же змея напала из-за угла следующего дома, когда он проходил мимо. И опять отвлекающий маневр, теперь в проеме окна напротив. Едва он лишь на миг обернулся, как пришлось вновь прыгать и отбиваться. На этот раз тварь оказалась более ловкой, и он промахнулся, но и тварь не достигла успеха. Ловко крутанувшись в воздухе, подняв с дороги густое облако пыли, она приземлилась уже сжатая в спираль и готовая к новому прыжку.
Максим также приготовился к отражению атаки, но она спешила, видимо зная, что делает. Она ждала и дождалась, сверху, со стены, упала еще одна и только чудо, и реакция опытного бойца спасло Художника. Едва его головы коснулась холодная кожа змеи, как он рухнул навзничь, и перекатом ушел в сторону взмахнув кинжалом в надежде зацепить нападающую.
Снова не попал, и рядом с той первой, так и не атаковавшей его, но чуть правее, закачала головой еще одна гадина. Он встал напротив них, слегка согнув ноги, и достал из кармана свободной рукой, тряпку, которую дал Ойка. Лесной дед очень убедительно выдвинул теорию, что змея кидается на движение, и если в схватке, постараться, оставаясь при этом самому статичным, сделать каким-либо предметом резкое движение, то она непременно атакует именно его, дав время обороняющемуся на принятие решения и рассчитанный удар. Но это только теория, и когда еще имеешь дело с одной змей, а когда с двумя? А если их три?
Из-за того же угла, из-за которого выползла первая, показалась еще одна тварь.
— Вечер перестает быть томным, — прошептал Максим медленно отступая к стене дома. Над дверным проемом, наглухо заваленным с обратной стороны битым кирпичом, нависал еще не обвалившийся козырек подъезда. Там, конечно, могла скрываться еще одна гадина, и это большой риск, но если встать под него, то можно обезопасить себя от атаки сверху, что увеличивало шансы выжить. Он смог добраться, твари ему такой шанс дали.
— Ну что, теперь можно и потанцевать, — улыбнулся Художник и подмигнул в узкие, кошачьи зрачки змей.
Взмахнув он театрально отвел руку в сторону, и бросил вверх тряпку. Когда шесть глаз одновременно повернулись в ту строну, он резко прыгнув, и разорвав расстояние, отрубил голову замешкавшейся крайней к нему змее, которая попыталась сама прыгнуть, но не ему на встречу, а в попытке впиться зубами в раздражающей ее, незнакомый предмет. Вновь оглушающий вопль, и уже приступившие терзать, как псы, тряпку твари замерли, не понимая что происходит, и что послужило причиной смерти еще одной из них. Художник знал, что делал, и не терял времени даром, еще одна
Последняя оставшаяся змея, резко прыгнула в сторону, разорвав расстояние, затравленно оглянулась, словно ища поддержки у кого-то сзади, и быстро скрылась в щели, между камней.
— Вот это правильно, вот так бы сразу, — улыбнулся Художник. — Ты все правильно поняла, что со мной лучше не связываться.
— Ты просто наглый игрок, возомнивший, что можешь делать все, что захочешь в моей локации. — Прогремел как весенний, гром шипящий голос. — Ты убил моих змей. Зря ты так поступил.
Над одним из зданий показалась огромная, вытянутая, характерная голова. Яд капал с алмазных клыков, антрацитовая, полированная шкура, играла голубоватыми всполохами пробегающего по ней электричества.
— Ну вот и папочка заявился, и ждать долго не пришлось, — прошептал Художник. — Сейчас и решится, правы мы были в своих домыслах, или я сдохну на этих миленьких, полуметровых клыках. Эй! Образина! Ты чего за дом спрятался? Боишься? — Крикнул он как можно громче. — Вылезай, не бойся, я женщин, детей и больных не трогаю.
— Нахал, — рассмеялся Шем-кишке, так, что остатки штукатурки и куски поеденных временем кирпичей посыпались со стен домов. — Ты мне уже нравишься, и за это, я убью тебя без боли, ты просто умрешь во сне. Надеюсь что и мясо у тебя с такой же перчинкой, как и язык. Я люблю остренькое.
— Да ты гурман, — хмыкнул Художник. — Боюсь, что обожжешься ты об меня, или подавишься, костлявый я больно для такого извращенца как ты, железа во мне много.
— А вот сейчас и проверим, — разозлился неожиданно змей, и между его клыков блеснула молния. Резко запахло озоном и глаза огромного гада, вспыхнули голубоватым свечением, а зрачки из вытянутых, кошачьих, стали вполне человеческими.
— Ну вот и проверим, — вздохнул Художник.
Глава 26 Неожиданный финал охоты
Шем-кишке, непобедимый, бессмертный змей, вселяющий ужас только упоминанием о нем, разозлился. Этот наглый червяк, по началу понравившийся ему своей непосредственностью, начал хамить, и угрожать. Теперь он умрет, и не так легко, как задумывалось ранее, умрет не во сне, летая в блаженных грезах, а страшной, мучительной смертью.
Змей усыпит наглеца, посмевшего бросить ему вызов, потом обездвижит, затем разбудит и начнет отрывать от живого тела маленькие кусочки плоти, прижигая раны, что бы тот не истек кровью, и насладился всеми муками, приготовленными ему Шем-кишке.
Этот наглец будет видеть, как медленно тает его собственное тело и ужас поселится в наглых глазах, он будет мечтать поскорее умереть, но змей не даст ему легкого избавления, и лишь когда останется в живых только перекошенная от ужаса и боли голова с наполненными безумством глазами, Шем-кишке засмеется и скажет, что ему очень понравилось мясо с перчинкой, и на десерт, очень кстати подойдут сладкие мозги, и что игрок совсем даже не костлявый, а вполне себе даже упитанный. Вот тогда-то он и подарит ему долгожданную смерть, о которой тот молил.