В деревне
Шрифт:
— Прежде за Караваевой пошлемъ. За отцомъ ейнымъ даже пошлемъ. Ежели онъ ее отпуститъ, то, значитъ, съ имъ и порядитесь… А когда Караваевъ не отпуститъ дочь, то мы вамъ Голубиху предоставимъ. Вотъ это вдова, но только бездтная. Забалуй она баба, подмигнулъ лавочникъ:- ну, да вдь вамъ-то что же?.. Вамъ только работала бы. Да и не съ кмъ ей теперь баловать, охотники еще не назжаютъ. Вотъ разв по осени… Но прежде всего мы пошлемъ къ Караваевымъ… Сережка! крикнулъ лавочникъ сынишк, стрлявшему на двор изъ самодльнаго самострла. —
Сынишка лавочника побжалъ за Караваевымъ.
VIII
Вскор явился Караваевъ, отрепанный, грязный рослый мужикъ въ опоркахъ на босую ногу и, не взирая на лтнюю пору, въ выденной молью мховой шапк.
— Чай да сахаръ… сказалъ онъ, кланяясь лавочнику, лавочниц и Клянчину.
— Здравствуй, Караваевъ, отвчалъ лавочникъ. — Вотъ я за тобой послалъ. У тебя Пелагея-то на заводъ въ обрзку ходитъ?
— Въ обрзку, это точно.
— А дв другія дочери даромъ дома хлбъ дятъ?
— Да что жъ подлаешь, кормить надо.
— Такъ вотъ, не хочешь ли Варвару-то барину въ работницы отдать? Варварой, кажется, у тебя средняя-то дочь зовется?
— Варварой.
— Такъ вотъ, не хочешь ли? У барина прислуга городская сбжала, такъ вотъ до прислуги, пока онъ прислугу найметъ. Плата поденно.
— Потомъ даже можно и не поденно, а на все лто оставить ее прислугой, ежели она двушка работящая и скромная, прибавилъ Клянчинъ.
— Двка ломовая лошадь — вотъ какъ я скажу, а насчетъ скромности — овца, далъ отвтъ Караваевъ.
— Такъ вотъ уговаривайтесь съ бариномъ насчетъ цны, да и присылай къ нему дочь сейчасъ же.
— Сегодня-то ужъ не знаю какъ прислать. У насъ вдь праздникъ.
— Какой праздникъ?
— А девятая пятница. Старики еще наши дали зарокъ въ девятую пятницу посл Пасхи не работать. Разв завтра. Сегодня у насъ и Пелагея въ обрзку не пошла.
— Ну, это что за праздникъ! А намъ безъ работницы сегодня нельзя. Мы вовсе безъ прислуги, проговорилъ Клянчинъ. — Или сегодня, или будемъ другую искать.
— Конечно же, тутъ праздника нтъ.
— Зарокъ. Боюсь, какъ бы пятница-матушка не прогнвалась.
— Не прогнвается, улыбнулся Клянчинъ.
— Да вдь по-господски хоть въ Пасху работать — вотъ какое у нихъ разсужденіе, а за грхи-то наши намъ отвчать, а не имъ.
— Богъ труды любитъ.
— Вы это, баринъ, оставьте. Насъ не сговоришь. У васъ свое, у насъ свое… серьезно замтилъ мужикъ.
— Да вдь мы ее сегодня ни въ какую такую особенную работу не пошлемъ, а такъ по дому… Вотъ самоваръ намъ поставить, плиту къ ужину растопить. Эту-то работу, я думаю, она у васъ сегодня и дома будетъ длать.
— Разв ужъ что неволить не будете. А то вдь господа сейчасъ: «мой полы».
— Не будемъ сегодня мыть полы.
— А поденная плата сегодня за полдня будетъ считаться, или
— Да пожалуй, хоть и за цлый день.
— Ну, ладно, пришлю. А только коли ежели что — грхъ на вашей душ, сказалъ мужикъ и слъ. — Надо торговаться, прибавилъ онъ. — Какъ ваша цна?
— Я не знаю, по чемъ у васъ здсь поденщина?
— Да и мы не знаемъ. Мы этимъ дломъ не занимаемся. Дочерей въ услуженіе не отдавали. И такъ-то ужъ, думаю, не стали бы сосди смяться… Харчи ваши?
— Разумется, мои харчи.
— По чемъ у тебя, Савелій Прокофьичъ, бабы огородъ полютъ? обратился мужикъ къ лавочнику.
— Да на прошедшей недл по три гривенника въ день пололи.
— Ну, это дешево. Это дальнія бабы могутъ, а намъ не сподручно.
— Такъ сколько же ты хочешь?
— Да вы надолго ли берете-то?
Мужикъ очевидно боялся ошибиться цной.
— Ну, четыре-пять дней поденно продержимъ. А можетъ она намъ вполн замнить прислугу, да понравится ей и захочетъ она остаться, тогда жалованье помсячно.
— А сколько жалованья помсячно положете?
— Да вдь нужно сначала видть, годится ли твоя дочь для постоянной прислуги. Покуда давай рядиться поденно.
Мужикъ все еще колебался. Онъ сначала взглянулъ на лавочника, потомъ на Клянчина и спросилъ:
— По рублю не дадите?
— Что ты, что ты! Да вдь эту цну плотникъ получаетъ, а плотникъ спеціалистъ.
— Плотники — они ужъ на то пошли, а мы дло другое. Чай и сахаръ вашъ будетъ?
— Все, все наше, все готовое.
— Ну, три четвертака.
— Да невозможно же вдь это. У насъ въ Петербург поденщицы на стирку по пятидесяти копекъ.
— То въ Петербург. Тамъ ужъ она не у одного, такъ у другого, господъ много, а здсь дачники. Съ кого же и взять, какъ не съ дачника? Дачниковъ-то мы зиму ждемъ. Пелагея въ обрзку ходитъ на заводъ и задльно работаетъ, такъ и то разстарается, такъ три-то четвертака всегда домой принесетъ.
— Да вдь на своихъ харчахъ, замтилъ лавочникъ. — И наконецъ, тамъ одинъ день три четвертака, а другой день и три гривенника. Да и работа при обрзк тяжелая. А здсь по домашеству.
— Ну, шестьдесятъ пять. Тридцать копекъ ей, а тридцать пять мн, проговорилъ мужикъ.
— За что же теб-то?
— А за то, что изъ дома отпустилъ. Я отецъ, я воленъ въ ей. Такъ шестьдесятъ пять копекъ.
— Странно… покачалъ головой Клянчинъ. — Въ деревн, и вдругъ хочешь дороже городскихъ цнъ.
— Такъ вдь вы для чего же нибудь къ намъ въ деревню похали — вотъ мы и пользуемся. Ну, ладно, пятачокъ спущу. За шесть гривенъ берите.
— Да ужъ полтинникъ, что ли…
— Зачмъ баловать? Дачники-то сюда къ намъ только на три мсяца назжаютъ. У насъ на облаву охотники двокъ берутъ, полдня работы, такъ и то тридцать копекъ. Вы ужъ не скупитесь. Вдь въ девятую пятницу двку на работу отпускаю, грхъ на душу беру.