В доме Шиллинга

Марлитт Евгения

Совтникъ былъ уже дома. Онъ стоялъ у окна въ столовой, и на немъ была еще измятая войлочная шляпа съ широкими полями. Маіорша увидла его, прежде чмъ наказала Вита, что она и сдлала главнымъ образомъ изъ-за того, что онъ не обратилъ никакого вниманія на его дурное обращеніе со служанкой.

Она пошла въ кухню, взяла въ шкафу корзинку только что собранной смородины и понесла ее въ столовую, чтобы тамъ приготовить ягоды для варенья. Лицо ея было, какъ всегда, неподвижно и холодно, какъ будто на немъ не отражалось сегодня ни малйшаго душевнаго движенія; и, еслибы бдный Феликсъ могъ бросить взглядъ въ соколиное гнздо, онъ все нашелъ бы тамъ въ томъ вид, какъ при каждомъ своемъ возвращеніи домой… И комната,

гд маіорша придвинула къ обденному столу жестко набитый стулъ съ прямой спинкой, на которомъ сидли еще дды, совсмъ не измнилась и была такой же, какъ восемь лтъ тому назадъ, когда его выгнали изъ дома. Въ ней были все т же противныя шоколаднаго цвта обои, кое-гд, благодаря Виту, покрытые заплатами, да вокругъ замочной скважины оклеенной обоями дверцы стннаго шкафа, увеличивались и темнли слды ежедневнаго прикосновенія ключа. Тамъ стояла на томъ же мст жестяная коробка съ деньгами за молоко.

Совтникъ, скрестивъ руки, стоялъ прислонившись къ оконному косяку, когда вошла его сестра. Онъ бросилъ шляпу на рабочій столикъ, и зеленоватый свтъ, проходившій черезъ втви вяза, падалъ на серебристыя нити, въ изобиліи украшавшія его жесткіе, все еще густые волосы. Казалось, онъ ждалъ маіоршу, она и сама думала, что онъ заговоритъ о Вит, а потому и пошла прямо въ столовую. Но она напрасно ожидала язвительныхъ замчаній. Посл короткаго молчанія онъ отошелъ отъ окна и началъ ходить взадъ и впередъ по комнат.

– Ты въ послднее время такъ скупа на слова, Тереза, совсмъ какъ нмая, такъ что я даже не знаю, извстна ли теб грозящая мн въ угольныхъ копяхъ бда, – произнесъ онъ наконецъ къ величайшему ея удивленію.

– Прислуга цлые дни говоритъ объ этомъ, – отвчала она спокойно, чистя ягоды.

– И это тебя нисколько не тревожитъ?… Разв благосостояніе и бдствія Вольфрамовъ не имютъ для тебя никакого значенія? – продолжалъ онъ сердитымъ голосомъ, въ которомъ слышалось скрытое негодованіе, и во взор, брошенномъ имъ на ея спокойно работавшія руки, выражалось раздраженіе.

– Я давно уже перестала безпокоиться о благосостояніи и бдствіяхъ Вольфрамовъ, – возразила она, не глядя на него. – Ты воспитываешь того, къ кому все это перейдетъ, по своимъ собственнымъ соображеніямъ, по своимъ принципамъ, и я въ это не вмшиваюсь больше… Что же касается благосостоянія, то я въ продолженіе многихъ лтъ неустаннымъ трудомъ и добросовстными сбереженіями помогала увеличивать его, чему могу дать доказательства!… Мн пріятно видть увеличеніе фамильнаго богатства, но это должно происходить честнымъ образомъ, посредствомъ неустанной работы, какъ это было при нашихъ предкахъ, и ни на волосъ боле!… Ты же сдлался человкомъ новаго времени. Ты хотлъ бы въ лихорадочной поспшности загребать деньги въ мшки четвериками, и не хочешь ничего истратить, чтобы укрпить почву подъ ногами; и если въ копяхъ теб грозитъ бда, ты самъ въ этомъ виноватъ!

Она говорила почти спокойно, не возвышая голоса, и, если онъ до сихъ поръ думалъ, что сестра не безпокоится ни о чемъ, глубоко вря въ его дловую непогршимость, то теперь ему пришлось разочароваться, – она знала все и осуждала его такъ же строго, какъ и весь городъ.

– Ты въ этомъ ничего не понимаешь! – грубо и гнвно прервалъ онъ ее.

– Можетъ быть, вдь это не мое дло, – отвчала она такъ же равнодушно, какъ и прежде, только теперь она быстро подняла отъ работы глаза, въ которыхъ отражалось безпокойство. – Я знаю только, что въ продолженіе всхъ этихъ лтъ я желала, чтобы уголь спокойно лежалъ на мст въ земл, и никто бы не зналъ о немъ. Съ тхъ поръ какъ ты затялъ это дло, въ монастырскомъ помсть все пошло не какъ слдуетъ… Да, – невольный вздохъ вырвался изъ ея груди, – Вольфрамы сдлались гораздо, гораздо богаче, это правда, но это пріобртеніе внушаетъ мн какой-то страхъ, и мн кажется, что на немъ нтъ Божьяго

благословенія, потому что изъ за него несчастный человкъ лишилъ себя жизни.

Совтникъ, заложивъ руки за спину, все еще ходилъ взадъ и впередъ. При послднихъ словахъ онъ остановился, какъ вкопаный, точно ошеломленный и окаменвшій передъ явившимся изъ земли привидніемъ, – потомъ вдругъ разразился насмшливымъ хохотомъ.

– Ты съ годами сдлалась дйствительно очень сильна въ логик, какъ старыя бабы въ богадльн, – сказалъ онъ язвительно. – Итакъ оттого, что сумасшедшій слуга былъ прогнанъ такимъ же сумасшедшимъ бариномъ, на моемъ предпріятіи нтъ Божьяго благословенія! – Онъ снова принужденно разсмялся. – Ну, такое проклятіе не страшно мн!… Если бы старый Клаусъ Вольфрамъ, самый дятельный изъ нашихъ предковъ, могъ бы придти на землю, онъ бы широко открылъ глаза отъ удивленія, что Вольфрамы владютъ теперь самымъ большимъ дворянскимъ имніемъ въ стран.

Онъ подошелъ къ окну и сталъ чуть слышно барабанить пальцами по стеклу – по этой необычайной подвижности загорлыхъ мускулистыхъ рукъ можно было заключить о нервномъ возбужденіи. Съ минуту въ комнат было такъ тихо, что можно было слышать жужжанье мухъ надъ столомъ.

Совтникъ украдкой взглянулъ черезъ плечо. Его послднее замчаніе очевидно не произвело никакого впечатлнія. – Прекрасное лицо матроны съ опущенными внизъ глазами сохраняло свою необыкновенную странную неподвижность, и красныя ягоды одна за другой падали на фарфоровое блюдо.

– Ты вчера взяла свой вкладъ десять тысячъ талеровъ изъ Циглеровскаго дома? – спросилъ онъ вдругъ.

– Да.

– Куда ты думаешь ихъ помстить?

– Еще не знаю.

– Отдай ихъ мн, Тереза, – сказалъ онъ, быстро подходя къ столу. – Малая долина нсколько дней тому назадъ поглотила вс мои наличныя деньги. Это несчастіе въ копяхъ произошло такъ неожиданно; мн теперь надо много денегъ, а не хотлось бы мнять бумаги. Твои деньги будутъ хорошо помщены въ моихъ рукахъ, Тереза. Вдь он вольфрамовскія и могли бы приносить пользу въ общемъ семейномъ дл, все равно он согласно твоей вол и желанію войдутъ со временемъ, какъ все теб принадлежащее, будемъ надяться, что это случится какъ можно поздне, въ составъ родового состоянія.

Ея блдныя щеки покрылись легкой краской, которая, все усиливаясь, разлилась по всему лицу до самаго лба.

– Я еще не длала завщанія, – возразила она, не глядя на него.

Онъ оперся руками на столъ и смотрлъ съ ироніей на ея покраснвшее лицо, – такъ вотъ первый симптомъ перемны въ ней, первый протестъ женской души, которой онъ до сихъ поръ управлялъ безпрекословно.

– Я это знаю, Тереза, – сказалъ онъ тмъ не мене спокойно и простодушно; – и я не намренъ тебя принуждать къ этому, хотя серьезно отношусь къ такому важному длу, – долго ли до бды, буря въ одну ночь можетъ свалить могучій дубъ. Для меня было бы очень непріятной задачей отогнать голодныхъ осъ отъ плода, принадлежащаго послднему Вольфраму, ты можешь быть спокойна, что он будутъ прогнаны, Тереза! Ты не должна бояться, что въ случа если ты умрешь раньше меня, хоть одинъ грошъ попадетъ въ руки, на которыхъ лежитъ материнское проклятіе, я позабочусь объ этомъ и сумю привести въ исполненіе твою и свою волю, какъ нкогда во время твоего разрыва съ мужемъ.

Она закусила нижнюю губу и упорно молчала, какъ бы смирившись и подчинившись – онъ конечно не могъ видть, какъ горли ея глаза подъ опущенными рсницами, это могло быть отъ суроваго прикосновенія къ ея глубокимъ душевнымъ ранамъ.

– Если же мы оба доживемъ до глубокой старости, – продолжалъ онъ, небрежно крутя свою сдую бороду, – тогда вс забудутъ, что ты нкогда перемнила наше имя на другое, тогда ты снова будешь только дочерью Вольфрамовъ и получишь свою долю славы, которой будетъ пользоваться монастырское помстье.