В доме Шиллинга

Марлитт Евгения

Баронесса быстро подошла къ ней и очутилась передъ картиной, которой не хотла видть. Съ минуту она молчала, очевидно пораженная, потомъ гнвно провела рукой по двичьей фигур въ ночной одежд, роскошный бюстъ который былъ едва наполовину прикрытъ накинутымъ на нее чернымъ вуалемъ.

— Что за мерзость! Какія у него отвратительныя фантазіи, — вскричала она… — Прикидывается такимъ сдержаннымъ и аскетомъ, а втайн занимается такой грховной наготой.

Донна Мерседесъ изъ-за перекрещивающихся втокъ ясно видла обихъ женщинъ. Рзкій профиль канониссы ярко выдлялся на заднемъ план мастерской своими почти античными очертаніями. Молодая женщина за миртовымъ кустомъ ясно видла каждую ея черту и замтила,

съ какимъ презрніемъ взглянула она своими темными глазами на раздраженную женщину.

— Я не обращаю на это вниманіе, — сказала она холодно и пожимая плечами, — и не считаю этого грхомъ, — самые благочестивые монахи изображали на своихъ картинахъ человческое тло во всей его красот. Здсь, — она снова подняла руку къ картин, - грховна одна тенденція!.. Вся кровь кипитъ во мн, когда я подумаю, что и отсюда нанесется ударъ католицизму, когда и безъ того отовсюду возмутительно нападаютъ на Римъ и его приверженцевъ, отсюда, съ владній, которыя отняли у церкви! Почему я интересуюсь документами Шиллинговъ и той еретической семьи, живущей въ монастырскомъ помсть! Земля, на которую церковь хоть разъ стала своей священной ногой, неотъемлемо принадлежитъ ей, и хотя бы она въ продолженіе столтій должна была уступать сил и произволу, со временемъ вернетъ свои права! Священная обязанность каждаго католика помогать ей въ этомъ.

Съ невыразимой ненавистью повернулась она спиной къ картин, и ея твердые шаги звучно раздались по каменному полу.

— Еслибы я имла здсь права супруги и власть собственницы, — сказала она, останавливаясь и поднявъ голову, выразительно ударяя себя рукой въ грудь, — я сломала бы кисти передъ глазами безбожника, бросила бы предательскія краски ему подъ ноги — картина исчезла бы, еслибы мн даже пришлось изгрызть зубами каждую нитку полотна!

Донна Мерседесъ невольно склонилась, тяжело дыша. Какъ служительница Божія, стояла она тамъ съ своей величественной фигурой, одушевленная фанатическимъ усердіемъ къ вр. Ни въ выраженіи лица, ни въ звукахъ дышащаго страстью голоса не было и намека на лицемріе или разсчетъ. Это была одна изъ тхъ женщинъ, которыя претерпваютъ всякія мученія за вру, которыя могутъ спокойно поднести факелъ къ костру, на которомъ долженъ погибнуть еретикъ, противникъ вры…

Такая сила фанатизма должна была имть неотразимое вліяніе на душу каждаго, и баронесса отошла отъ мольберта, чувствуя себя виновной. Своей утомленной походкой она вернулась къ шкафу, но въ нсколькихъ шагахъ отъ него остановилась и зажала уши руками.

— Я бы отравила эту несносную собаку, — вскричала она нервнымъ сердитымъ голосомъ.

Въ эту минуту донна Мерседесъ совсмъ зарылась въ скрывавшія ее втви, — сердце ея сильно билось. Она слышала, что Пиратъ спущенъ съ цпи и съ громкимъ радостнымъ лаемъ приближается къ мастерской. Только баронъ Шиллингъ могъ спустить его, и впереди него бжалъ онъ теперь по лстниц. Онъ возвратился, а эта женщина съ конфискованнымъ ею конвертомъ стояла еще передъ самовольно открытымъ шкафомъ и не подозрвала, что онъ можетъ застать ее въ этомъ компрометирующемъ положеніи.

Прекрасное, истинно женское чувство, не могущее остаться равнодушнымъ даже къ чужому униженію, кипло въ донн Мерседесъ, и слова предостереженія готовы были сорваться съ устъ, но было уже поздно: баронъ Шиллингъ появился на галлере.

28

На лиц возвратившагося виднлась радость. Онъ несъ на правой рук Паулу, а лвой нжно прижималъ ее къ груди. Пиратъ протискался мимо него въ дверь и побжалъ по галлере и съ лстницы, — какъ бшеный кинулся онъ на баронессу, изъ рукъ которой со страху выпалъ конвертъ.

Она какъ бы окаменла отъ страху, но быстро пришла въ себя —

первымъ ея движеніемъ было затворить поскоре шкафъ, но какъ только она пошевелилась, собака бросилась на нее, точно защищала отъ вора имущество хозяина.

— Что же ты хочешь, чтобы меня разорвало это чудовище? — гнвно крикнула она, обращаясь къ галлере.

Онъ быстро позвалъ собаку, тотчасъ же кинувшуюся къ нему. Баронъ Шиллингъ втолкнулъ ее одной рукой въ комнату и заперъ бывшую за гардиной дверь.

— Мн жаль, что ты испугалась, Клементина, — сказалъ онъ, сходя съ лстницы. Онъ несъ двочку, которая своими рученками обвила его шею и такъ крпко прижалась своимъ личикомъ къ его загорлой щек, что ея блокурые волосы смшались съ его бородой. — Собака только кажется страшной, но она не кусается, — это товарищъ дтскихъ игръ, — продолжалъ онъ, подходя ближе къ жен, - взоръ его скользнулъ по валявшемуся конверту и открытому шкафу, и на лиц его отразилась иронія. — Я и не подозрвалъ, что ты вернулась, еще мене могъ я предподагать, что ты здсь! Это странный сюрпризъ, Клементина; иначе я не позволилъ бы буйному животному сопровождать меня.

Онъ слегка холодно поклонился фрейлейнъ фонъ Ридтъ и протянулъ жен свободную лвую руку.

— Пока двочка будетъ у тебя на рукахъ, я не подамъ теб своей руки, — сказала она холодно. — Я не желаю имть постороннихъ свидтелей при свиданіи.

При этихъ словахъ онъ повернулъ голову въ сторону и сдвинувъ брови, пристально посмотрлъ насмшливымъ взглядомъ на канониссу, которая, сложивъ руки, молча и неподвижно стояла на одномъ мст.

— Адельгейда не посторонняя, — замтила баронесса.

— А дитя Люціана, эта милая крошка, очень близка моему сердцу, — добавилъ онъ спокойно. Онъ поставилъ малютку съ нжной заботливостью на полъ и крпко держалъ ее за ручку лвой рукой, но жен онъ не протянулъ боле руки.

Ея слабыя ноги казалось, вдругъ отказались ей служить, — она упала въ ближайшее кресло.

— У меня стсненіе въ груди, Адельгейда, — сказала она и прижала руки къ груди.

Канонисса подошла къ ней и подала ей флаконъ, который вынула изъ кармана, между тмъ какъ баронъ отдернулъ темную занавску у одного изъ оконъ и открылъ его.

— Безъ меня здсь плохо провтривали, — равнодушно замтилъ онъ.

— Это не отъ того! — возразила баронесса, нюхая спиртъ. — Каково мн было жить въ дом съ зараженнымъ ужасной болзнью воздухомъ. Чтобы нсколько предохранить себя и Адельгейду отъ заразы, я принуждена была день и ночь вдыхать удушливый дымъ жаровни.

— Какъ! Разв болзнь Іозе приняла дурной оборотъ? — спросилъ баронъ совершенно пораженный.

— Іозе? Кто это Іозе? — равнодушно спросила баронесса, апатично поднявъ глаза. — Неужели ты думаешь, что я тратила время и трудъ на то, чтобы справляться о твоихъ знакомыхъ и узнавать ихъ имена. Я знаю только, что нашла свой домъ въ ужасномъ состояніи, вернувшись домой. Прислуга распущена, безо всякой дисциплины, какъ стадо безъ пастуха, и во глав всхъ эта глупая экономка, которую я, наконецъ, прогоню безъ всякаго милосердія…

— Вотъ какъ?!..

— Непремнно, на этотъ разъ ужъ я ее уволю, положись въ этомъ на меня!.. О, какъ я разстроилась въ тотъ вечеръ! Вернувшись изъ мирной тишины святаго дома, гд я воспитывалась, я была вдвойн поражена такимъ ужаснымъ пріемомъ. Супругъ ухалъ…

— Для исполненія неотложнаго долга…

— Ахъ, да, ты долженъ былъ послдовать за бжавшей танцовщицей, — прервала она его.

У него готовъ былъ сорваться съ устъ рзкій отвтъ, но онъ поборолъ себя. Взглядъ, который онъ устремилъ на злобную женщину, лежавшую въ кресл, доказалъ ясне всякихъ словъ, что онъ глубоко несчастный человкъ, хотя еще недавно въ комнат Люсили онъ съ гордостью уврялъ, что доволенъ своей судьбой.