В доме Шиллинга

Марлитт Евгения

И вдругъ онъ умеръ — сдлался самъ жертвой катастрофы въ ту самую ночь, когда умеръ его единственный сынъ. Многіе считали это неизбжнымъ искупленіемъ его несправедливости, очевиднымъ наказаніемъ Божiимъ, другіе напротивъ предполагали, что здсь не обошлось безъ его собственнаго желанія.

Въ обществ ничего не было извстно о томъ, какъ и отчего умеръ Витъ. Тмъ сильне было впечатлніе въ дом Шиллинга. Анхенъ тотчасъ же побжала въ мастерскую и доложила хозяину дома о случившемся, а мадемуазель Биркнеръ не имла никакого основанія умалчивать въ людской о блестящемъ оправданіи Адама.

Это извстіе мигомъ собрало вмст всю прислугу дома… Какъ? это не душа

бднаго служителя бродила за деревянной стной салона. Настоящія руки, и ноги, изъ плоти и крови, двигались тамъ и ощупывали стну, а мнимый призракъ гордо и высокомрно расхаживалъ по городскимъ улицамъ, заставлялъ титуловать себя «господиномъ совтникомъ», былъ самымъ богатымъ изъ всхъ богачей въ окрестности и никогда не находилъ нужнымъ отвчать на почтительные поклоны шиллинговыхъ слугъ! Этотъ шпіонъ, этотъ подслушиватель, этотъ негодяй, укравшій у стараго барона цлое состояніе!

Никогда еще слуги не суетились такъ въ сняхъ и въ коридор, какъ въ этотъ день, когда они надялись заглянуть какъ нибудь черезъ отворенную дверь въ интересный салонъ и увидть крушеніе, причененное прыжком «храбраго» Пирата.

Но Якъ мрачно стоялъ у двери какъ черная мраморная статуя, и гордая обитательница комнаты, которая обыкновенно въ эти часы уходила въ садъ, сегодня не покидала своихъ аппартаментовъ.

Къ тому же внезапно пожаловалъ баронъ Шиллингъ и, хотя онъ, посл того какъ Якъ доложилъ о немъ, пробылъ въ салон лишь нсколько минутъ, чтобы, какъ хозяину дома, убдиться въ произведенномъ поврежденіи, но могъ каждую минуту придти опять, а онъ такимъ строгимъ и мрачнымъ взоромъ смрилъ любопытныхъ, толпившихся въ сняхъ, что у нихъ морозъ пробжалъ по кож.

На слдующее утро вся прислуга опять собралась у желзной ршетки передняго сада; они шопотомъ разговаривали между собой и съ прохожими, которые останавливались толпами — мальчикъ изъ булочной принесъ извстіе о смерти совтника. Прислуга также была не мало удивлена, когда мимо нихъ быстро и молча прошла служанка изъ монастырскаго помстья съ заплаканными глазами въ домъ съ колоннами и сейчасъ же вышла оттуда вмст съ донной Мерседесъ. Она держалась на почтительномъ разстояніи отъ прекрасной стройной женщины, которая накинула себ на голову и плечи черный кружевной платокъ и вела за руку маленькую Паулу.

Вс робко разступились передъ легкой величественной фигурой, которая еще впервые ступила своей изящно обутой ножкой на тротуаръ за желзной ршеткой, чтобы въ слдующую же минуту исчезнуть за калиткой монастырскаго помстья.

Маіорш не удалось, какъ она надялась и желала, постучаться въ дверь дома Шиллинга и просить тамъ пріюта, чтобы утшиться и успокоиться среди внучатъ, единственныхъ близкихъ ей существъ. Какъ только появился первый свтъ зари, птицы зашевелились въ кустахъ и птухи запли на заднемъ двор, въ дом поднялась странная суета и движеніе. Она слышала, какъ служанки звали ее и, вроятно, разыскивали по всему дому. Но она не хотла, чтобы ее нашли; для нея не было больше дороги въ братнинъ домъ.

Она встала со скамьи и быстро выбжала въ калитку, выходившую на пустынную улицу, но ихъ старый работникъ rома, разыскивая ее, высунулъ голову въ калитку и прокричалъ ей ужасную всть…

Bсe, все было кончено! На носилкахъ, стоявшихъ посреди сней, лежалъ конецъ боле чмъ трехсотлтней дятельности, лежалъ самовластный деспотъ, который въ послднее время связался съ злымъ демономъ и въ своемъ безуміи хотлъ превзойти всхъ своихъ предковъ.

Съ сухими глазами, но едва держась на ногахъ, пошла она въ бывшую трапезную, растворила настежь двери

и молча сдлала знакъ людямъ нести посддняго владльца монастырскаго помстья въ лучшую комнату въ дом, бывшую его гордостью. Она собственноручно уложила рядомъ съ нимъ его маленькаго сына и зажгла на стнахъ массивные серебряные канделябры, которые зажигались послдній разъ во время крестинъ Вита. Еще разъ должны были горть въ нихъ восковыя свчи и потомъ ужъ никогда боле не свтить ни одному Вольфраму.

Она ходила, какъ лунатикъ; виски ея бились и кровь лихорадочно волновалась; но все, что слдовало, было сдлано съ необычайнымъ самообладаніемъ, и уже потомъ, когда все стихло въ запертомъ дом, она послала сказать донн Мерседесъ, что не можетъ сегодня придти, потому что должна остаться при покойникахъ.

И вотъ, казалось, прелестная Психея появилась надъ разверзшимися въ роковую ночь могилами — маленькая блокурая двочка въ бломъ плать, держась за руку донны Мерседесъ, вошла въ мрачныя сни монастырскаго помстья, но осматривалась кругомъ большими испуганными глазами и спрятала свое маленькое личико въ складкахъ тетинаго платья, какъ это сдлалъ нкогда бдный мальчикъ въ голубой бархатной куртк.

И женщина, которая тогда сильно побранила за это мальчика, такъ какъ, по ея мннію, не было дома, боле прекраснаго, почтеннаго и привлекательнаго, чмъ ея родной домъ въ монастырскомъ помсть, теперь невольно окинула взоромъ стны и потемнвшій потолокъ и все это показалось ей перекосившимся и покривившимся, точно постарвшимъ за ночь, какъ будто бы со сломанной волей лежавшаго на носилкахъ и старое «соколиное гнздо» Вольфрамовъ такъ одряхлло, что кривыя балки не выдержатъ тяжести обрушившихся на нихъ обломковъ стнъ, когда разрушится мрачное монастырское строеніе.

— Я не останусь здсь доле, чмъ требуетъ долгъ, — какъ бы безсознательно сказала маіорша дрожащими губами и, поднявъ двочку съ полу, прижала ее къ своей груди. Донна Мерседесъ, какъ бы движимая какимъ-то непреодолимымъ побужденіемъ, съ живостью протянула ей руку. Эта молодая величественная женщина, въ жилахъ которой текла гордая кровь, пришла, какъ врная дочь, утшить и поддержать ее, не обращая вниманія на то, что офиціально вступила въ домъ, обезчещенный преступленіемъ… И хотя она была дочъ его и ненавистной «второй» жены, вмст съ тмъ она была сестра Феликса, которая нжно любила брата и ухаживала за нимъ до самой смерти, которая одна оставалась при его дтяхъ, — вс прочіе лежали въ земл, недоступные для мщенія. И маіорша обратила бы оружіе противъ себя, еслибы распространила мщеніе на невинную, на единственную особу, съ которой она могла говорить о прошломъ, когда она любила и дйствительно жила… He пора ли было снова поискать солнечнаго тепла любви, когда такъ близко надвигался холодъ старости.

Въ то время какъ бури судьбы бушевали надъ монастырскимъ помстьемъ, очищая его, въ белъ-этаж сосдняго дома Шиллинговъ чувствовалась душная тяжелая атмосфера.

Хозяйка дома была все еще больна, и прислуга, вращавшаяся около нея находила, что фрейлейнъ фонъ Ридтъ, которая за ней ухаживала, занимала въ высшей степени тяжелый постъ. Она никогда не теряла терпнія и такъ спокойно выслушивала обращенныя къ ней сердитыя слова и брань, какъ будто и не слыхала ихъ. Иногда, впрочемъ, выпадали и тамъ тихіе спокойные дни, и тогда баронесса не знала, какъ и чмъ отблагодарить фрейлейнъ фонъ Ридтъ за ея любовь и доброту, — недоставало только того, чтобы она становилась передъ ней на колни. Такая перемна происходила всегда по полученіи письма съ извстнымъ почтовымъ штемпелемъ.