В доме Шиллинга
Шрифт:
Она пристально смотрла на колыхавшуюся въ бассейн воду. И ей казалось, что вода поднимается все выше и выше, что изъ нея выходитъ голова подъ густымъ серебристымъ покрываломъ. Складки покрывала все боле и боле расширяются, выходятъ за края бассейна и разливаются по асфальтовому полу все дальше и дальше. И серебристый хвостъ, все раздуваясь и величественно расширяясь, вдругъ перебрался за бархатную занавску! Какъ вдругъ заблестлъ тамъ мозаиковый полъ, и какъ все оживилось въ углахъ и по стнамъ. Листы бумаги, большіе, толстые, покрытые эскизами, и вс ненавистныя лица въ рамкахъ попадали и закачались на серебристыхъ волнахъ. Разостланные на полу шкуры пантеръ и медвдей тихо поднялись, точно на спинахъ своихъ прежнихъ
39
Вскор посл того въ бель-этаж поднялись шумъ и суетня; люди торопливо бгали взадъ и впередъ. Вс имвшіеся сундуки были принесены въ залу, гд находилась канонисса, энергично распоряжавшаяся и отдававшая приказанія. Ея щеки пылали, а въ темныхъ суровыхъ глазахъ горлъ какой-то странный лихорадочный огонь; но каждое ея приказаніе отдавалось «мастерски», какъ говорила прислуга, такъ что не могло быть ни замшательства, ни путаницы.
Странно, что на этотъ разъ все серебро, все что было въ шкафахъ, все блье до самой послдней салфетки укладывалось въ сундуки; снимались даже со стнъ картины и со столовъ разныя бездлушки и альбомы и также упаковывались. Изъ этого можно было заключить, что господа узжаютъ надолго, можетъ быть даже въ одно изъ имній на Рейн, такъ какъ зачмъ бы стали брать серебро и столовое блье, еслибы останавливались въ отеляхъ?… Но всего загадочне было то, что фрейлейнъ фонъ Ридтъ телеграфировала повренному баронессы, жившему на разстояніи нсколькихъ желзнодорожныхъ станцій, чтобы онъ немедленно прізжалъ. Камердинеръ Робертъ думалъ, что баронесс надо много денегъ для путешествія, и потому вызывается сюда адвокатъ.
Мадемуазель Биркнеръ разсказывала все это въ дтской Анхенъ и Дебор, и донна Мерседесъ слышала изъ своей спальни… Итакъ отъздъ былъ окончательно ршенъ. Онъ отправляется пожинать новые лавры, и женщина, презирающая и его призваніе, и искусство, настояла на томъ, чтобы сопровождать его… Картина, которая будетъ выставлена, внушала ей ужасъ, и всетаки она упорно хотла оставаться подл художника, чтобы съ досадой и гнвомъ видть тріумфъ мастерского произведенія.
Нсколько недль тому назадъ донна Мерседесъ подумала бы съ чувствомъ удовлетворенія, что это Немезида мститъ художнику за женитьбу на деньгахъ — но сегодня ею овладло горячее страстное участіе, и она сердилась на нелпую судьбу, приковавшую къ одной цпи благороднаго умнаго мужчину и тупоумную женщину…
Она не видала его боле, да и не желала этого, такъ какъ не была уврена въ своей твердости и самообладаніи передъ этими честными и проницательными голубыми глазами… Но она должна увидть еще разъ его послднее, его любимое произведеніе — сдую гугенотку, прежде чмъ ее упакуютъ въ ящикъ и отправятъ на выставку…
Между тмъ наступилъ вечеръ. Солнце давно уже зашло; но серебристый свтъ полной луны не допускалъ мрака на землю, и было свтло, какъ днемъ. Ярко озаренный луной поднимался въ воздух рельефно украшенный фронтонъ дома съ колоннами, вода маленькаго быстраго ручейка, перескавшаго лужайку, блестла и искрилась, и блая мастерская стояла, залитая свтомъ. Лучи мсяца, проходя черезъ большія верхнія окна, ярко освщали женскую группу въ саду древняго французскаго замка.
Донна Мерседесъ робко прошла черезъ рощу и перескла лужайку, высокая трава заглушала ея шаги. Анхенъ сказала, что баронъ Шиллингъ ухалъ верхомъ — онъ часто длалъ это въ прекрасныя
Близъ мастерской она начала вдругъ съ удивленіемъ прислушиваться, — оттуда доносился такой шумъ и плескъ воды, какъ будто бы дикій лсной ручей низвергался съ горы; ей нечего было бояться, что услышатъ ея поспшные шаги по гравію площадки — шумъ этотъ заглушалъ ихъ.
Лунный свтъ падалъ туда прямо черезъ стеклянную крышу; подойдя ближе, она увидала ярко освщенныя группы глоксиній, магнолій и померанцевъ, она могла различить вс зубцы верообразныхъ листьевъ, прислонившихся къ стеклянной стн, но она увидала также что вс фонтаны отперты.
Серебристые струи воды журчали и сверкали между вершинами пальмъ и драконовыхъ деревьевъ, ей казалось, съ каждой минутой притокъ воды становился сильне.
Безпрерывно прибывающая вода била уже каскадомъ черезъ край большого бассейна; нкоторыя изъ маленькихъ каменныхъ группъ, имвшихъ отдльные бассейны, изъ которыхъ вода также потоками лилась черезъ край, походили на блестящій стеклянный куполъ.
Донна Мерседесъ съ минуту простояла въ испуг передъ стеклянной дверью, которая оказалась запертой. Должно быть сточные трубы засорились… Уже асфальтовый полъ былъ залитъ водой и многіе цвточные горшки опрокинулись.
Дверь въ мастерскую была открыта настежь: бархатный занавсъ былъ отдернутъ, и мозаиковый полъ мастерской не былъ отдленъ отъ пола зимняго сада ни порогомъ, ни ступенькой. А между тмъ тамъ на полу лежало и стояло много драгоцнныхъ предметовъ древности, а также стояли прислоненные къ стнамъ самимъ барономъ Шиллингъ эскизы и начатыя картины. Все это погибнетъ, пропадетъ, если вода проберется туда.
Она побжала къ двери, которая вела прямо изъ сада въ мастерскую, но и она не подавалась подъ ея дрожащей рукой, только въ двери, за которой находилась лстница, ведущая въ верхній этажъ, видна была щель. Она отворила ее и бросилась наверхъ. Отвсно падавшіе лучи мсяца слабо освщали тсную душную площадку, на которую выходила только одна дверь; Донна Мерседесъ толкнула ее и очутилась въ комнат барона Шиллингъ…
Баронесса была права, — душно и невыносимо жарко было въ этой низенькой комнат, въ которую хозяинъ шиллингова дома добровольно изгналъ себя изъ-за щепетильной сестры своего покойнаго друга, не хотвшей жить подъ одной крышей съ нимъ.
Вотъ и гобеленовая гардина, отдляющая комнату художника отъ мастерской. Донна Мерседесъ быстро отодвинула ее и вышла на галлерею. Передъ ней внизу лежалъ ярко освщенный огромный четыреугольникъ мастерской и блестлъ различными красками картинъ, виднныхъ ею при яркомъ живомъ освщеніи полуденнаго солнца, и казавшихся теперь блдными и призрачными, хотя и полными какой-то таинственной жизни.
Отсюда сверху также видно было зимній садъ, широко раскинувшійся за стеклянной стной, какъ роскошная картина растительнаго царства на дн моря просвчивающая сквозь зеленоватую воду.
Шумъ и плескъ фонтановъ ясно слышался здсь, а тамъ внизу вода уже врывалась въ мастерскую черезъ дверь широкими полосами и отдльными струйками, извивавшимися подобно пресмыкающемуся животному.
Окинувъ все это быстрымъ взглядомъ, донна Мерседесъ направилась къ витой лстниц, чтобы поспшить внизъ, какъ вдругъ до слуха ея долетлъ полуподавленный радостный смхъ. Она невольно отступила назадъ — ею овладлъ ужасъ. Кому принадлежалъ этотъ странный звучный голосъ? Ребенокъ-ли смялся тамъ внизу или сумасшедшій?