В движении вечном
Шрифт:
"Квартиры-машины-дачи", столпов краеугольных простого человеческого счастья в эпоху развитого социализма старичок-профессор в своих отступлениях почему-то не касался, а вот об "утренней дымке", хрустале и очках в золотой оправе упоминал всякий раз непременно.
Говорил он иногда и о джинсах:
– - Я вот в единственных брючках, считай, всю свою молодость отбегал. Помню, простые были штанишки, черные, в полосочку. И ничего! -- не пасовал, не дрейфил, гордился даже, что в полосочку. И девчата любили.
А тут вчера вечером у моей правнучки младшенькой снова трагедия. Плачется мне:
– - Я, деда, в институте как нищая хожу.
И что это? Что за дела, думаю? И что это за наряды у ее подружек, что она среди них -- и как нищая?
Выясняется... джинсы!
И старичок снова с недоумевающей полудетской улыбкой разводил широко руки, словно иных комментариев больше не требовалось.
– - Говорят, ими вперед как надеть, надо полы в доме с мылом выскоблить! -- добавлял он уже почти с изумлением.
И это была вовсе не шутка. Игнат также слыхал и не раз, что дорогущими безумно, новенькими джинсами для придания им модного эффекта оттеночной белизны сначала натирали в доме полы.
Глядя на старичка, слушая его рассказы, всегда было так легко с ним согласиться, но... Ладно уж там хрусталь, очки и золото, это были заморочки для народа постарше, а вот тертые джинсы... Да, да, те самые. Те самые, что maid in USA. Для Игната это было очень серьезно.
Ведь стоишь ты, к примеру, на танцах в общаге родной, и девчонка напротив, стройняшка симпотная. Только ее точеная фигурка фирменными джинсами за двести рублей колоссальных упруго обжата, а ты в брючках за восемь, тех самых в полосочку, "нашенских"... Дернись, попробуй ты к ней, таким тебя взглядом в нулевку обмеряет.
Купить джинсы в магазине было нельзя, зато у подпольных коммерсантов "достать" было запросто. Но... двести рублей! Двести рублей, когда стипендия сорок --- полгода степухи, и за штаны, пускай даже штатовские.
В представлении Игната это были подлинно колоссальные деньги, и он даже помыслить не осмеливался попросить их у родителей.
3
Не просто Игнат
Что теперь и было подлинным удовольствием, так это бродить по улицам города, широким, просторным, солнечным. Осень первого студенческого года выдалась как никогда сухой и солнечной, а сентябрь месяц и вовсе на диво роскошным, с затянувшимся в сладость нескончаемым празднеством бабьего лета. И точно таким же лучистым и праздничным, радушным казался Игнату весь город.
Прежде он мало бывал в больших городах, а его родной районный центр был всего городком. А ведь когда-то во времена средневековья это была столица, столица знатная, столица великого могущественного княжества. Однако и у селений земных есть свои судьбы, свои времена, времена иногда до изумления контрастные. И теперь о былом величии напоминал лишь коряво вздыбленный насыпной бугор в историческом центре, заросший густо дерновой травой да несколько древних кирпичных развалин, торчавших уныло и криво, как остатки былого могущества в обессиленной пасти одряхлевшего льва. Теперь это был просто крохотный городишко с узкими улочками, десятком многоэтажных построек в новом центре, а остальные дома были обычные деревянные избы, каждая с маленьким садиком и обязательными картофельными "сотками", как в окрестных деревнях.
То, что теперь окружало Игната, было совсем иное. Сорвавшись вслед за старичком-профессором сразу после звонка на переменку, он почти выбежал подпрыгивающим легким шагом на центральную площадь города. Прежде он не раз читал, что это самая большая площадь в Европе и поверил, поверил вне всяких сомнений, как только обозрел наяву впервые. Ведь на этих городских просторах можно было запросто разместить не менее половины деревянных домишек его родного поселка.
Впрочем, восхищали не только просторы, но и некая особенная красота. Сверкающий прямоугольник асфальтированных проездов, маленький скверик посередине с живой
Тем же стремительным шагом Игнат миновал огромную площадь и, словно взбежал на примыкавший вплотную, прямой и широкий центральный проспект. Как обычно в полуденный час пик, здесь было многолюдно, оживлено, шумно. По прямой как стрела магистрали, пронзая гудками пространство, рокотали приглушенно разогретые моторы машин; шелестя, тормозили со стуком рогатые скрипучие троллейбусы, растекалась живо навстречу, казавшаяся праздничной, людская нескончаемая река. Все!
– -- все вокруг казалось праздничным, переполненным радостью жизни, блистающей трепетной свежестью бабьего лета, и новые тревоги, заботы уплывали волнующим скопом в ничто, оставляя вместо себя лишь единственное, торжествующее, главное.
Тайфун, смерч, цунами, напасти стихийные, грозные благополучно прошли стороной, окончательно сгинули. И то, что так бередило, тревожило в последние месяцы, нависало убойным мечом неотступно, это уже позади.
Нет, нет, той всепоглощающей эйфории, что овладела Игнатом сразу же после получения заветного письма о зачислении и что безгранично властвовала в оставшиеся дни до отъезда, ее уже не было. Согласно законам этого Мира на смену прежним тревогам и волнениям, едва выждав за дверцей с ехидной усмешечкой толику времени, бесцеремонно явились другие, однако это были тревоги и волнения порядками ниже. И пусть себе нынешний главный вопрос: "Как одолеть математический анализ в первую сессию?" -- нависал и кошмарил без устали, но ведь многое уже и сейчас обнадеживало. И Мишка Кошелкин, по койке в общаге сосед, рыжий оболтус -- на третьем курсе! -- факт сей живой и бесспорный в самую первую очередь.
Теперь Игнат был уже не просто Игнат. Теперь он был уважаемый в поселке, завидный студент самого престижного в республике ВУЗа. То, что прежде витало в мечтах, воплотилось конкретно в счастливую реальность.
4
Маленький человечек
Скользя почти невесомо по многолюдному проспекту, Игнат вновь и вновь вспоминал сладостно минувшие выходные в родном поселке.
В субботу прямо поутру, будто в продолжение давней традиции, они, бывшие выпускники, а теперь счастливые победители собрались у центрального сквера на площади. Скинувшись наскоро по традиционному рублику, забежали на часик "туда" в тот самый, знаменитый винный подвальчик. Распивали гранеными стаканами, почти не закусывая, а потом, раскрасневшиеся в жар, говорливые шумно, неутомимо бродили по улицам, и рассказывали, рассказывали. Это были действительно те редкие, неописуемые мгновения, когда сбываются заветные мечты, когда эйфория полнейшая, а неизбежная вскоре обратная сторона медали наподобие игнатова математического кошмара еще только-только застенчиво скалила зубки.