В глубине Великого Кристалла-2
Шрифт:
– Ты и сейчас зубами стукаешь, - строго сказала Юля.
– Почему ты раздетый? У тебя что, кроме этой майки и штанов, надеть нечего?
– Просто мне такой цвет нравится.
– Зачем тебе обязательно этот цвет?
– Надо, - строго сказал Фаддейка.
– Надо не надо, а мерзнуть не годится.
– Да я и не мерзну. Я это... как его... холодоустойчивая порода.
– Ох уж! А сам то и дело сопишь... Вот что, возьми-ка мою ветровку. Это ничего, что длинновата, рукава подогнем.
Юля была уверена,
– А как же ты?
– У меня в библиотеке куртка есть!
– обрадовалась Юля.
– Стройотрядовская. Ты за меня не волнуйся.
Просторная коричневая ветровка оказалась Фаддейке до колен. Он послушно ждал, пока Юля подворачивала рукава. Ветер дергал подол ветровки. Фаддейка запахнул ее на груди, покрутил головой и плечами и сказал со странным удовольствием:
– Как боевой бушлат песчаных пехотинцев Лала.
– Каких пехотинцев?
– Да так. Ты не знаешь, - чуть насупился он. Но тут же улыбнулся. То ли Юле, то ли себе.
Вместе они подошли к библиотеке. С высокого крыльца было видно все Заречье. На плоском берегу, почти у самой воды, Юля разглядела телефонную будку. Отсюда она казалась крошечной.
– Я пошел, - вздохнул Фаддейка.
– Тетя Кира капусту ждет... Хочешь, я вечером зайду за тобой?
– Хочу, конечно... Фаддейка, послушай...
– Что?
Не надо было спрашивать, но у Юли как-то вырвалось:
– А с кем ты сегодня разговаривал там, в будке? Если, конечно, не секрет...
Она тут же испугалась, что Фаддейка рассердится на такую назойливость. И решит, чего доброго, что Юля требует откровенности в обмен на куртку.
Но Фаддейка не рассердился. Он только опять пнул сумку и сказал очень серьезно:
– Вот это как раз секрет.
...Узловатый высохший ствол был добела выскоблен летучим песком. Кора с него давно облезла, ветки осыпались, и лишь пара крепких сучьев торчала, напоминая скрюченные руки. На высоте плеча темнело дупло - будто разинутый рот древнего идола, каких находят иногда в песках Бурого Залесья.
Старый маршал подержал у щеки витую раковину песчаного моллюска и опустил ее в дупло. Сел на коня. Заправил под кожаный нагрудник бороду, чтобы не трепало ветром. Дах молча наблюдал за ним. Он и маршал понимали друг друга без слов. С того дня, как Фа-Тамир взял начальника патрульной сотни в помощники, они не сказали друг другу и сотни фраз. Но сейчас Дах не выдержал. В его широких, не боящихся песка глазах светилось мальчишечье любопытство.
– Вы и правда говорили с ним, Фа-Тамир?
– Да. И не первый раз...
– Сколько чудес в нашем старом мире...
– Он, оказывается, не так уж стар...
Дах молчал, но смотрел вопросительно.
Маршал сказал:
– Сет недоволен, что мы упустили бывшего командира песчаных волков. Это грозит
– Он не уйдет далеко.
– Может уйти. Он разведчик и знает дороги.
– Мои всадники тоже знают дороги... Сет не вернется?
Маршал не ответил.
Маленькое колючее солнце уже коснулось песков. Дрожали в лиловом небе редкие звезды. В поредевшем лагере и на башнях крепости зажигались огни. СЕТ
– Ты все-таки ужасно примитивно мыслишь, - заявил Фаддейка. Выдав такую неожиданно солидную фразу, он съежился на подоконнике, подтянув колени к самым ушам, и стал смотреть в окутанный сумерками двор.
Юля фыркнула - насмешливо и с обидой. Фаддейка опять повернулся к ней:
– Ну, посуди сама... Я же не утверждаю, что я настоящий марсианин. Просто я говорю, что у меня, наверное, что-то есть... ну, такое, марсианское, в крови. Может, кто-то из предков был марсианин. Прилетел, а вернуться к себе не смог. Еще в прошлые века. Ну, женился тут на ком-нибудь, вот и пошло...
– То Беллинсгаузен, то марсианин, - язвительно сказала Юля. Оттого, что за окном хмурый вечер, и оттого, что нет письма, было ей грустно, и в грусти этой проклевывалась какая-то ядовитая нотка. И Юля, сама того не желая, подъедала Фаддейку.
У него-то, у Фаддейки, было нормальное настроение, доверчивое. Он пришел, завел задумчивый разговор о том о сем и, наконец, признался Юле, что он марсианин. Ей бы, дуре, обрадоваться, что он доверил такую тайну, а она хмыкать начала. Будто это даже не она, а кто-то другой в ней сидит. Ну, Фаддейка наконец тоже выпустил колючки. Однако разговор не прекратил, сказал сердито:
– Не хочешь - не верь. Только я тебе по правде, а ты...
– Но как ты докажешь, что это правда?
– Потому что я много раз там все видел!
– Ты что, летал туда? Или там родился?
Вот тогда он и выдал ей про примитивное мышление.
Потом, когда еще поспорили, и скучная ядовитость у Юли незаметно растаяла, Фаддейка проговорил миролюбиво:
– Может, это по-научному все можно объяснить. Может, это у меня память такая... по наследству... Или как она еще называется, если от предков?
– Генетическая?
– Ага! Как у Аэлиты! Помнишь, она на Марсе сны видела про голубое небо и про земные облака? Потому что ее предки были с Земли. А я, может, наоборот... Конечно, про Аэлиту - это придумано, а со мной по-настоящему. Наверное, с моими предками это все было, а мне вспоминается... Разве так не бывает?
– Ох, Фаддейка...
– вздохнула Юля, но уже не насмешливо, а удивленно. И даже чуточку испуганно: за него почему-то испугалась.
А он быстро повернулся, свесил с подоконника ноги, уперся ладонями в косяки и посмотрел Юле в лицо. Темновато так посмотрел, без искорки. И спросил медленно: