В год огненной векши

Нежина Лия

Весь следующий день шли сборы, и дом Мирослава будто надел траур. Отец и братья с Забавой почти не виделись и не разговаривали, занятые приготовлениями. Жены братьев, особенно старшая, супруга Владигора, и раньше-то сторонились княжны, завидуя всеобщей любви к ней, а теперь, похоже, только рады были ее отъезду. Несколько раз за день столкнулась Забава с Изяславом, да поговорить им не удалось, как ни хотелось девушке расспросить его о Всеволоде и Северомирских землях.

В четверик княжеский терем ожил с первыми петухами. Забава собралась

быстро, одежду выбрала простую, удобную, будто на охоту с отцом выезжала. Увидев ее в дверях, северомирские дружинники переглянулись. Ничего не скажешь – хороша светоградская невеста.

Провожать княжну вышел весь город. Всем хотелось посмотреть, богатое ли приданое дают за княжной, да что за брат у жениха, так ли пригож, как говорят. Мирослав снарядился сам с сыновьями, чтоб сопроводить до границы с Заречьем, а в спутники отрядил своего воеводу Тучу и двух лучших дружинников. Уезжала с княжной и ее служанка Луша.

Тронуться в путь рано не удалось: то одно, то другое не пускало. Два воза добра нагрузили, связали. Положили и серебряную посуду, и ткани, и сундук всякого другого добра. В небольшой кованый сундучок сложила Забава травы да коренья лечебные, мази, что по бабкиным рецептам варены.

Выехать сумели лишь ближе к полудню. Княжна сидела в повозке рядом с Лушей. Тревожные мысли не давали ей покоя. Проезжая мимо капища, поклонилась идолам и хотела было отвернуться, да показалось, будто черная тень мелькнула за частоколом. «Померещилось, видно, - подумала, – с чего бы средь бела дня волку к людям выходить». Но когда отъехали уже далеко и захотелось в последний раз окинуть взглядом стены родного города, у частокола, огораживающего капище, снова увидела черное пятно в траве.

Подъехав к опушке Заречного леса, всадники спешились, начали прощаться. Мирослав крепко обнял дочь, прижал к груди, не посчитал стыдным смахнуть слезы с покрасневших вдруг глаз. По очереди подошли прощаться братья. Потом Владигор сам помог сестре сесть на повозку, поправил платье. И вдруг припал лицом к сапогам ее, закричал громко:

– Не пущу! Сердце недоброе чует! Не пущу!

Дружинники растерялись, Мирослав уронил поводья. Забава отшатнулась, пораженная странным поведением брата. Первым очнулся и кинулся к нему Еруслан.

– Что ты, что? – оттаскивал он сопротивляющегося Владигора. – Будто хоронишь ее.

Только Владигор, словно не слыша, бросился как сумасшедший к оторопевшему Мирославу.

– Отец, как ее такую отпустить? – кричал он, вытаращив безумные глаза. – Разве можно отпускать такую-то?

– Молчи! – грозно оборвал его Мирослав, видя, как подозрительно косятся на них дружинники Изяслава. – Всеволода в мужья Забаве сами боги назначили, не нам то порушить.

Медлить более было нельзя. Владигор еще что-то кричал, но братья удерживали его, уговаривали. Отряд сел на коней, и Забава с Лушей долго смотрели еще на оставшихся позади всадников.

Глава 10

Полдня они ехали уже

по Заречному лесу. Негустой березняк, который встретил их, постепенно сменился старыми вязами да кленами, кроны которых, переплетаясь, почти не пропускали солнечные лучи. Места глухие и страшные, населенные лесными духами, но знакомые и родные для Забавы. Бабка не раз приводила ее сюда еще девочкой, братья брали с собой на охоту. И княжна с тоской смотрела сейчас на этот лес, который покидала, возможно, навсегда.

Когда солнце стало клониться к закату, путники отыскали открытую поляну, Живулинский сенокос, запалили костры и стали устраиваться на ночлег.

Привыкшая ходить пешком или ехать в седле, княжна чувствовала себя уставшей. По неровной лесной дороге повозку так трясло, что Луша головы не могла поднять. Желая помочь, Забава отошла от костра поискать лесной мяты, но Изяслав окрикнул ее:

– Княжна, от костра далеко отходить опасно!

– Это наш лес, светоградский, князь Изяслав, мне здесь каждое дерево знакомо, – небрежно отмахнулась Забава.

– Вот так дочка княжеская! – воскликнул Изяслав, догоняя ее, - Что же, и лешего не испугаешься?

– А зачем его бояться? Я лесу никакого урона не нанесу, а за то, что возьму, свое отдам, - без лукавства отвечала Забава, продолжая удаляться от костра.

– Травы что ли какой взять собираешься? – не унимался Изяслав, следуя за ней.

– Вон у того дерева, - указала Забава на старую осину, что росла на южной стороне поляны, - на солнышке мята растет, ее возьму. А отдам лесу, что от трапезы осталось.

Изяслав посмотрел на нее так, будто видел впервые.

– Ну что ж, пойдем, провожу, - сказал тихо.
– А что еще ты про этот лес знаешь?

– Все знаю, - спокойный голос ее звучал так, что Изяславу казалось, будто сам лес с ним говорит.
– Справа от нас болото, топь непролазная, там багульник растет. Его болотный владыка вырастил, чтоб свою водяницу дурманом удерживать. Подпалит он болото, и стелется по нему белый туман. А слева буреломы да медвежьи тропы. Тот лес живой, ни валить, ни ломать его нельзя, зато травы целебные там растут.

– Так ты травница? Лечить умеешь?

– Травы знаю и лечить могу.

– Вот так невесту везу я брату! – воскликнул Изяслав.
– Знал бы раньше – сам посватался!

Но Забава вроде и не услышала, наклонилась к земле, сорвала листочек и растерла между ладоней.

– А вот и мята лесная… - и серьезно добавила, глядя прямо в глаза мужчине.
– Каждому своя судьба, князь.

Одна она знала, как нелегко было казаться строгой и спокойной. Мирослав ни в чем не стеснял дочку, росла она на воле, привыкла запросто ластиться к отцу и братьям. А тут вдруг разом повзрослеть надо, да не забывать, что за каждым словом твоим, каждым делом есть соглядатай.

Как ждала она жениха своего! Сердце, не знающее еще любви и страсти, жгло грудь и жаждало взрослых сильных чувств.