В году тринадцать месяцев
Шрифт:
Градусник под мышку сунуть — это я могу. Сунул, сижу. Смотрю, а он прыг-скок — тридцать девять с половиной. Положил я его на место и плюнул. Не для того плюнул, чтоб насорить, а с досады. К чему, спрашивается, мне такая температура?
Думаю: что делать? Опасно, когда у человека столько градусов в теле. До утра неизвестно что будет, надо кому-нибудь сообщить, что у меня температура. У Генки Морозова нет телефона, но зато у его соседа, полковника в отставке, есть. Пальто надел, шапку надел, пошел вниз по лестнице к Татьяне Осиповой по телефонному вопросу. В водке сорок градусов и во мне сорок, иду шатаюсь, как от
— Здорово!
Отвечает:
— Здорово!
— Татьяна дома?
Она сама услышала, выглянула:
— Кто меня спрашивает?
Я говорю:
— Можно от вас позвонить?
Она:
— Пожалуйста.
Прохожу в комнату, шатаюсь, конечно. Она заинтересовалась, отчего я шатаюсь.
— Ты что-то не в себе, по-моему? Аа-а-а? Куда ты собираешься звонить?
— В Красный Крест, — говорю.
И в шутку, и вроде всерьез.
— Зачем? — спрашивает.
— Поздравить хочу их со столетием. Им в апреле тысяча девятьсот шестьдесят третьего года сто лет исполнилось.
— В апреле… А сейчас какой месяц?
— Ну и что ж, я ж их не поздравлял еще.
Сам шучу, а сам еле стою, а телефон все никак не соединяется. Полковник в отставке с кем-то там разговаривает, и мне достаются одни короткие гудки. Татьяна цап меня рукой за лоб, пощупала, сделала открытие.
— Да ты больной, парень!..
— Не отрицаю, — говорю, — для того и телефон понадобился.
— Ты же совсем больной.
Отняла у меня трубку. Я, конечно, не сопротивляюсь, ее телефон, что хочет, то и делает. Пожалуйста. Идти по лестнице заставила. Я говорю: с моим удовольствием, хоть на крышу. До крыши мы не дошли, я живу на шестом этаже. Первый раз она у меня в гостях оказалась. Я ей стул по-кавалерски предлагаю, интересуюсь про чай и томатный сок. Она мне:
— Какой же ты глупый, парень. У тебя какие-нибудь, таблетки есть? Аспирин, сульфадимезин?
— Не употребляю.
— У меня тоже нет. Что же мне с тобой делать, парень? В аптеку придется идти.
Я тоже понимаю, что без таблеток теперь не обойдешься, но сопротивляюсь для приличия:
— Не надо. Я так оклемаюсь.
— А температура какая? Мерил?
— Мерил… Некоторая.
Она увидела градусник на столе, взяла, а он нестряхнутый лежит, посмотрела, а там тридцать девять с половиной. Я на кровать сел, к грядушке прислонился, вижу, она на меня по-странному смотрит, признался:
— Ну, ладно, давай с тобой натуральный обмен совершим, не как при феодализме. Ты мне в аптеку сходишь, а я тебе патефон починю. Серьезно. Техника все-таки. У нас с матерью тоже патефон был. Только я его на хлеб обменял, когда один остался.
Татьяна не согласилась.
— Давай, — говорит, — лучше сделаем не как при феодализме, а просто по-человечески. Я в аптеку схожу, а ты разденешься и ляжешь. Молока у тебя, конечно, нет?
Она ушла, а мне уже совсем не до смеха. Даже задумался. Если, например, когда-нибудь меня совсем не будет, трамвайное движение остановится или нет? Не остановится. И какое я вообще к людям отношение имею? С какой стати она для меня бесплатно в аптеку должна ходить? Не должна вот, а пошла. Приятно. Дядя Федя тогда душевность проявил — тоже приятно было.
Она пришла с таблетками и молоко в кружке принесла. На кухне поставила греть, прямо совсем меня в неудобное
— Чудной ты, парень, глотай!
Я, конечно, в такой момент не то что таблетку, я не знаю что… колесо от автомобиля проглотил бы. Говорю ей:
— Если тебе где какой выключатель нужно поставить, ты только скажи, сделаю бесплатно. Или если в какой схеме что ковырнуть нужно, ты только скажи. Ковырну бесплатно, и будет работать с гарантией, хоть фирму ставь «made in USSR».
— Ты лучше у себя вот здесь бесплатно ковырни, — сказала она. И показала на мою голову.
Молоко притащила горячее, я уже хотел его пить, а она сообщает мне вдруг новость:
— А молоко, между прочим, я взяла в пятой квартире.
Сказала, а сама улыбается. Я сначала не догадался, трудно при температуре соображается. Думаю, кто это там живет, в пятой квартире? Она не дождалась, когда я вспомню, говорит:
— У Ирины Виноградовой взяла.
— Не буду пить.
— Почему?
Я отказался, и все дела.
— Да ты что… парень?
— Не буду, и все!
И я не стал пить, хотя она потом и уверяла, что у Ольги Дмитриевны взяла, и все такое прочее.
Татьяна Осипова
1
С Анатолием Беловым она познакомилась еще в Москве. Анатолий заканчивал Щукинское училище и собирался остаться в столице. Он ходил по Москве хозяином в пальто нараспашку, без шапки, любил надевать очки в строгой оправе, которые придавали его лицу, как он говорил, «завершающий блеск». Впрочем, очки ему и в самом деле были прописаны врачом от близорукости. Без очков его лицо становилось милым и беспомощным, что вводило в заблуждение многих женщин, которые, опять же по его словам, теряли бдительность и переставали замечать в нем хищника. За что и расплачивались.
За Татьяной он приволокнулся совершенно неожиданно. Пошел провожать, и она не заметила, как очутилась у него под распахнутым пальто. С ним было весело и хорошо. А главное, легко. Он не скрывал своих намерений и говорил, посмеиваясь, что любой девушке с ним будет хорошо ровно столько времени, сколько она этого захочет.
— Да? — сказала Татьяна. — А любовь? Что ты думаешь о любви?
— Ничего не думаю, — ответил он. — А что?.. Я еще для этого слишком молод. Любить самому — это участь стариков. Пусть они и любят, а я предпочитаю, чтоб любили меня.
В тоне было что-то ужасно оскорбительное для некрасивой девушки, какой себя считала Татьяна. Он хотел ее поцеловать и, когда она отстранилась, равнодушно поинтересовался:
— У вас что, поцелуи не проходили?
— У меня уже есть тут один парень. Поэтому, если ты мне ничего другого предложить не можешь, вряд ли нам стоит целоваться, — небрежно сказала Татьяна.
На том и расстались.
Поцеловались они через два года, когда Анатолий приехал в театр, где Татьяна начинала свой третий сезон. Встретились на проходной, обнялись по-дружески, чмокнули друг друга в щеку. Подошла Кира, взяла его под руку, вытащила у него из кармана конфету, зашуршала бумажкой, разворачивая. Анатолий был вторые сутки в городе. «И, как видно, не скучал», — подумала Татьяна.