В Киеве не женись!
Шрифт:
– Можно, – согласился я.
Валентин ЧемерисВ мире буквБасня
Все буквы от А до Я работали в институте «Алфавит». Руководил институтом доктор алфавитных наук A. Eго первым заместителем был Б. Первым заместителем Б был В. У В в свою очередь был заместителем Г, у Г – Д и так до Я. Я был последним в «Алфавите» и поэтому не имел заместителя.
Стиль работы института был такой.
А вызывал Б и говорил:
– Надо работать. Помните, что труд создал человека!
Б вызывал В и повторял
– Надо работать. Помните, что труд создал человека!
В вызывал Г и говорил то же самое… И так до Я.
Я не имел заместителя и ему некого было вызывать. Он работал молча.
Однажды Я сделал очень важное открытие. На радостях он сказал:
– Я открыл!..
В ту же минуту его перебил М:
– Что это за порочный индивидуализм! Что это за яканье в нашем тесном и сплочённом коллективе? Мы все трудимся на благо института, трудимся коллективно, сообща, а ты своим безответственным яканьем противопоставляешь себя коллективу.
Я смутился и начал оправдываться:
– Но я же в самой деле открыл…
М снова перебил:
– Не Я, а Мы! Мы! Понятно? Мы открыли, то есть коллектив. Или ты намерен противопоставить себя целому коллективу? Не забывай, что наш коллектив сплочённый.
Я знал, что коллектив в институте довольно сплочённый, и потому поспешно согласился:
– Ладно. Пусть мы открыли.
– Это уже другое дело, – сказал М. – Но впереди наших имён под открытием придётся поставить и А. Неудобно. А – доктор, многие годы возглавляет институт… Нет и нет, ни в коем случае его не обходить. Ещё подумают, что мы игнорируем начальство.
– Ну что ж, поставим и А, – тяжко вздохнул опечаленный Я.
М почесал затылок и зашептал:
– Но ты же знаешь, что, сказав А, надо говорить и Б. Всё же Б первый заместитель, неудобно обходить…
Приписали Б.
– Всё это хорошо, – снова сказал М. – Но выходит, что мы обидели В. А он так же работает в нашем институте, как мы с тобой. Потом…
Потом, чтоб не обидеть Г, поставили под открытием и Г, за Г – Д и так далее до Я.
Обиженный Я начал протестовать.
– Что вы делаете, ведь я открыл! Я!
На общем собрании сотрудников «Алфавита» крайний и закоренелый индивидуализм Я был единогласно осуждён и не менее единогласно был заклеймён как явление, не совместимое с духом и принципами коллективизма.
А сказал:
– Мы должны развивать здоровый дух здорового, сплочённого коллектива, а не зоологические инстинкты отдельных заскорузлых индивидуалистов наподобие Я.
Собрание единогласно постановило: здоровый дух здорового коллектива развивать и впредь… Под открытием Я подписались все, от А до Я. Правда, поначалу Я тоже хотели было вспомнить в числе авторов открытия, но, принимая во внимание его «крайний индивидуализм, несовместимый с коллективизмом», Я из списка исключили.
Премии
До Я. Потому что Я получил не премию, а строгий выговор за «крайний индивидуализм и себялюбие», что, как известно, не совместимо с принципами здорового, сплочённого коллективизма…
В. СрибныйЖертва спорта
Это чп произошло на центральной улице города минут за двадцать до окончания футбольного матча между местной командой «Металлург» и приезжим «Колосом». Репортаж о редком состязании слушало немало болельщиков, но дослушать им не посчастливилось…
В корзину с пирожками, которыми торговала продавщица гастронома, сперва упало отрезанное ухо, а потом хлопнулся коренастый мужичок, вес которого равнялся весу первого искусственного советского спутника.
К счастью, пирожки были свежие и потому значительно амортизировали падение. Только повидлом залепило глаза ближним покупателям.
Потерпевший был весь в повидле, а из бывшего vxa лилась кровь. В кармане его пижамы нашли два билета в оперетту. Последнее обстоятельство подсказывало, что потерпевший в тот день был в хорошем настроении и не собирался кончать жизнь самоубийством.
Минут через десять после того, как скорая привезла потерпевшего в больницу, машину снова вызвали к тому же дому, из которого выпал первый потерпевший. Оказалось, карету скорой подали жене прыгуна. Это была весьма миловидная дамочка с ямочками на щеках и еще тёплою после парикмахерской модною прической.
К сожалению, она не могла ни слова сказать: она была без сознания. Ее платье было измято и без единой пуговицы. Всё это только усложняло работу оперуполномоченного милиции.
На квартире потерпевших он застал такой ералаш, будто футболисты провели здесь небольшую разминку. Однако его намётанное око сразу же заметило на полу окровавленную бритву, которая тут же была изъята как вещественное доказательство.
Плод отчаянных усилий медицинского персонала – Лариса Алексеевна, так звали потерпевшую, скоро очнулась. Правда, взглянув на своё платье и вспомнив о билетах на оперетту, она потеряла самообладание, но ненадолго. Испив воды, Лариса Алексеевна поведала про всё, как было.
В этот вечер она с мужем, Герасимом Фомичом, собиралась в оперетту. Оба были в наилучшем расположении духа. Вернувшись из парикмахерской, Лариса Алексеевна надела новое платье и начала поправлять новую причёску, а супруг сел бриться. Посмотрев на часы, он вскинулся на ноги и включил репродуктор. Передавали репортаж о первом футбольном матче. Поняв, что нашим уже забили гол, Герасим Фомич заволновался.
– Этого не может быть! – выкрикнул он, намыливая щёку с таким пылом, что залепил мыльной пеной нос и рот. Отплевываясь, бормотал; «Эх, надо было пойти ил стадион!»